Фалвен, не скрывая своего изумления, откинулся назад.

Ринченцо же только одобрительно улыбнулся.

— Там уже и сейчас немало наших последователей. Только достаточно ли, чтобы изменить соотношение сил?

— Возможно, — сказал Пелим.

— В таком случае я с радостью поддержу это предложение в Совете.

— Я тоже, — протянул Фалвен.

— В настоящее время на Виотии по отношению к нашим последователям проявляется некоторая враждебность и раздражение, — сказал Этан. — Если червоточина откроется и экономика планеты окажется привязана к нашей, раздражение может перерасти в уличные столкновения. Нам необходимо гарантировать безопасность всем приверженцам Воплощенного Сна.

— Мы можем это сделать? — настороженно спросил Фалвен.

— В основных мирах зоны Свободного Рынка достаточно сил правопорядка, чтобы поддержать законность на Виотии, — сказал Пелим. — После избрания Этана мы провели дополнительный набор персонала.

— И этого хватит?

— Да.

— Понятно.

— Я сожалею о неудобствах для населения Виотии, к которым может привести такой вариант, — сказал Этан. — Но нам нельзя лишиться шанса отыскать Второго Сновидца.

— Если бы мы только знали, почему он отказывается себя обнаружить, — сердито протянул Ринченцо.

— Не исключено, что он и сам об этом не знает, — устало ответил Этан.

— Как он может не знать?

— Иниго потребовалось несколько недель, чтобы понять, что с ним происходит. Сначала он решил, что это какое–то наложение полноэмоциональной драмы, просочившейся в Гея–сферу станции «Центурион». Я полагаю, что Второй Сновидец тоже заблуждается. Ведь сначала это были лишь небольшие фрагменты, краткие видения Небесного Властителя, которые мы вместе редактировали. Теперь контакт установлен, продолжительность и отчетливость снов возрастают. Как и в случае с Иниго. Скоро наступит кульминация, и тогда Второй Сновидец осознает, для чего он избран.

Фалвен растерянно обвел взглядом всех, кто находился в овальном кабинете.

— В таком случае зачем же нам присоединять Виотию?

— А вдруг Второй Сновидец не входит в число наших последователей? — вкрадчиво спросил Этан.

— Но…

— Есть и другие сценарии, много хуже, чем этот, — сказал Пелим. — Например, если кто–то из наших противников найдет его раньше и использует для срыва паломничества.

— А они будут искать, — заметил Ринченцо.

— Конечно, будут, — согласился Этан. — Но у нас, при нашем влиянии на Гея–сферу, имеется огромное преимущество. И его не в состоянии преодолеть даже презренные фракции АНС. Мы должны отыскать его первыми.

— А если он откажется нам помогать? — спросила Фалвен.

— Заставить его изменить образ мыслей, — ответил Пелим. — В буквальном смысле слова.

— Я полагаю, это необходимо, — неохотно признал Ринченцо.

— Надеюсь, что до такого не дойдет, — сказал Этан. — Но мы должны быть готовы к любым неожиданностям.

— Да. Я понимаю.

— В первую очередь я хотел бы обратиться напрямую и к Второму Сновидцу, и к Небесному Властителю, — продолжил Этан.

Мысли Фалвена подернулись удивлением, которого он даже не пытался скрыть.

— Обращение в унисфере?

— Нет. Прямое вмешательство в следующий сон.

— Как?

— Второй Сновидец транслирует сны в узлы восприятия в реальном времени, — сказал Пелим. — В последнем сне, в самом его конце, проскользнула незначительная аномалия. Заметить ее очень трудно, мы уверены, что на нее не обратили внимания большинство наших последователей. Но наши мастера снов тщательно изучили эти последние моменты. К потоку сознания Небесного Властителя примешивается человеческое чувство. Слабое ощущение удовольствия, окрашенного сексуальными нотами. Вероятнее всего, это свидетельство удовлетворения после совокупления.

— Второй Сновидец принимает сон Небесного Властителя во время сексуальных утех? — недоверчиво спросил Ринченцо.

— В моменты расслабленности человеческий мозг наиболее восприимчив, — сказал Этан. — И такое состояние возникает как раз после соития.

— И с Иниго тоже так было?

Фалвен едва сдерживал негодование.

Губы Этана дрогнули в довольной усмешке.

— Мне неизвестно. Но Иниго никогда не передавал свои сны в реальном времени, так что мы вряд ли теперь узнаем, как это было. Замеченная аномалия доказывает, что все происходит именно так. А следовательно, мы можем вмешаться и поговорить и со Вторым Сновидцем, и с Небесным Властителем. В случае успеха мы получим шанс установить прямую связь без посредничества Второго Сновидца. И все наши проблемы будут решены. Виотия потеряет значение, как и сам Второй Сновидец. А мы на шаг приблизимся к Бездне.

— Это было бы… великолепно, — сказал Фалвен.

— Сейчас наши мастера снов следят за узлами восприятия Виотии, чтобы определить, когда начнется передача Второго Сновидца. Как только это произойдет, мы предпримем свою попытку.

— А если она окажется неудачной?

— Тогда ты представишь Совету наше предложение.

Четырнадцать столетий — долгий срок жизни по любым стандартам. Однако некоторые граждане Содружества оставались в своих телах и дольше; кое с кем из них Паула даже встречалась. Но их общество ей не нравилось. В большинстве случаев это были члены Династий, не желающие забыть времена, когда их семейные империи правили Содружеством. После того как биононики, АНС и цивилизация Высших навсегда изменили Центральные миры, они собрали остатки своих богатств и удалились во Внешние миры, где пытались продлить свой персональный золотой век.

Им хватало денег и смелости на создание экспериментальных обществ, в чем–то новых, в чем–то интересных, но при всей своей близости к бессмертию эти люди никогда не пытались принять новый образ жизни. И чем дольше они умудрялись поддерживать свои личные маленькие империи, тем сильнее становилось их неприятие любых перемен. Особого расцвета стремление к социальному строительству достигло на Айоуд, где правили представители семейства Халгарт. Этот мир сопротивлялся изменениям еще более стойко, чем Рай Хаксли. По окончании пятидесятилетней жизни все граждане проходили процедуру омоложения, во время которой их память стиралась, и никто, кроме правительства не знал, кем они были и каким делом занимались. После выхода из клиники их снова обучали той же профессии, и еще пятьдесят лет они выполняли все ту же работу, что и в предыдущие пятьдесят, сто или триста лет. Это был настоящий феодализм.

Триста лет тому назад Паула с группой тайных агентов посетила тот мир. Агенты внедрились в клиники омоложения и начали медленно склонять людей к неповиновению. В последующие несколько лет механизм стирания памяти стал несовершенным, что позволило клиентам клиник вспоминать, кем они были раньше. Тысячи женщин обнаружили, что в их обновленных телах снова функционирует матка. Одновременно развивалась подпольная сеть помощи нелегальным матерям и их детям, которая организовала их в политическую силу сопротивления власти Халгартов.

Через сорок лет после завершения этой миссии на Айоуде произошел раскол, и правительство Халгартов было свергнуто почти без сопротивления. Еще полторы сотни лет потребовалось, для того чтобы извращенный мир обрел равновесие и встал на путь социально–экономического развития по образцу обычного общества среднего Внешнего мира.

В то время Паула беспокоилась, что она еще не готова к миссиям подобного рода. Значительные изменения происходили и в ней самой. С одной стороны, она сознавала, что должна приспосабливаться к постоянно изменяющейся культуре Великого Содружества. Но, в отличие от всех остальных, ей для этого пришлось решиться на физические изменения. Тщательно выверенное строение ее ДНК жестко ограничивало нервную систему, придавая личности определенные черты. И для того чтобы выдержать любые изменения в психике, ей требовалось сначала разрушить старые барьеры, а это уже граничило с разрушением личности. Но самолюбие — как и у любого другого человека — не было обусловлено наличием особых звеньев ДНК; Паула считала себя вполне адекватной личностью, другими словами, ей нравилось быть самой собой. Тем не менее при каждом омоложении она подвергала свою психику едва заметной модификации. К концу трехсотлетнего процесса она еще проявляла чрезмерную настойчивость в отношении многих вещей, но теперь это был уже не физически непреодолимый инстинкт, а сознательный выбор. Давным–давно, когда она пыталась преодолеть стремление арестовать преступника, чтобы достичь главной цели, ее организм подвергся тяжелейшему потрясению. После снятия физиологических ограничений, наложенных Фондом, разум Паулы стал работать с такой эффективностью, о которой его давно ушедшие в небытие создатели даже и не мечтали. От рождения ей было дано стремление преследовать отдельных преступников, которые могли появиться в обществе Мира Хаксли; теперь же она получила способность смотреть на проблемы в глобальном масштабе. Но ни одно из изменений ни в малейшей степени не затронуло ее личности; Паула всегда отчетливо различала грань между добром и злом. Ее душа осталась нетронутой.