- А мне поипать на ваши проблемы! Я, вон, без копейки денег лежу, пустой холодильник уже который день унылую песнь поет. Жена ругается, грозится сковородой убить... Вот это, блиать, я понимаю - ПРОБЛЕМА! А ваш завод гребанный мне как-то дописты, если честно.
- Евгений Васильевич, - с явным ехидством в голосе говорит инженер, - кончай выдрючиваться, мы ж не "за так" просим поработать - заплатим хорошо! А пока вот...
И инженер достает из пакета две плоские бутылки.
- У-уй...! - Женька с отвращением отворачивается. - Убери ЭТО, Григорич! (И я понял, что "запой" окончился совсем недавно).
Инженер хочет спрятать водку обратно в пакет, но Женька тут же останавливает его:
- Да не туда, под стол...
Григорич радостно кивает, ставит водку за деревянную перегородку, и говорит:
- Ну что, Женя, давай, поехали, что ли? А то время - деньги!
- Э-э-э, погодь, начальник! - Женька резко садится на диване. - Так дела не делаются!
- А что ты хочешь? - спрашивает инженер.
- Справедливости.
- Чего, чего-о...? - Инженер медленно опускается на стул у дивана и нервно вздыхает, готовясь к явно неравной схватке. - Ладно, говори!
Женька мечтательно закатывает к потолку глаза:
- Во-первых, восстановить меня на работе, и чтоб стаж не прерывался: не мои проблемы как - пусть "эти блиати в кадрах" (здесь, кстати, присутствуют оба значения слова "блиать" - см. вступление!) придумают что-нибудь! Во-вторых, как пострадавшему от начальственного произвола, за эти три месяца мне чтоб в двойном размере...
- Э-э, постой, постой! - Инженер трясет ладонью перед орлиным носом обнаглевшего электрика. - Во-первых, я такие вопросы не решаю сам. А во-вторых... Евгений Васильевич, а ты, блиать такая, не забыл, кто у нас регулярно...
- До свидания! - решительно бросает Женька и берет в руки "Исторические портреты" Ключевского. - Не хотите - нехуй тогда мне тут мозги пудрить зазря! И водяру свою вонючую забирайте.
В воздухе повисает тишина. И тут у Григорича в кармане звонит "сотовый".
- Алло! - Он быстро встает и одними губами артикулирует нам: "Директор!"
- Вот и чудненько! - приглушенно восклицает Женька. - Передай ему пламенный привет и мои праздничные революционные пожелания. Профсоюз у нас продажный, так я теперь сам себе профсоюз! (Женька как всегда прав: профсоюзный лидер наш, он же по совместительству начальник отдела кадров и везде роскошная женщина, давно уже ходит под директором в любовницах (впрочем, как и почти вся остальная прекрасная половина административного корпуса!), а профсоюзной кассой на полном официозе заведует сам директор: весьма распространенная по России схема взаимодействия администрации и рабочего коллектива!)
Инженер раздраженно машет на Женьку рукой - мол, заткнись!
"Алло, Ефим Семеныч! Как дела, как охота?..." - улыбчиво говорит он в трубку.
Мы внимательно вслушиваемся в этот усеченный телефоном диалог. Минуты три Григорич втолковывает директору сложившуюся ситуацию и требования противной стороны, перемежая речь допустимыми в общении с начальством матами, а потом еще с минуту в полной тишине он принимает обратное сообщение (и я готов поклясться, что даже услышал в конце обрывок грозной фразы, отчаянно вырвавшейся из телефонного эфира с хриплым директорским фальцетом: "... а эта наглая блиать пусть подавиться!!!"). После чего, повернув к Женьке торжественное, по-хорошему посветлевшее лицо, инженер говорит:
- Ну, Подорожников, с вещами на выход! Радуйся, жучара, хозяин "завалил" хорошего кабана и находится в прекрасном настроении: почти все твои условия приняты без особого торга.
- Постой, начальник, - кричит Женька, соскакивая с дивана и попадая прямиком в тапочки. - Это еще не все пункты...
- Ну, ты не наглей, охламон! Хватай фортуну за хрен, пока она к тебе еще передом! - восклицает инженер и, как заправский дипломат, быстро исчезает из зоны переговоров.
Женька подмигивает мне и, натягивая джинсы прямо на трико, усмехается:
- А что, Саныч, умеет этот буржуй денежки считать! Грамотный дядя, наш директор!
- А то! - улыбаюсь я в ответ. - Миллионер и депутат облдумы (сами понимаете, от какой партии!) в одном лице - это тебе не хер собачий!
Через три дня цех уже работал. Работал снова с нами и Женька, который третьим пунктом своего ультиматума выставил передачу в его личное пользование небольшого подсобного помещения. Скрепя сердце и скрипя зубами, директор согласился и на это условие. А Женька притащил туда откуда-то старый кожаный диван, лабораторный металлический стол и трехсекционный деревянный шкаф, который выбросила из своего обновленного кабинета "главбушка". И зажил наш Женька, как прежде, даже еще лучше: когда случался очередной запой, он, памятуя совет опытного начальника охраны, оставался теперь на весь его срок на территории завода (директор, само собой, ничего этого не ведал, а то бы летел наш Женя с завода вместе с главным инженером и начальником охраны вкупе!), а еду и выпивку приносили ему спасенные им от позора электрики. Теперь все были довольны: и Женька; и его семья, не убегавшая больше с глаз долой к теще; и главный инженер, который называл его после того случая исключительно "Евгений Васильевич" (правда, с явным сарказмом и с протяжным, насмешливым "ч-ч-ч" в конце). Да, кстати: когда Женька узнал, что это я посоветовал инженеру поехать за ним, то он выставил мне хороший могарыч - две бутылки неплохого коньяку. Их мы с ним, через какое-то непродолжительное время, вместе и выпили, раскупорив этим очередной Женькин запой.
Да уж, знаменитая была история! Мы на заводе иногда вспоминаем ее за обеденной бутылочкой самогона, неизменно прибавляя в конце:
"Блять, ну и повезло же этому счастливчику Женьке!".
