-Ты пришла в себя. Это самое главное, девочка моя. Об остальном поговорим попозже, хорошо? -я конечно же не согласилась с ее мнением. Слишком много секретов! Надоело уже, честное слово! Мать заметила мою реакцию, и только спустя какое-то время, сквозь невидимые слезы, сказала:
-Ты была в коме, Китнисс. Целую неделю ты лежала тут, как труп. Пуля прошла слишком глубоко, задев селезенку. Была сложна операция, после которой ты не приходила в себя. Джереми говорил, что нужно подождать 3-4 дня, а ты все не возвращалась и не возвращалась… Я не знаю, каким Богам молиться, что ты наконец-то здесь. С нами…-я была в шоке от того, что рассказала мамы. Я ожидала услышать что-то вроде «Все нормально. Ты пришла в себя. Раны неглубокие, не считая шеи!» Но то, о чем мне только что поведали, совсем казалось другой реальностью. Я не знаю, не помню, чтобы в меня кто-то стрелял! Откуда эта пуля?
-Мам…-снова тихонечко пробубнила я, как бы извиняясь. Она взяла меня своей дрожащей рукой. Я чувствовала, что еще чуть-чуть, и она разрыдается до головной боли прямо сейчас, — Прости, -договорила я, опустив глаза. Не представляю, что испытывает мать, когда знает, что ее ребенок находится на грани жизни и смерти. Ведь кома — это то самое подвешенное состояние, когда ты ничего не можешь сделать… Кожа покрывается мурашками, когда мать украдкой утирает слезинки с щек:
-Ты не виновата, Китнисс. Надо было раньше тебе про Райана рассказать. Это я с дуру ума сглупила, промолчала… Отдыхай. Я зайду к тебе попозже, -я до сих пор не могу понять, что послужило поводом для Кристенсена меня похищать? Причем здесь Татум и ее ребенок? Вспомнив о них, я тут же спохватилась:
-Мам! -чуть громче прощебетала я. Она была уже у двери, когда обернулась ко мне:
-Что случилось? -в ее глазах мгновенная паника и испуг. Она уже была готова звать на помощь, но я опередила ее своим вопросом:
-Как там… Тейт? Она была в положении и…-я не могла больше говорить. Воздуха в легких совсем не осталось, и меня накрывала новая волна боли. Мама немного замешкалась, обдумывая ответ, а потом как-то отстранено произнесла:
-С Татум все хорошо, но ребенка она потеряла. Паскаль сделал все, что смог. Мне пора бежать, дочка. Не загружай себя ненужными мыслями, договорились? -я лишь слабо кивнула, переваривая информацию.
Как тут можно не загружать себя другими мыслями, когда я только что осознала, что неделю пролежала в коме, а девушка, которая спасла меня от смерти, потеряла ребенка? Райан ударил ее в живот! Я помню, с каким наслаждением он это сделал! Ком застревает в горле, и в голове проносятся те звуки выстрелов. Это было последнее, что я слышала. Неужели в меня стреляли? Тогда почему я видела Кристенсена с алым пятном на груди? Почему я запомнила испуганное и такое виноватое лицо Мелларка? Это мне все приснилось? Я запуталась совершенно! Мне казалось, что еще чуть-чуть, и я точно взорвусь от вопросов. Мне хотелось с кем-то поговорить, излить все эмоции, но я была особой пациенткой, и вход посторонних был запрещен.
***
Время в больнице всегда тянется, как вечность. Я пролежала в этой палате совсем одна вот уже целую неделю. Голос ко мне возвращался, но шея ужасно болела. Паскаль сказал, что мне придется ходить с этой повязкой около 2-х недель, а то и месяц, пока позвонки полностью не восстановятся. Рана в брюшной полости уже не так саднила, но ходить и вставать с постели было очень трудно. Голова уже не гудела, но постоянные визиты врачей доставали хуже тикающих часов. Из палаты мне запретили выходить, так как боялись, что мне резко может стать плохо. Меня накрывало чувство подопытного кролика. За мной был такой тщательный уход, как будто я самый ценный экспонат этой больницы…
Я не могла найти себе места весь оставшийся день. Ко мне кто только не приходил: психологи, работники, врачи, медсестры, мама, Паскаль… Но не Пит. Он снова будто испарился. Не знаю, с чем это связано. Возможно, он не хочет со мной пересекаться. Возможно, что те испуганные глаза были лишь моим воображением? Но таким реальным! Я спрашивала маму каждый пять минут, нет ли ко мне одного важного гостя. Она понимала о ком я, и грустно мотала головой. Если я не поговорю с Мелларком с глазу на глаз, то можно считать, что из комы я не выходила. Мне надоело постоянно гадать, что произошло с ним тем вечером? Мне надоело придумывать какие-то оправдания его поведению! Все, что я хочу слышать от него и других — правду. К чему привели эти секреты? Я со сломанной шеей и пулей в животе! Прекрасно! Только почему-то никто не понимает, что от этих тайн меня уже тошнит. Нарезая круги по палате, я почувствовала головокружение. Мои нервы снова расшатались, а шеей двигать нельзя! Опять меня заковали в цепи и держат в полном напряжении. И когда я уже совсем отчаялась и приняла тот факт, что Мелларка ждать не стоит, в палату влетела мама и утвердительно кивнула без слов. Он пришел…
Я видела, как мать смотрела на пекаря, пока он приближался к моей палате. В ее взгляде опаска и настороженность. Теперь она тоже не доверяет этому мальчику с хлебом. Во всяком случае, она старалась сделать вид, что ей все равно, но вряд ли у нее это хорошо получилось. Подняв высоко подушку, чтобы не лежать здесь, как мертвая, я поудобнее устроилась на кушетке. Разговор будет длинным, и уверена, не самым приятным. И вот, я вижу его в дверях. Сказать, что она счастлив нашей встрече — нет. Его накаченные плечи напряжены, лицо не выражает никаких эмоций. Он смотрел на меня и долго изучал. Конечно, если тогда я ничего себе не придумала, то последний раз Пит меня видел с пулей в животе. Я нервно сглатываю, когда мама с осторожностью прикрывает дверь, но не захлопывает, словно говоря: «Я все слышу и вижу!» Художник садится на стул, и в палате поселяется гулкая тишина. Я смотрю прямо в эти голубые глаза и вспоминаю нашу последнюю ночь. Он душил меня. Он пытался меня убить, и если бы не Тейт!.. Отбрасываю эти мысли из головы. Я не хочу ссориться с Мелларком, но выяснить правду я обязана, поэтому и переступаю через себя, начиная диалог первой:
-Я думаю, нам нужно многое обсудить…-пекарь оперся локтя на коленки и опустил голову. Он не смотрел мне в глаза. Ком медленно, но верно подбирался к горлу. Не думала, что между нами будет такая пропасть! И разве ради этого я ждала с ним встречи? Ну нет уж. Теперь я не сдамся:
-Я не знаю, как начать. Не знаю, что говорить сейчас. Мне просто нужно знать. Я устала ото лжи. Устала от постоянных секретов, недоговорок и молчания. Ты сам видишь, к чему это привело. Расскажи мне! Хватит скрывать! -голос прорезался, и я позволила себе прикрикнуть. В приоткрытой двери, я заметила силуэт мамы, но мне уже было плевать. Пит смотрел прямо на меня. Его губы слегка приоткрыты. Он ужасно нервничает, но и мне сейчас не лучше:
-Это… сложно, Китнисс. И я не уверен, что ты готова к настоящей правде. Сейчас ты лежишь тут, с повязками на всех частях тела, с синяками и требуешь от меня разбередить тебе душу окончательно? Ты думаешь, я не знаю, что с тобой было после… того случая? Я видел те огромные сине-лиловые синяки на твоей шее! И я знал, что это моих рук дело! Я прекрасно понимал, что я сделал с тобой в тот вечер! Но как я могу объяснить этот поступок? Как рассказать? Я не знаю… Я правда не знаю…-он схватился за голову и начал ходить перед моей койкой. Сердце пропускало удары. Я понимала, что сейчас мой ход. Я должна доказать ему, что готова, что не боюсь теперь никаких слов и действий:
-Пит… Ты боишься, что я испугаюсь и позову на помощь после твоих слов? Нет. Ты даже не представляешь, что со мной было, когда я очнулась на следующий день в больнице. Да, паническая атака, синяки — это все не то. Это только внешне. А внутри я хотела разорвать себя на мелкие кусочки, хотела поджечь свое уродское тело… Я боялась не своего отражения в зеркале! Я боялась потерять тебя! Уже много раз были произнесены мной эти слова, но я не придавала им такого глубокого значения, как сейчас! Ты хоть знаешь, как я ждала тебя сегодня? И мне надоело молчать об этом! Я в открытую могу заявить, что уже вряд ли смогу когда-то без тебя! И это не просто привычка… Мы столько прошли вместе, Пит! Надоело бегать друг от друга! Надоело делать вид, что мне все равно. Ты нужен мне. Нужен, как никто другой, и я больше не боюсь говорить об этом! И я прошу тебя: просто расскажи мне все, что ты знаешь…-я выдохлась. Честно, не знаю, к чему приведет мой монолог, но сейчас на самом деле стало легче на душе. Я сказала все, что хотела. Теперь ход за Питом. Он долго сидел молча, словно обдумывая мои слова, а потом забубнил:
