Шерлок поднял руки и зарылся пальцами в волосы друга, когда тот прикусил, а потом втянул в рот кожу на его горле.

— О-о, — выдохнул он. — О-о… Джон, я люблю тебя, я люблю тебя, господи, как я тебя люблю…

Джон слегка приподнялся, чтобы взять в ладони лицо Шерлока. Он видел его огромные расширенные зрачки и его затуманенный взгляд.

— По-немецки, — прошептал он, целуя его. — Скажи это мне на немецком.

— Ich liebe dich (на нем. Я люблю тебя), — выдохнул Шерлок в рот Джона. — Ich liebe dich.

— Ich… — Джон поднял голову, улыбаясь. Он ласково обвел скулы Шерлока подушечками своих больших пальцев. — Ты понимаешь, как это звучит?

Шерлок покачал головой, взгляд его был всё еще затуманен.

— Я облизываю член, — прошептал ему на ухо Джон (I lick dick (ай лик дик) фраза, которую Джон говорит на английском имеет похожее звучание с немецким Ich liebe dich)

Взгляд Шерлока, пылающий жаром желания, стал удивленным, потом тот рассмеялся чуть слышно. Он прижался лбом ко лбу Джона и дразнящее шепнул:

— Джон облизывает член. (John licks dick)

— Джон облизывает Шерлока, — отозвался Джон и лизнул его ухо, что заставило того затрепетать и, чтоб заглушить свой стон, уткнуться лицом в плечо Джона.

— Я хотел бы облизать всего Джона, — наконец, смог он выговорить, откидываясь назад и глядя другу прямо в глаза. — Я хотел бы везде тебя облизать.

— О, сколько захочешь, когда мы отсюда выберемся, — пообещал ему Джон, немного придя в себя, когда Шерлок больше не прижимался так тесно.

Тот расстроено выдохнул и потянулся за еще одним поцелуем.

— Я люблю тебя. Ich liebe dich. Je tʼaime. Te amo. Это то же самое на латыни и на испанском, кстати сказать.

— На английском — самое то, — Джон крепко обнял его. — Веселого Рождества, любимый.

Улыбка Шерлока была ослепительной. Ему нравилось быть любимым для Джона.

— И тебе — веселого Рождества.

В школе в этом году рождественских праздников не было, что расстроило персонал даже больше, чем мальчиков, в жизни которых и так радости было немного.

— Возможно, они взбунтуются, — сказал Джон с надеждой. Они с Шерлоком были сейчас во дворе, наслаждаясь одним из редких погожих дней. Рождество считалось фактически выходным, когда по утрам шли церковь, а после обеда уже не работали. Но всё это было связано больше не с решением мистера Брокльхерста, а с тем, что фабрики были закрыты.

Шерлок фыркнул.

— Едва ли. Их уволят тогда, и куда им деваться? В эти дни работу вряд ли найдешь. В любом случае, то, что нет каникул, — это нам даже на руку, так что всё пока в соответствии с планом.

— Ты уже придумал, как мы отсюда выберемся?

— Почти, — уклончиво сказал он.

Майк вышел во двор и увидел их. Джон помахал ему. Майк казался печальным — это было его первое Рождество после смерти матери. Тот направился к ним, и Уотсон услышал, как Шерлок вздохнул с легкой досадой: он вообще не любил делить Джона ни с кем, но подвинулся, чтобы дать место Майку.

— Хотите рождественского пирога? — спросил тот, подавая им сверток. — Швея, что приютила мою сестру, пришла навестить меня и принесла пирог. Это добрый поступок с ее стороны, правда? Она ведь не обязана обо мне заботиться. Мне всё это не съесть, и, спаси меня боже, если мистер Брокльхерст поймает меня с угощением.

— Спасибо, — сказал Джон, довольный, и, разломив пирог на кусочки, протянув большой кусок другу, обожавшему сладости.

— Веселого Рождества, — откликнулся Шерлок, разламывая свою часть на маленькие кусочки, чтоб растянуть удовольствие.

— Сколько лет тебе, Стивен? — спросил Майк. — Я уверен, что твой голос стал ниже, пока ты был в больнице.

— Сем… шестнадцать. Почти, — ответил тот, вовремя исправив себя.

— По голосу ты кажешься старше, а выглядишь юным, — ответил Майк. — А тебе, Джон?

— Восемнадцать — в следующем сентябре. Так что, думаю, в любом случае, в этой школе это — мое последнее Рождество.

На самом деле, осенью ему исполнялось двадцать, но по каким-то причинам никто не пытался узнать его истинный возраст. Даже мистер Брокльхерст.

— Вот-вот. Мое — тоже. Надеюсь. — Майк поднял кусок пирога, словно бы провозглашая тост. — И пусть следующий год для всех нас будет лучше!

— Твои бы слова да богу в уши, — сказал Джон, подумав, что им повезет, если их не повесят к следующему Рождеству.

Долгожданное письмо от Ирэн пришло к самому Новому году. Даже до появления мистера Брокльхерста этот праздник в Бартсе не отмечали, поэтому Джон был в больнице, когда санитар окликнул его.

— О, слава богу, — сказал тихо Уотсон. Он понятия не имел до сих пор, что придумал Шерлок, и как они убегут из Бартса, но, по крайней мере, у них появилось место, где они могли на какое-то время укрыться.

Он взглянул на письмо и увидел по штемпелю, что оно отправлено было три дня назад. Возможно, Ирэн уже в городе. Он засунул письмо в карман, собираясь потом положить его в обувь, чтобы пронести его в Бартс, и целый день думал об этом. Эти мысли всё время отвлекали его, и он был рассеян больше обычного. В последнее время он с трудом мог сосредоточиться, и едва понимал то, что доктор Вудкорт говорил им во время обходов.

Потому что все его мысли были лишь о любимом — и о том, как чудесно его целовать.

После работы Джон поспешил в столовую и увидел Шерлока, когда тот входил в комнаты Старшей: та ему каждый день выдавала легочную микстуру и мазь. Джон уселся на длинной скамье у стола, постаравшись выглядеть так, как будто волнуется он исключительно из-за ужина, вытащил письмо из ботинка, положил на сиденье и сел сверху. Когда пришел Шерлок, он легонько толкнул его локтем и подвинул письмо к нему.

Шерлок лишь затаил дыхание, но иначе не подал вида, потому что вошел мистер Брокльхерст. Но пока им читали текст из Писания, юный лорд потихоньку расшифровывал сообщение под прикрытием большого стола. Одно из преимуществ хорошего отношения Пипа было в том, что места их были в самом конце столовой — подальше от недреманного ока директора. Джон, которому было ужасно скучно, хотел знать, что же было в письме, но Шерлок, конечно, читал его молча. Джон решил, что бросит письмо в огонь, когда они выйдут. Поначалу Шерлок пытался съедать эти письма, но выяснил, что проглатывать дорогую бумагу труднее, чем он ожидал.

Джон хотел спросить его о письме, пока они поднимались наверх, но увидел, как к нему подошел Пип. Юноши поднимались по лестнице, склонив головы близко друг к другу, а Джон шел позади и пытался обуздать свою ревность — так некстати проснувшуюся и абсолютно необоснованную, как он то и дело напоминал себе.

Затем Пип повернулся, подмигнул хитро Джону и, кивнув им, ушел.

— Ну, и что это было? — спросил Джон, стараясь чтоб это прозвучало не так ревниво, как он это чувствовал.

— А-а, — Шерлок лишь отмахнулся. — Пип нашел мой склад джина в подвалах. Когда мистера Темпля уволили, я, на всякий случай, припрятал немного бутылок. Они могут нам пригодиться. У меня был свой план насчет этих запасов, но я сказал Пипу, что одну бутылку он может взять, и теперь он планирует ночью праздновать новый год. Мы, конечно, приглашены.

— Мне что-то не хочется, — сказал хмуро Джон, вспоминая тот день, когда выпил лишнего.

— Мы просто пригубим джин и передадим его дальше. Я и сам его не выношу, но порой полезно продемонстрировать, что ты вместе со всеми, веселишься в дружеском единении.

Презрительный тон, с которым произнес это Шерлок, показал, что «дружеское единение» ему нравится еще меньше, чем джин.

Мысль о Шерлоке, веселящемся «вместе со всеми», показалась настолько забавной, что Джон почти позабыл о своих опасениях.

Оказалось, у Пипа есть дар, чтоб устраивать шалости: когда свет был погашен, выждав нужное время, двух младших отослали к дверям, чтобы встать там на стрёме, пока внутренний круг приближенных Пипа собрался, распивая джин из бутылки, которую передавали друг другу. Пойло было ужасным, но при этом настолько крепким, что, даже следуя совету Шерлока, Джон скоро почувствовал, что захмелел. Шерлок тоже ощутил на себе его действие, и когда Эрни снова передал бутылку ему, он лишь слабо махнул рукой, припав к плечу Джона.