Шнайдер (не путать с однофамильцем Абрамом Шнейдером!) встречал оккупантов в Гуляй-Поле. Вместе с гогочущими сичевиками - представителями Центральной Рады - пришел в штаб- квартиру анархистов; там он учинил форменный разгром - рвал знамена, портреты Бакунина, Кропоткина, портрет покойного Саши Семенюты, швырял на пол книги, анархистские брошюры и газеты. Свидетелями были местные жители.
"..Я говорил тогда своим товарищам: теперь в Гуляй-Поле, да и во всем его районе, можно ожидать со стороны крестьян и рабочих крайне нежелательной для дела Революции, недостойной ненависти к евреям вообще. Сознательные и бессознательные враги революции могут эту ненависть использовать… И мы, так много потрудившиеся над тем, чтобы убедить тружеников-неевреев, что еврейские рабочие им братья… - мы можем очутиться перед фактом еврейских погромов.
– Совершенно верно, - отвечали мне друзья, -… лишь акты еврейской роты 15-16 апреля поставили нееврейское население на путь ненависти… Мы бессильны теперь бороться с ним. Наши силы все в подполье…
– Вот в том-то и дело, - настаивал я, - что с торжеством контрреволюции, и благодаря глупой выходке еврейской молодежи, над Гуляй-Полем веет дух антисемитизма. И наша прямая обязанность - не дать ему осесть, укрепиться… Еврейская рота… никогда не решилась бы выступить против Ревкома в пользу немцев и Украинской Центральной Рады, если бы она знала, что в центре Гуляй-Поля расположены другие, кроме нее, вооруженные части. Но заговорщики убедили ее, что других частей… нет"."
Богачи из еврейской общины Гуляй-Поля пытались фактом предательства организованной обороны смягчить оккупационные власти и не допустить погромов, разорения имущества. Немецко- австрийское командование их действительно поблагодарило, равно как и украинских националистов - вдохновителей этого действия.
"Конечно, это правдивое освещение роли еврейской роты в заговоре было криком душевной боли тех, кто так много потрудился в борьбе против антисемитизма, и кого евреи не только арестовывали, идя рука об руку с антисемитами на это гнусное дело, но готовы были "охранять" до вступления в Гуляй-Поле… прямых погромщиков-украинцев, чтобы затем выдать их на казнь палачам. Заглушить эту душевную боль товарищей было невозможно… У многих на конференции эта боль была так сильна, что некоторые плакали. Но никто, конечно, не помышлял… о мести евреям за это гнусное дело некоторых из них. Вообще, все те, кто называют махновцев погромщиками, лгут на них. Ибо никто, даже из самих евреев, никогда так жестоко и честно не боролся с антисемитизмом и погромщиками на Украине, как анархо-махновцы"."
…"Писали мне крестьяне, - больше всего шпионов и предателей у нас в Гуляй-Поле развелось среди богатых евреев. Об этом Вы, товарищ Нестор Иванович, подробно узнаете, когда прибудете к нам…
Мне лично тяжело было перечитывать все эти записки по одному уже тому, что в них чувствовался антисемитский дух. А я воспитал в себе глубокую ненависть к антисемитизму еще со времен 1905-6-го годов.
Но то, что гуляйпольские крестьяне до 1918 года были чужды антисемитского духа (об этом ярко свидетельствует хотя бы тот факт, что когда в 1905 году громилы из "Союза истинно-русских людей", под руководством Щекатихина и Минаева, громили в городе Александровске евреев и прислали своих гонцов в Гуляй-Поле для организации еврейских погромов, гуляйпольские крестьяне на ряде своих общественных сходов категорически высказались против погромщиков и их гнусных погромческих дел в г. Александровске), заставило меня отнестись к этим записочкам менее сурово, чем они этого заслуживали.
Я хочу сказать, что вместо того, чтобы порвать с ними переписку… я написал им письмо… в котором постарался, как мог, разбить их неосновательные мысли о евреях.
..Я убеждал крестьян и рабочих в том, что еврейские труженики, - даже те из них, которые состояли в… роте бойцами и были прямыми участниками в контрреволюционном деле, - сами осудят этот свой позорный акт. Буржуазия же, причастная к провокационным делам в Гуляй-Поле, свое получит, независимо от того, к какой национальности она принадлежит"."
"Некоторые подробности событий произвели па крестьян особое впечатление. Так, например… под руководством "анархиста" Левы Шнайдера, владевшего, помимо еврейского языка, и украинским, было разгромлено бюро анархистов. На украинском языке он обратился к шовинистическим бандам:
– Брати, я з вами вмру за неньку Украину! С такими словами вскочил этот "анархист" в бюро анархистов, начал хватать и рвать черные знамена, срывать со стен портреты Кропоткина, Бакунина, Александра Семенюты, разбивать их и топтать. Даже шовинисты украинцы не делали того, что делал он, этот новоиспеченный украинский патриот, - говорили мне очевидцы… Крестьяне… с особой настойчивостью требовали моего мнения об этом гнусном поведении анархиста еврея Льва Шнайдера.
Что я им мог ответить? Я, конечно старался доказывать им, что евреи здесь не при чем; что неевреев, играющих гнусную роль… было несравненно больше… Но убедить их не мог… Чувствовалась великая злоба у крестьян против евреев: злоба, которой Гуляй-Поле еще не переживало.
Я тревожился. Передо мною вставал грозный призрак антисемитизма. Я собирался с силами, чтобы преодолеть эту заразу в массе крестьян: заразу, привитую преступлением одних, и глупостью других… гуляй-поля) я остановился подробнейшим образом… на антисемитизме. Я… подчеркнул истинную роль и громадную опасность антисемитизма. Я напомнил крестьянам их героическую борьбу против погромов в 1905
Неприглядная роль части руководства гуляйпольской еврейской общины, пошедшей на сговор с оккупационными властями и офицерством Центральной Рады, чтобы избежать антиеврейских эксцессов, не помогла еврейскому населению. Если первые дни немцы поддерживали порядок, то вскоре сичевики-украинцы взяли дело в свои руки: начались издевательства над евреями на улицах. В первую очередь искали евреев, замешанных в деятельности революционных организаций.
"В те же дни, по провокации "социалистов" шовинистов… поймали молодого славного революционера анархиста из бедной еврейской среды, Горелика, и зверски мучили его. Ударяли его… плевали ему в глаза, заставляли раскрывать рот и плевали в рот. При этом ругали его за то, что он - неподкупный еврей. И, в конце концов, убили этого славного юношу революционера"."
Махно не было в то время в Гуляй-Поле. За время его отсутствия оккупанты, мстя его близким, сожгли дом, где он родился. Мать ночевала по чужим людям. Брат Нестора, Емельян, инвалид мировой войны, в революционной деятельности вообще не участвовавший, был расстрелян на глазах жены и детей. Украинские националисты казнили и многих рабочих-украинцев, сотрудничавших с анархистской организацией. Махно приводит жуткую сцену поэтапного расстрела М.Колесниченко - анархиста со стажем. Можно понять, что к украинским националистам Махно относился нетерпимо отнюдь не только по идеологическим соображениям…
В то время, когда происходили эти трагические события, он был вдалеке от родного села: по делам, связанным с подпольной деятельностью анархистских организаций на оккупированной Украине, он посетил Москву и ряд других городов России.
Именно к этому времени - весна-лето 1918 года - относится встреча Махно с Лениным в Кремле. Махно был в Москве, чтобы установить контакты с Московской федерацией анархистов, познакомился, наконец, со своим кумиром - Кропоткиным, который тепло встретил его. Виделся и с другими видными анархистами - с Боровым, Львом Черным… Большой интерес для историков русской революции представляет описание встреч с видными большевиками
Бухариным, Свердловым и с самим Лениным (с последним Махно разговаривал довольно долго, и в целом оба произвели друг на друга сильное впечатление)." Судя по ленинской реакций на действия махновской армии на Украине в годы гражданской войны, вождь большевиков неоднократно сожалел о том, что Махно находился по другую сторону баррикад…
Именно во второй книге воспоминаний Махно подробно рассказывает о своей поездке по российским городам, где существовали различные анархистские группы и федерации. Красной линией сквозь повествование проходят имена евреев- анархистов. Курск - Саратов - Астрахань - вновь Москва - таков маршрут Махно весной-летом 1918 года. В Саратове Махно с товарищами устраивают конференцию, на которой присутствуют представители местных анархических групп, а также делегаты из столицы и Украины. Подробно рассказывается об отчетном докладе саратовских анархистов, который зачитал Макс Альтенберг (он же Авенариус). Ввиду недостаточной революционности докладчика, призывавшего к уходу в подполье ввиду близости белогвардейских войск, Махно с сопровождавшими его гуляйпольскими анархистами разругались с ним, и, как Махно пишет, ушли с конференции неудовлетворенными. Здесь же, в Саратове, Махно встречается с анархисткой Аней Левин, бывшей каторжанкой. 'Последствия режимов царской каторги дают себя чувствовать. Она лежит в больнице. Я не замедлил посетить ее. В группе… оказался товарищ Ани Левин - Рива (член мариупольской группы анархо-коммунистов). С нею я пошел в больницу навестить товарища"."
