С другой стороны, Мориарти надо было остановить.

А еще оставался мистер Брокльхерст.

Директор рассматривал Шерлока в течение нескольких минут после того, как тот вошел в столовую.

— Что у тебя в кармане? — спросил он спокойным холодным тоном.

— Священное Писание, сэр. — Шерлок смотрел себе под ноги, когда вытащил книгу. — Одна леди дала его мне.

Мистер Брокльхерст пролистал страницы, держа книгу кончиками пальцев, как будто она была чем-то испачкана, но, разумеется, Библия оставалась Библией. — Ты понимаешь, что здесь написано?

— Да, сэр.

Холодный пристальный взгляд мистера Брокльхерста словно пытался прожечь дыры в броне безразличия, с которым держался Шерлок. Джон почти физически ощущал терзавшие директора сомнения.

— Смотри, чтобы это не отвлекало тебя от работы, — наконец, произнес мистер Брокльхерст. Он сунул книгу обратно Шерлоку и пошел прочь.

Джон с облегчением выдохнул.

— Сколько времени мы подождем Ирэн? — пробормотал он.

— До нового года, — шепотом ответил Шерлок. — Нет, до Двенадцатой ночи*.

Директор занял свое место за главным столом, и они замолчали.

Конечно, у Джона были и другие причины радоваться возвращению Шерлока.

Вечером, в умывальне, когда они мыли руки в тазу, Джон накрыл своей ладонью руку Шерлока. Он хотел сделать это нежно, но из-за волнения, он сжал тонкое запястье Шерлока грубовато и даже собственнически. Шерлок замер, а затем задрожал всем телом.

О, — подумал Джон. — А ему это понравилось.

Шерлок какое-то мгновение не двигался, а потом осторожно перевернул свою ладонь тыльной стороной кверху, так, чтобы она лежала под ладонью Джона странно подчиненно. Джон медленно сжал ее, а затем провел пальцами от длинных тонких пальцев до нежной кожи запястья. Шерлок снова задрожал, не поднимая взгляда, но Джон увидел, как уголок его рта дрогнул в слабой, тайной улыбке.

Джон повел Шерлока к их новой койке, всё еще удерживая за запястье, пропустил его вперед, чтобы тот мог лечь, а потом забрался на койку сам. Шерлок послушался его без единого слова, позволив Джону натянуть на них одеяло, когда они, взявшись за руки, легли лицом друг к другу, так что между ними оставалось всего несколько дюймов. Джон смотрел, не отрываясь, в широко распахнутые светлые глаза Шерлока, пока Минчин не потушил свет и не захлопнул дверь.

— Ш-ш-ш, — прошептал Джон и начал считать про себя. Если Минчин не вернется в течение пяти минут, то тогда, вероятно, не вернется вообще. Мистер Брокльхерст был менее предсказуем, но его визиты были довольно редки. На второй сотне Шерлок пошевелился, но Джон сжал его руку, останавливая.

Джон досчитал до трехсот и расслабил хватку.

Он скользнул рукой под голову Шерлока, пропуская сквозь пальцы шелковистые кудри, пока затылок полностью не оказался в его ладони, и потянул его к себе. Джон очень нервничал, но отзывчивость Шерлока в умывальной придала ему смелости.

— Могу я поцеловать тебя? — прошептал он.

— Да, — тихо ответил Шерлок, и губы Джона нашли его рот. Их первые поцелуи были нежными и почти невинными, похожими на тот самый первый их поцелуй — просто мягкое касание губ. Шерлок выдохнул, и Джон понял, что тот задерживал дыхание, а затем, тихонько застонав, вдохнул и открыл рот. Джон крепче обнял его затылок, и, еще сильнее прижавшись губами к его губам, коснулся своим языком языка Шерлока. О боже, он никогда не подозревал, что поцелуй может быть таким. Все эти прежние обжимания под омелой и в пабе, все эти девчонки — всё меркло и сходило на нет перед этим, настоящим поцелуем, этим сладким податливым ртом, который он обожал и который теперь был его. И он мог его брать, пробовать на вкус, целовать и владеть.

Они целовались и целовались, без конца. Их руки сжимали друг за друга до синяков, в то время как другой рукой Джон собственнически обхватил голову Шерлока. Тот иногда прерывался, чтобы вздохнуть, и тогда его голова откидывалась на руку Джона, но затем тот снова тянул его к себе, и Шерлок отдавал свой рот во владение, почти с отчаянным пылом. Они целовались так долго, что Джон подумал, они никогда больше не остановятся, и он просто никогда не отпустит Шерлока больше.

Наконец, Джон стал целовать его более нежно, ослабляя хватку, и Шерлок смог снова немного откинуться на его ладонь. Тот вздохнул и тихонько потерся носом о ладонь Уотсона.

— Это тоже грех, как ты думаешь? — тихо спросил он. — Потому что я был бы счастлив заниматься этим всегда.

— Я знаю, — прошептал Джон в ответ. — А мы и будем. Вечно.

Шерлок улыбнулся и закрыл глаза.

— Да.

Джон снова обхватил его голову, чтобы поцеловать его в лоб, а затем подвинул их так, чтобы голова Шерлока оказалась у него на плече. Другая его рука всё еще сжимала руку юного лорда. Он потерся носом о его кудри, и в этот момент понял, что ноги Шерлока свисают с их койки.

— Шерлок!

— Я в порядке, — пробормотал тот сонно. — Мне нравится так.

Джон вздохнул, и повернул его так, чтобы они оказались в их обычной спальной позиции.

— Когда мы выберемся отсюда, у нас будет огромная кровать, и мы будем спать там, когда захотим.

— И есть апельсины.

— Каждый день.

— И целоваться.

— Каждый день. Все дни. Когда захотим.

— Я хочу много целоваться, — сказал Шерлок. — И хочу много всего остального.

Джон поцеловал его в шею, чтоб показать, что полностью разделяет его желания.

— Навсегда, — сказал он еще раз.

Восхищался Шерлоком Джон годами. Да, скучал по нему, тосковал и любил его, но теперь быстро понял, что всё это не идет ни в какое сравнение с тем, чтоб сходить по нему с ума. Ему стало казаться, что оставшиеся двадцать три часа в сутках он только и делает, что ждет — ждет нетерпеливо и страстно, когда же наступит время их ночных поцелуев. После стольких лет молчаливого обожания, сама возможность прикасаться к нежной коже Шерлока, его шелковым волосам и сладким губам была удовольствием, которым Джон просто не мог насытиться.

Сначала поцелуи оставались почти невинными. Джон был счастлив касаться лица и рук Шерлока. Кроме того, невинность юного графа заставляла Джона чувствовать в полной мере свою ответственность. Шерлок был настолько нетронут и чист! Джон знал, что, скорее всего, придает всему этому слишком большое значение, но продолжал относиться к Шерлоку как к застенчивой юной невесте. И ему самому всё казалось столь новым и необычным, что он счастлив был двигаться медленно, наслаждаясь каждым маленьким шагом.

Разумеется, их поцелуи недолго оставались столь целомудренными.

В ночь Рождества Шерлок взял лицо Джона в свои ладони и стал петь ему «Мороз на земле» низким тихим шепотом, и Джон присоединился к нему с сердцем, так переполненным любовью и счастьем, что, казалось, оно сейчас разорвется.

В конце концов, они совершенно естественно легли рядом, и их руки впервые начали изучать друг друга, скользя по спине и бокам с неуклюжим энтузиазмом, в то время, как их поцелуи становились всё жарче.

Джон позволил своим рукам скользнуть по длинному боку Шерлока, а затем — к изгибу его поясницы, и Шерлок вжался в него, тяжело дыша. Джон почувствовал, как сильно тот возбужден, и в этот миг тепло хлынуло в его собственный пах. Ему нужно было прийти в себя и замедлиться, но он в это мгновение вспомнил о своей фантазии — желании кое-что сделать, что преследовало его уже несколько дней, и он просто не смог этому сопротивляться. Джон погрузил свои пальцы в кудри Шерлока и слегка потянул, не так, чтобы стало больно, но чтобы заставить Шерлока запрокинуть голову. С тихим стоном тот покорился, и Джон коснулся губами его белого горла. О, кожа там была столь же нежной, как он представлял себе. Джон целовал и лизал эту длинную шею, заставляя Шерлока еще больше откидывать голову, вдыхал его запах и покусывал кожу, пока тот под ним не застонал, выгибая спину, подставляя горло еще сильнее и толкаясь бедрами в тело Джона. О боже, подумал тот.