Задержав дыхание, Вовка плавно нажал спусковую скобу, и жёсткая отдача ударила в плечо. Конический кусок металла калибра 12,7 с начинкой из обеднённого урана понёсся вперёд, разогнавшись до сверхзвуковой скорости. Через мгновение яркий сноп искр расцвёл на основании ствола орудия. Ствол, к сожалению, не перебило, но заметно согнуло. Ещё два выстрела разметали застывших с открытыми ртами десантников. Затем корпус катера исчез в облаке жёлтого пламени. Оно скрыло всё от глаз и ударило резким взрывом по ушам.

Когда облако опало, то на воде горел и дымился обугленный остов, который меньше всего походил на злонамеренного нарушителя тмутараканских границ. Один из уцелевших винтов всё ещё бешено вращался в переплетении погнутых стоек, кромсая покорёженными лопастями палубу на баке, дико визжа и искря. Второй же начисто срезало взрывом. Взрыв раскурочил рубку, и она вздулась, словно огромный бронированный пузырь, испускающий из выбитых глазниц узких иллюминаторов весёлые жёлтые языки пламени. Башня с носа катера исчезла – словно срезанная гигантским лезвием. Подхорунжий неспешно просеял воду поблизости пылающего остова, но чудес не бывает. Так что не стоило беспокоиться об оставшихся на палубе – выживших не было. После взрыва термобарической ракеты получается такая ударная волна пополам с избыточным давлением, что возле катера в радиусе пятидесяти метров и рыбы-то вряд ли выжили, если они тут ещё водились. Но лучше перестраховаться! Кто их, этих «чёрных», знает – поговаривают, что их там, за морем, всех поголовно генномодифицировали по военной надобности. Им теперь и море по… Ну по это самое. Но, как говорится, по теперешним временам – тот побеждает, у кого больше вёсел. Ну, а у «чёрных» – то гребцов с вёслами завались. А у нас, грустно пронеслось в голове, хоть и остров – флоту нету. Совсем, весь смодернизировали ещё перед Потопом под корень. Только и можем сейчас, что отбиваться из последних сил.

Тягучий чёрный дым, нагоняя тоску, поднимался над спокойно дрейфовавшей развалиной, и не думавшей тонуть, как все нормальные корабли её класса после попадания объёмного боезаряда. И предательски пушистый толстый столб дыма всё выше тянулся в чистое небо большим восклицательным знаком, где точкой стал всё сильнее разгорающийся пожар на бывшем нарушителе границ.

«Ну, что там может так гореть? – с печалью о премиальных подумал Щербаков. – Вроде ж рапсовый дизель так гореть не должен?!»

Из завядшего кустарника, метрах в тридцати от Вовки, появился с трубой на плече растерянный Сашка и выразительно пожал плечами. Подхорунжий закатил глаза к небу и показал пальцем сначала на него, затем ткнул себя в мокрый на груди камуфляж и выразительно провёл ладонью по горлу. Вот снайпер – это ж надо попасть прямо в открытый люк. Вот катер так и полыхает, а тонуть и не собирается. Плакали теперь их премиальные. За такое загрязнение атмосферы ещё и влетит по полной. Будь прокляты эти глупые правила, которые взялись вводить в столице с упорством, достойным другого применения. Безалаберные попытки спасти то, что уже погибло. Какое уж тут загрязнение атмосферы, когда с небес сыплются с завидным постоянством лазерные копья вперемешку с «облегчёнными» ядерными боеголовками?!

С моря подул слабый пока ещё ветерок, размазывая жирный столб дыма в сторону суши. А на западе, откуда прибыл незваный гость, горизонт потемнел – закрыв чёрными грозовыми тучами яркий шар солнца. Там засверкали молнии, а вместе с ними с неба ударили малиновые лучи орбитальных лазеров. Лучи резали расползшиеся веером, торопливо ползущие к берегу, десантные суда «чёрных». Но не только тяжёлые, набухшие влагой тучи смогли добраться до берега. С первыми тяжёлыми каплями, упавшими на обожжённую землю из низких долгожданных туч, упали и реактивные снаряды, подняв в воздух с узкой полоски пляжа тонны земли и песка. Впрочем, всё это быстро опало, прибитое начавшимся ливнем. Первым за последние пять лет. Дождь всё усиливался, скрывая за сплошной стеной дымящийся лунный пейзаж на берегу и две фигуры, быстро бегущие вдалеке по мокрой степи.

«А сменить нас так и не успели», – пронеслось у подхорунжего в голове, когда цепочка разрывов взметнулась прямо перед ними, раскрыв объятия грязно-красных лепестков фугасных цветков и погасив сознание ударом горячей волны скомканного воздуха.

…Сознание возвращалось к подхорунжему медленно и болезненно. Голова трещала и, казалось, разламывалась, как корпуса судов Старого флота, догнивающие там, где когда-то была Свевастопольская бухта. Приподнявшись на дрожащих локтях, подхорунжий со стоном привалился к шершавому дрожащему борту. В голове гудело. Руки были скованы ржавыми наручниками. Он попытался понять, где находится. Узкая два на два комната, а точнее каюта, освещалась бледными зеленоватыми лучами, проникающими через узкий, расположенный под самым потолком, круглый иллюминатор. Зеленоватым светом иллюминатор был обязан проносящемуся снаружи бесконечным потоком переплетению «чёрных» водорослей вперемешку с тонкими бусинками воздушных пузырей. Было тяжело дышать – спёртый, застоявшийся воздух вонял сыростью и сероводородом гниющих водорослей.

В оглушённом мозгу всплыла одна-единственная мысль: «плен». Затем его накрыло волной полного равнодушия к происходящему. Всё вокруг уже не имело никакого значения. Попасть в плен к «чёрным» – худшего нельзя было и представить. Его ожидали каторжные работы на одной из плавучих рыбных ферм возле Галлиполи или подводные рудники, а возможно и настоящий ад на одном из бесчисленного количества гнилых островов возле Истанбула или в заливе Грузинского Рога. В обоих случаях протянуть там больше пары месяцев не удастся, а уж о побеге и думать не стоило – кругом вода. Домой-то по теперешним временам пешком не дойдёшь. Но если его нашли на берегу, то они знали, кто он. И всё-таки забрали с собой, а янычары не брали в полон островников из Войска, и те отвечали им взаимностью. Зачем?! Затем…

Вовка сильно ударил затылком о стену, отозвавшуюся гулким эхом – амба.

Внезапно, в ровный перестук лениво молотящих где-то вдали дизелей и монотонный плеск волн за ржавым бортом ворвались торопливые шаги, приближавшиеся к его камере. Подхорунжий сглотнул и замер, ожидая неизбежного. Шаги замерли за дверью, сменившись скрежетом несмазанного замка. Изъеденная ржавыми потёками дверь резко отворилась, и оттуда, ослепив подхорунжего, хлынул поток яркого электрического света. В дверном проёме возникли три фигуры. Вовка, щурясь, различил на двух стоящих по бокам стандартный полосатый камуфляж. Воронёные стволы штурмвинтовок глядели в пол. Фигура в центре, в чёрном кителе с золотыми нашивками, шагнула вперёд в полумрак каюты.

«Секбанбаши корпуса янычар», – мрачно пронеслось в голове у Щербакова.

Узкое интеллигентное лицо с аккуратно подстриженными длинными усами и сбритой бородой показалось ему смутно знакомым. Вот только те янычары, которых он видел, оставались живыми не больше десятка секунд, и видел он их только в перекрестье прицела. И тут он вспомнил:

«Стоп! Да это же тот самый офицер с катера… Не может быть!»

Увидев растерянность на лице пленника, секбанбаши плотоядно усмехнулся, обнажив ряды остро заточенных белоснежных зубов – новая мода в Халифате. И начал расстёгивать тугой воротник ладно сидящего на его поджарой фигуре кителя.

– Удывился?! Да, там был я… – Секбанбаши медленно оттянул воротник, оголив шею, на которой в переплетении шрамов топорщились, белеющие в полумраке, ряды жаберных щелей.

Вовка невольно отпрянул к стене. Мутант. Значит всё-таки правду говорят, что в Халифате решились-таки на кардинальный проект трансформации человеческого организма для оптимального использования гидросферы.

Мутант-янычар осклабился, увидев проснувшиеся огоньки страха в глазах подхорунжего, и, коротко кивнув замершей у входа охране, с усмешкой сказал:

– Нэ бойся, всё будет хорошо.

Это отнюдь не успокоило подхорунжего, потому что охранники, метнувшиеся к нему со скоростью торпед, тут же схватили его под руки. Встряхнув подхорунжего как следует, полосатые, приподняв, потащили его по узким коридорам вслед за резво шагающим утопленничком-секбанбаши.