- Разве теперь тебе больше не весело?

- Я имел в виду – с другими парнями.

Ну и вот оно. Я знал, что однажды это случится. Просто надеялся, что это произойдет лет черед десять-двадцать.

Я вздохнул и подцепил кусок пиццы, стараясь смотреть куда угодно, только не ему в глаза. Я пытался придумать, как ему все это объяснить, как найти слова, которые он поймет. Слова, которые его не разозлят, не воскресят ужасные воспоминания и не разрушат все навсегда.

- Думаю… я типа как принял решение… что не хочу больше быть… с другими парнями.

Я смотрел в стол и крошил в пальцах корку от пиццы, молясь про себя, чтобы на этом мы закрыли тему. Ага, как же!

- Это еще что за хуйня? – спросил он. – Какого черта это значит?

- Это значит именно то, что я сказал. Я ни с кем не был с тех пор, как мы воссоединились, и не хотел этого, так что… вот и все.

Я осторожно взглянул на него и едва не рассмеялся над выражением его лица. Это, правда, было очень забавно. Он был совершенно ошарашен, рот его так широко раскрылся, что туда муха могла бы залететь. Не помню, чтобы когда-либо видел его настолько озадаченным.

- Для тебя это проблема? – спросил я.

- Ээ… для меня нет, но я думаю, что это станет проблемой для тебя.

- Ну если бы это было так, я бы этого не делал.

- Но это несправедливо, - сказал он. – И потом, мы не какие-то женатые педики. Ты не обязан…

- Дело не в этом, - перебил я. – Я просто не хочу.

Он продолжал напряженно смотреть на меня, ожидая объяснений. Но как я мог сказать ему всю правду? Что я – не он и никогда не смог бы им стать. А когда пытался, это привело нас к катастрофе. Что я всегда все проебываю, нарушаю правила и в итоге причиняю ему боль просто потому, что не умею относиться к этому так, как он. Что теперь, когда я смотрю на эту часть его жизни, мне иногда становится нехорошо. Я не ревную, и меня давно уже это не заводит, как бывало раньше. Мне просто делается тошно и больно за него. И я до сих пор надеюсь, что однажды он остановится. Но не ради меня. Ради себя.

- Слушай, для меня… это не так просто, - наконец, сказал я.

- Что не просто?

- Ну… трахать случайных парней, не давая волю чувствам.

- Блядь, да ты у нас прямо святой, - фыркнул он.

- Да нет… Просто мне это не приносит удовольствия. Мне от этого не весело. На самом деле меня это типа как удручает, а ебля вроде должна веселить. В смысле… разве не ради этого все и затевается?

- Ну, да, но… Значит, тебе было не весело?

Вид у него стал слегка пришибленный, и я понял, что он вспоминает старые добрые времена и гадает, не делал ли я всего этого просто ради того, чтобы ему угодить. Что, в общем-то, отчасти так и было. Ну и плюс к тому я в то время был перевозбужденным подростком, которому просто очень хотелось трахаться.

- Временами было, - честно ответил я. – Просто мне больше нравится, когда мы вдвоем.

После этого он молчал, кажется, лет сто. Я взял еще кусок пиццы. Один из трансвеститов взобрался на сцену и запел «Ксанаду».*

- Я не хотел тебе говорить, - наконец, сказал я. – Знал, что тебя это озадачит.

- Я не озадачен.

- А кажется, что озадачен.

- Вовсе нет, я просто… Просто думаю о том, как нам построить завтрашний день. Наверное, придется встать пораньше. Чтобы посмотреть все достопримечательности.

- Ты хочешь посмотреть достопримечательности?

- А разве не для этого мы сюда приехали?

Я отчетливо помнил, как в машине, когда я зачитывал ему путеводитель, он все время прерывал меня скептическими комментариями и, в конце концов, рявкнул:

- На хуй Аквариум! Будем трахаться!

Не то чтобы я собирался жаловаться на такой расклад.

- Сейчас только полночь, - сказал он, и я почувствовал, как он потерся об меня ногой под столом. – Можно вернуться в отель, устроить себе сон красоты, а прямо с утра отправиться смотреть на гигантский моток бечевки.

- Гигантский моток бечевки находится в Канзасе.

- Да насрать. Пошли.

Он взял меня за руку, повел в отель, и кончилось все тем, что мы трахались до трех утра. Что вроде как лишило смысла раннее возвращение в номер, но, как я уже говорил, жаловаться на такой расклад я не собирался.

***

- Ебааать!

Предложение было, конечно, заманчивое, не будь оно сделано в такой проклятый богом час. Я накрыл голову подушкой, чтобы приглушить звук его голоса.

- Брайан, ты спишь? Только посмотри на это!

Я застонал и глубже закопался в подушки. Я явно еще не был готов перейти к той части пробуждения, которая предполагала открывание глаз. Или вылезание из постели. Или формирование связных мыслей.

- Брайан, только представь, оказывается, мы вчера чудом не погибли!

Вот, кажется, что-то такое он и сказал. Впрочем, потом он, по счастью, замолчал, и я снова начал задремывать. И дремал до тех пор, пока не почувствовал, как к моему члену прикоснулась теплая мягкая ладонь. Тут я застонал и сдвинул подушку с лица. Так просыпаться было куда приятнее.

Он так нежно и неспешно мне дрочил, что я неосознанно уперся пятками в постель и начал подаваться бедрами вверх, навстречу его руке. Затем он задвигал рукой быстрее, и я проснулся окончательно. Открыл глаза, сфокусировал взгляд на его лице и улыбнулся.

И тут мелкий пизденыш убрал руку.

- Какого хуя ты делаешь? – проворчал я, переводя дыхание.

Его улыбка тут же испарилась, и он шваркнул мне на колени какую-то долбанную газету.

- Пытаюсь, блядь, привлечь твое внимание, - рявкнул он и ткнул пальцем в статью на первой полосе.

- Подумать только, Кейт Хепбёрн умерла. Надо, наверно, позвонить Эммету, узнать, как он там, - я схватил его за руку и попытался вернуть ее на мой ноющий член.

- Нет! Брайан…

Он снова ткнул пальцем в газету. Ну да, я так и думал, что он именно эту статью имеет в виду. Похоже, примерно часа через полтора после того, как мы вчера ушли из клуба, какой-то псих взорвал там бомбу. При этом по счастливой случайности из ошивавшихся там вчера четырех сотен пьяных педиков пострадали только три человека.

- Три человека погибли, Брайан! - взвизгнул он. – На их месте могли оказаться мы.

Я взглянул на него и обнаружил, что по непонятным мне причинам он в самом деле напуган.

- Да мы почти за два гребанных часа до этого оттуда ушли. Это все не значит, что мы чудом избежали неминуемой смерти. Так что прекрати драматизировать и закончи то, что начал.

Он злобно на меня посмотрел и вырвал у меня из рук газету.

- Сам закончи! – буркнул он и плюхнулся на стул спиной ко мне.

«Ну начинается», - подумал я и потащился в душ. Мне никогда не удается предугадать, что, по его представлениям, я должен сказать или сделать. Он ждет от меня каких-то эмоций, которых у меня попросту нет, а потом злится на меня за то, что у меня их нет. Будто бы я должен заранее догадаться, какой реакции он от меня ждет, а потом просто сымитировать ее. Да на хуй это дерьмо! Ему бы давно уже пора понять, что я этого делать не буду.

Я смотрел, как моя сперма смывается в водосток. Пришлось позаботиться о себе самому, спасибо дорогому Джастину. Вот же еблан мелкий!

Однако пока я стоял в душе, прижавшись затылком к стеклу и чувствуя, как струи воды стекают у меня по спине, я невольно начал смотреть на все под несколько другим углом. Что, если происшествие в клубе напомнило ему то, что случилось с ним самим несколько лет назад? Когда он получил по голове битой только потому, что какой-то психованный уебан никак не мог смириться с тем, что в мире существуют педики, и он сам – Господи, помоги! - может оказаться одним из них. И потому решил, что проще будет убить их всех, чем задавать самому себе неудобные вопросы.

- Ну так что у нас сегодня на повестке дня, мистер Тейлор? – спросил я, выходя из душа.

Он все так же сидел на стуле. Я увидел, как он сжимает пальцами переносицу, и быстро отвернулся. Мне вовсе не хотелось знать, плакал он или нет. Так что я просто пошел к шкафу и начал перебирать висевшую там одежду.