В очень подробных мемуарах Елены Дягилевой об этих четырех убийствах больше упоминаний нет. Но какова была их предыстория? Какое влияние оказали эти события на жизнь поместья и деятельность заводов? Знали ли дети о случившемся и если знали, то как реагировали? В те дни убийство не было редкостью в Перми. Любой интересующийся, взяв в руки газету за 1882 год, может узнать о все новых и новых убийствах и «насильственных смертях». Так, не прошло и месяца после кровавой драмы, как в газете сообщили о том, что перед домом Дягилевых обнаружен труп молодого человека31. Вероятно, он насмерть замерз в состоянии сильного алкогольного опьянения. Похоже, дети с ранних лет слышали о насильственной смерти, но убийство четырех человек, совершенное Эскиным, все равно было чем-то из ряда вон выходящим и ужасным. Сергей наверняка был в курсе дел, ведь весьма вероятно, что он хорошо знал Эскина и его семью, но какая-либо дальнейшая информация об этом отсутствует.
Так же мало известно и о том, как все это отразилось на делах. Составляли ли сумму в 50 тысяч рублей только долги Эскина или сюда входили деньги, заплаченные в виде взяток (скажем, для того, чтобы имя Дягилевых не появилось в газетах)? Павел, конечно, не мог полностью заплатить все эти деньги, не влезая в новые долги. Нужно было искать какой-то выход. Примерно через год после убийства он закладывает на пятилетний срок все свое состояние (фабрики и все дома с движимым имуществом), заключив договор со своим прямым конкурентом Альфонсом Поклевским-Козелл32.
Условия договора, который Павел заключил с Поклевским-Козелл, были очень просты: Павел обязывался возвратить в течение пяти лет всю сумму в 125 тысяч рублей, в противном случае его дом подлежал продаже.
Все чаще Елена пишет в своем дневнике о новых и новых долговых обязательствах Павла, а к концу 1889 года ситуация становится и вовсе безнадежной. 23 мая 1890 года Поклевский-Козелл обращается в суд с требованием о распродаже имущества Павла на открытых торгах33. Отцу Дягилева дают последнюю отсрочку на четыре месяца для погашения всех долгов.
III
Взлет и падение
1890–1891
Несмотря на события в Бикбарде, принявшие в скором времени фатальный оборот, Сергей после выпускных экзаменов отправился в столицу поступать на юридический факультет. Затем он поехал погостить в Богдановское, поместье Философовых под Псковом, где впервые встретил юношу, которому суждено было стать его первой любовью. Его звали Дмитрий – Дима Философов, и он был сыном Анны Философовой. Родители двоюродных братьев уже некоторое время переписывались между собой. Они решили отправить их в совместный «гран тур» – длительную поездку по крупным городам Европы, как это было принято в дворянских семьях. После возвращения молодые люди, опять-таки вместе, должны были приняться за освоение юридической науки.
На самом деле для представителей аристократии существовало лишь два способа продвижения по общественной лестнице и укрепления своего положения в обществе: это служба в армии (как это было в случае с отцом и дедом Дягилева) либо чиновничья карьера. Сергей не был создан для армии, и поэтому решили (вероятно, без долгих обсуждений), что государственная служба подойдет ему гораздо больше. Юридическое образование служило для этого наилучшей основой. Есть основания предположить, что в свои восемнадцать Сергей представлял себя в своей будущей взрослой жизни кем угодно, только не государственным чиновником, но все прочие варианты были столь же мало привлекательны. Государственная служба гарантировала официальный статус, связи, разные привилегии и доход либо, по крайней мере, налоговые льготы. Ее не чурались даже те, кто проявлял склонность к артистической деятельности. Многие композиторы, которыми восхищался Дягилев, такие как Мусоргский, Римский-Корсаков, Кюи, Бородин, в первую очередь состояли на государственных должностях или служили в армии, что не мешало развитию их художественных дарований.
Путешествие, к которому готовились в Богдановском Сергей и Дима, было задумано как последний глоток свободы, вслед за которым юношей ждали первые шаги по пути избранной профессии. Атмосфера, царившая в поместье Философовых, очень напоминала атмосферу в Бикбарде, при этом Богдановское было не просто семейным поместьем. Оно располагалось гораздо ближе к столице, и съезжались туда не только родственники, но и многочисленные друзья, знакомые, коллеги и единомышленники. Друг Дмитрия Александр Бенуа, нередко посещавший Богдановское, оставил яркое описание жизни в этом поместье:
«Веселились же у Философовых часто и по всякому поводу. Собиралась масса народу – старого и молодого; какие-то генералы, адмиралы и сановники засаживались за карты с почтенными дамами; кузены и кузены кузенов (а то и дяди помоложе) тут же дурачились, как малые дети, играли в “маленькие игры”, спорили, разыгрывали шарады. Почти всегда это переходило в танцы, и в таких случаях в самой просторной комнате в квартире, в почтенном, чуть мрачном кабинете члена Государственного совета ставилось пианино (обыкновенно находившееся в Диминой комнате), и я или Валечка лихо разыгрывали наш “салонный репертуар”: вальсы, польки, мазурки, кадрили. Меньше мы любили, когда Анна Павловна заставляла знаменитого адвоката Герарда говорить стихи. Его специальностью был Альфред де Мюссе, но то, как он, не без аффектации, произносил французские слова, вызывало в нас – слушателях – мучительные припадки едва подавляемого смеха»1.
Внешне Дмитрий был полной противоположностью артистичному, веселому, чувственному и порой грубоватому Дягилеву. Философов был рациональным, флегматичным молодым человеком аналитического склада ума, с саркастической жилкой. Стройный, элегантный, часто болезненный, порой высокомерный, при этом сугубо городской, благородного происхождения.[35] Как пишет В. В. Розанов в «Мимолетном», «Рожденный “в праздности и лени”, всегда, “как денди лондонский одет”, он, естественно, стал эстетом, почитал Оскара Уайльда и готов был носить “большой подсолнечник”»2. Философова отличала любовь к литературе, он признавал за собой писательский дар. Несомненно, общаясь с Философовым, Дягилев многое узнал о литературе. Тому, в свою очередь, очень помогала музыкальная эрудиция Дягилева. Сергей черпал у Дмитрия знания в области театра. В старших классах гимназии Философов вел тетрадь, в которую записывал увиденные спектакли. За год до выпускных экзаменов в этой тетради значилось 59 спектаклей, в том числе спектакли Мейнингенского театра,[36] приезжавшего на гастроли в Санкт-Петербург в 1885 и в 1890 годах и оказавшего столь заметное влияние на Станиславского.
Двоюродные братья сразу нашли общий язык. «Большую часть времени провожу с Димой, – писал Дягилев мачехе. – Много болтаем, он очень умный и интересный. Мы с ним во многих вещах сходимся»3. Философов с Дягилевым стали любовниками, но, когда в точности это произошло, неизвестно, скорее всего, уже после их поездки.[37]
Александр Бенуа дает понять, что Дмитрий уже в гимназии вступал в гомосексуальные отношения с некоторыми из своих соучеников, особенно с будущим художником Константином, или Костей, Сомовым, которому предстояло занять важное место в кругу Дягилева4. В дальнейшем Дмитрий стал серьезным публицистом и специализировался в основном на философских и литературно-критических вопросах. Его более поздние эссе написаны скрупулезно, без каких-либо смелых выводов – довольно сухие, но всегда продуманные, они были не лишены глубины. Такая сухость и скрупулезность характерна и для ранних его работ, включая дневники, – в отличие от писем Дягилева, всегда эмоциональных, полных грамматических неточностей и гипербол, чуть ли не истерических в своей театральности. В общем, удивительно, как эти два юноши могли сойтись.
