- Ну да. Не забалуешь. Раз уж фон всей нашей истории морской, то еще скажу: семья здорово похожа на экипаж корабля. Если семья делит работу на мужскую и женскую, это кончается плохо. То есть, отстоял ты восемь часов на вахте, и спать пошел. А что шторм кругом, и борта разошлись, то уже обязанность не твоя? Выживают, где в шторм все работают. И добычу в общий котел, и потом на всех без утайки. Есть даже вполне логичная гипотеза, что греческая демократия - наследство корабельных экипажей.

- Это как?

- Это вот прижало судьбой какое-то племя или часть его. Надо кочевать. Но наземные пути перехвачены соседями, да и вещички тащить накладно. Поневоле, выходят питекантропы в море. А там обучение на практике, методом полного погружения в Тихий Океан. Если не потопнут, разосравшись за последний глоток воды, так уже доплывает не орда сракопитеков, а сработанный экипаж самых настоящих полинезийцев или там викингов. Все решения вместе, выполнение вместе, один за всех, и все за одного. “Солнце на парусах”, в общем.

- И чего?

- А теперь скажи, доктор. На кой черт русалкам в подобном раскладе мы? Обеспечивать их? Защищать? Мы - их? Не смешно. Вот я видел сцену объяснения Виктора с Конго... Ну, ты же “Сказку” не смотришь.

- Некогда особо.

- Мы тебе архив потом зальем, найдешь время. Честно говоря, эту сцену еще не выкатили. Я на фанатском форуме нашел. Там Виктор прямо так и спрашивает: а что мне тебе предложить?

- А Конго что? Мне Такао показывала, как флагман может ответить.

Корнет хмыкнул:

- Ответ Конго ты сам на экране увидишь. А я после той сцены два дня на работу не ходил. Потому что мы из постели не вылезали. Это чувства? Безусловно! Как умела, так и выразила...

Корнет оглянулся, нет ли его девушки поблизости.

- Что я могу дать ей взамен? Тепло и ласку? Черт, но меня же не учили мурлыкать! Наоборот: лицо кирпичом, ты же мужчина!

Парень скорчил такую уныло-плакатную рожу, что доктор невольно усмехнулся.

- Ничего не давать? Сыто облизнуться и сказать “спасибо”? Для таких придумано слово “альфонс”. Предложить ей... Что? Выгрызать из конкурента материальные блага нас учат с детства. А про духовную сферу одни только попы всех мастей с важностью рассуждают. Или артисты поют, сводя в большинстве своем к тому же плотскому желанию.

Врач поглядел из-под крыла. Накатывающий ливень затянул серым горы. Вскипели потоки на дороге, черный асфальт превратился в белопенную реку. Стена дождя надвигалась медленно, неспешно, давая жалким людишкам прочувствовать собственное ничтожество перед жизнью планеты.

- Корнет. А к чему это все? Кино это. Разговоры наши. Куча слов.

- Так ведь Крым, Донбасс, майдан, Одесса тоже всего лишь слова... И совсем уж потом, аж в пятнадцатом году, Второй Удар. Слова - в кино там, или на бумаге - формируют общественное мнение. Как мы русалок сейчас нарисуем, так их наши дети и воспримут.

Корнет помолчал и прибавил без прежнего запала:

- Поговорить мне особо не с кем. А тебя хотел отвлечь от мыслей тяжких.

- Вместо этого загрузил еще больше.

Корнет с размаху пнул зеленый ящик-стол, и тот выехал из-под крыла в капли начинающегося дождя.

- Я проклят! Я не могу не думать! Док. Мы опять залезли в жопу. Мы увидели красивые личики, гладкие ножки - и на этом, прости за метафору, кончили. Надо идти дальше - а куда? А нахрена? И тут неплохо кормят... Но не идти нельзя, жопой чую! Помнишь, у Бродского: “Поэт... там начинает, где его предшественник кончил”.

- Это же не в рифму?

- У него, кроме стихов, еще пьеса есть. “Мрамор”.

***

- Читал я “Мрамор”, - Ермолов перекинул широкие листы фотоальбома. Со страниц улыбались красивые люди. Глянцевые небеса. Блестящие автомобили. Посол отодвинул издание.

- И чем же похождения Тиберия вас так растревожили, что вы примчались ко мне сквозь ливень?

- Есть от чего тревожиться, - возразил мокрый насквозь доктор, выжимая волосы в широкую кадку с пальмой. - Мы этих девчонок используем для грызни со штатами. Они же ничего толком не понимают! Мне не нравится этот сквозной трах. Но даже он, получается, лучше - чем играть их втемную.

Посол дружелюбно улыбнулся:

- По порядку. Любовные игры - это мода среди русалок на вас, людей. Скоро пройдет, как всякая мода. Делаем политику с русалками мы с полного их согласия, после тщательных обсуждений, штабных игр. Не будем делать политику мы, будут штаты. А не бороться за мир - желательно, весь! - мы не можем. Ты хочешь правду? Вот правда: любое государство имеет свои интересы. Нравится это или нет, стоит крови или нет, наше назначение их отстаивать. Ты работал на шахтах Воркуты. Представь, как это было бы без государства...

Вот зря Ермолов это сказал!

Середина зимы восьмого года. Середина ночи, любимый романтическими придурками “час быка”. Провонявшая потом дежурка; слабый толчок в ноги. Опытный начальник смены резко скучнеет. Где? Где? Звоните, с телефонов не слазить! Где, сука ж его мать! Где?!

Третий горизонт, четвертый добычный участок! Глубина девятьсот. У нас горит! Есть пострадавшие! Доктора!

И так страшно входить в клеть! Как чувствовал: на середине полета гулкий удар, уже хорошо слышный в основном стволе... Телефон трещит. Взрыв метана. С верхних горизонтов люди уходят. Восемь с конвейерного. Четыре гроза. Пять электриков. Еще пять. Двадцать два. Сколько было всего?

Сорок девять. Первый и четвертый участки не вышли. Связи нет. Ну, понятно. Пошли.

На нижних горизонтах дым. Пласт пошел. Пошел, сука. Здесь не пролезем. Пошли кругом. Сколько? Херня, километров десять. Эй, а дышать из жопы товарища? У нас патронов для регенератора не хватит! Значит, живо чакры отрастил, и дыши через лотос. Там тридцать человек на смене... Здесь не пролезем. Здесь тоже... О, вот здесь. Кабель кончился? Беги, сообщи наверх. Наконец, обошли завал. Инта прислала помощь? Что, как это двое суток прошло, ты ох*ел? Только что спустились!

Нашли четверых человек. Уже холодные. Пласт горит. Дым. Видимость ноль. Доктор держался за плечо переднего; в какой-то момент потерял его, пошарил рукой в черном дыму, нащупал. Потянул. Сука. Пятый. Холодный тоже. А вот и передний остановился: цепь разорвана, дальше не идем. Как ты его увидел, доктор? Да ты шандец везучий, семье хотя бы тело поднимем.

Пожар. В дыму видимость ноль. Поиски наощупь результатов не дают. Двадцать пятое число. Траур уже три дня. Спускались вообще восемнадцатого. Наверх. Наверх. Тушить будут. Вода пойдет. Семнадцать человек не нашли. Простите. Не прощайте. Двести сорок тонн в час. Вода пошла!

И долго еще доктору снилось, как подступает к горлу черная вода с угольной пылью, и ноги прижаты, и помощь не идет; и доктор просыпался со звериным хрипом, колотя ногами спинку дивана - кот, гребаная шерстяная скотина! Приспособился на ногах спать!