– Смотрите, как бы я не накостыляла тебе вместе с твоим подкидышем.

– Это у кого подкидыш?! – озверела Клавдия и начала медленно приподниматься для новой битвы.

Но драка не состоялась. Кто-то позвонил в дверь. Василисе надоела перепалка двух дур: и молодой, и старой.

– Успокойтесь. Что вы делите шкуру неубитого медведя, – сказала она, скрываясь за дверью.

– Кто там ещё припёрся? – проворчала Клавдия. В дверях появилась медсестра в сопровождении Василисы.

– Забирай свой живот и дуй отсюда, чтобы я тебя больше не видела, – прошипела Клавдия сквозь зубы. – Видишь, пришла медик. Сейчас будет лечить «твоего» мужа, – обидно понасмешничила она над соперницей.

– А может, вашего? Уж больно он полюбил вашего сыночка: папа-Яша, папа-Яша, – передразнила Клавдию молодая соискательница.

– Пошла вон, позорница! – замахнулась та на охальницу. – Пока не пришибла. Да «пузо» своё не забудь, – злой подначкой отомстила ей старая претендентка. Алла схватила «живот» и вылетела за дверь.

Прошёл почти год. Тарелкин постепенно выкарабкивался из болезненного состояния. Уже самостоятельно передвигался по квартире, правда, при помощи трости. Его речь нормализовалась настолько, что свободно ругал Клавдию за её макли, когда замечал, что та, играя в «дурака», махлюет с картами.

«Кошелёк» не сдал своих «позиций», так и остался в стане холостяков. Клавдины происки Яков раскусил давно, и это его немало забавляет. Однако Тарелкин благодарен женщине за её заботу, проявленную во время своей болезни.

Со временем Клавдия бросит охоту за «кешалем», а Якова будет воспринимать как близкого человека, ну… как родню, так же, как и Василису.

Как оказалось позже, у всех у них одинаковая жизненная позиция и похожие увлечения: кино, музыка и книги. Со временем добрососедство переросло в крепкую настоящую дружбу, в родство, сделав их жизнь интересной и содержательной.

Яков после перенесённой болезни оставил службу и увлёкся поисками документов своей родословной, для составления «Родового древа». Не обделены его вниманием и дорогие ему женщины: Василиса с Клавдией, его помощницы и жизненные стимулы.

А вот относительно Тарелкиных «миллионов»: не так уж их и много. Однако достаточно, чтобы жить безбедно двум женщинам, и ему, одинокому мужчине. Хотя какой же он одинокий? Если рядом с ним, они – его преданная Василиса и забавная соседка Клавдия?

– Сегодня в двадцать часов всем собраться в большой преисподней. Состоится форум по обсуждению двух вопросов, – войдя в кочегарку, объявила личность, напоминающая жердь; таковой на деревне мужики в праздники дерутся. На плече длинный держал косу, словно собрался на сенокос.

И чертям из кочегарки, и грешникам из котла отлично знакома явившаяся личность: это был местный чёртов спикер.

– На форум допускаются только свои, посторонним вход в преисподнюю воспрещён, – строго предупредил лидер, выразительно посмотрев в сторону котла.

Черти тут же побросали кочерёжки, которыми ворошили жиденький костерок, и нацелились было рвануть на собрание, однако не успели и шагу сделать, как из котла высунулась личность с большой лысиной, в интеллигентных очках, с толстым портфелем и недовольным фейсом.

– У меня претензия, – заявил очкарик. – Я изложил её в трёх экземплярах. – Грешник принялся судорожно рыться в портфеле среди многочисленных бумаг. – Сейчас, сейчас, вы у меня попляшете, – грозился он, бросая обвинительные взгляды в сторону притихших чертей, вытаскивая кляузу.

Черти опустили рога и поджали хвосты: знают, чья кошка сало съела. Ну, начинается! Лысый, как всегда, покатит на них телегу, дескать, черти свои обязанности не исполняют на должном уровне, за костром следят спустя рукава, ленятся подносить дрова, и что в котле совершенная холодина.

– В чём дело? – строго спросил длинный, то есть здешний спикер, у недовольного грешника.

– Ну, ты, фуфло, – вылезая из котла и усаживаясь на край, процедил сквозь зубы амбал, в Белом Свете прозванный двустворчатым шкафом: – Исчезни, в натуре, – и словно пушинку смахнул лысого в котёл.

Он иногда защищал несчастных чертей. Тем приходилось несладко с топливом, и особенно с дровами, когда те сырые. Шкаф из милосердия к рогатым кочегарам иногда сам отправлялся в сарай за поленьями.

Лысый, видать, кому-то на дне котла наябедничал, и тут же вместе с ним выскочила целая орава грешников и накинулись на шкафа:

– Ты на кого батон крошишь?! – заорали они хором.

– Это кто там квакает? – не взглянув в сторону защитников, насмешливо проговорил громила.

– А ты не защищай чертей! – благим матом, поддерживаемый оравой сторонников, закричал с портфелем. – Пусть нормально греют котёл!

– Прекратите пререкаться! – строго постращал с косой.

– Видите, видите, не дают слова сказать! – хором закричали черти, почувствовав защиту спикера, однако на всякий случай спрятавшись за его балахоном.

– Короче, – сказал с косой. – Всему чёртову населению приказываю явиться на форум. Всё!

– Я протестую! – вновь завизжал очкастый вслед длинному, собравшемуся покинуть кочегарку.

– Против чего? – обернулся тот.

– Я протестую против геноцида!

– Слушай, заглохни! А? – вежливо попросил лысого амбал, и не стал сталкивать его в котёл. И уже местному спикеру: – А ты, пацан, в натуре, канай в отстой.

Длинный не заставил себя ждать, и растворился в сумраке подземного лабиринта. И едва он скрылся за поворотом, как черти бросились за ним.

А их словно кнутом подстёгивал крик лысого: ПРОТЕСТУЮ-Ю-Ю-Ю!!! – У-Ю-Ю!! Ю-Ю!

В громадной преисподней просматривался почти полный аншлаг. Черти чинно сидели по лавкам, изготовленным в далёких советских пятидесятых годах. Всё недосуг местному кагалу заменить деревянные позорища с откидными сиденьями на современные кресла. Просто стыдоба перед забугорным бесовским представительством – видите ли, средств не хватает на приличные седушки.

Черти знали, куда денежки уходят, да только побаивались хвостатые об этом говорить вслух. Один чёрт рискнул намекнуть, и что из этого вышло? Теперь вместе с грешниками парится в котле. Правда, бесенята не забывают своего отчаянного батьку, приносят передачки, чтоб веселее было тому томиться в неволе.

Но чёрту так понравилось общество грешников, что когда зачитывали его реабилитацию, нырнул на самое дно котла, и носа оттуда не высовывал. Его пробовали выманить наружу, посулив субсидию, однако помилованный так и не показался на поверхности. Ничего не добившись, благодетели плюнули с досады и отправились восвояси, не солоно хлебавши.

Убежавшие на форум черти бросили кочегарку на произвол судьбы. Дрова прогорели, угли остыли, грешники повылазили на поверхность и расселись по краям котла. Самые отчаянные внесли предложение: всем вместе двинуть колонной на чёртов форум.

– Даёшь маёвку! – закричал во всю глотку лысый, готовый хоть сейчас начать протестовать, неважно по какому поводу.

– Заглохни! – шумнул на него шкаф. – Пацаны, давай стройся. Путь нам знакомый, не заблудимся. Идём колонной.

– Я протестую! – принялся за своё интеллигент с портфелем, однако был оттеснён в самый хвост.

– Запевай! – скомандовал шкаф и сам запел:

«… там на переулке, в кожаной тужурке…»

– Я протестую! – донеслось с хвоста. – Это не маршевая песня, и завизжал противным голосом: «…Мы смело в бой пойдём…»

Однако ни у кого не получил поддержки своему политическому порыву.

В зал большой преисподней колонна грешников втиснулась с осторожностью и без сквернословия. Принялись занимать свободные места. Чтобы не быть обнаруженными в первые минуты работы форума, шкаф усадил интеллигента рядом с собою и прикрыл ему рот ладонью, опасаясь раньше времени от него выкриков «протестую».

В зале заиграла торжественная музыка, засверкали разноцветные огоньки, словно пришёл Новый год. Однако вместо него явился спикер в балахоне, с неизменным косовищем на плече. Торжественным шагом промаршировал на трибуну, уселся за стол и объявил, что форум открыт, и что сейчас он огласит повестку дня.