— Мы избавимся от этого, — сказала она решительно и взяла ножницы.

— Только не мои волосы, ты, старая мышь, — невнятно пробормотала пациентка. — Джентльменам нравятся мои волосы, о-о-о, — она схватилась живот, а ее лицо скривилось от боли.

— Как вас зовут? — спокойно спросил Джон, беря таз и чашку с водой.

Девушка приоткрыла глаза, опущенные длинными густыми ресницами, и Джон увидел, что они яркого голубого цвета. Пациентка облизнула сухие губы.

— Я – Та Женщина, — сказала она, ее губы медленно сложились в обольстительную улыбку. — Я – единственная женщина, которую ты будешь хотеть. И все померкнут для тебя после меня. М-м-м, посмотрите-ка на него. Я полагаю, что у тебя должен быть очень толстый член, не так ли? Может, не такой длинный, но большой… и волосы там, внизу, у тебя как золотое руно, да? — Она бросила на него призывный взгляд из-под своих густых ресниц. Казалось, что она пьяна, хотя руки ее от боли сжимали простыню. Ее голос стал почти мурлыкающим. — Хочешь я отсосу тебе? — Она снова облизнула губы, как довольная кошка.

Джон моргнул. Он поставил на место таз и взглянул на сестру милосердия, чьи брови почти исчезли под белым чепцом.

— Режьте волосы, — сказал он ей. — Возможно, это поможет сбить лихорадку.

Они называли ее миссис Смит, стараясь быть вежливыми, хотя молодая женщина сказала им ясно, что не замужем, но при этом отказалась сообщить свое настоящее имя. И кричала, что именно она думает о браке.

Но долго скандалить у нее не было сил. Когда жар и боль возросли, она перешла на тихие стоны, ее остриженная голова металась по подушке, всё ее тело было напряжено, и малейшее движение на ее койке причиняло ей сильную боль. Джон, во время своих образовательных обходов, уже видел женщин, получивших заражение крови после неудачного аборта, но в первый раз такой случай оказался под его ответственностью. Запах от ее постоянных маточных кровотечений был ужасен сам по себе, и он был даже хуже, чем запах обгоревшей кожи, но, в конце концов, заражение крови было тем, с чем он знал, как бороться: бульон, чай и вода; холодные обтирания. Это была тяжелая битва за жизнь.

Три дня спустя в палату к нему зашел Майк.

— Ты собираешься возвращаться в школу? Доктор Вудкорт сказал, что мы могли бы возобновить наши занятия.

— Без меня, — ответил Джон. — Он попросил меня позаботиться об одной особенной пациентке, и ей пока очень плохо. Доктор Вудкорт считает, что сегодня ночью должен быть кризис.

Майк вытянул шею, чтобы взглянуть на Ту Женщину. Сейчас она была уже не настолько хороша – остриженная и с запавшими глазами, но даже в таком состоянии она притягивала взгляды.

— Да, она плохо выглядит. Как думаешь, она поправится?

— Она молодая и сильная, так что… я надеюсь, что да. О-о, Майк, подожди, — Майк повернулся к Джону, который внезапно представил Шерлока, сидящего на ступеньках во дворе и в раздражении ждущего его. — Ты можешь передать Стивену записку?

— Конечно, — сказал Майк.

Джон оторвал кусочек бумаги от карточки и быстро написал:

«Дорогой Шерл…

Затем зачеркнул это и написал сверху:

Дорогой 7, я не смогу вернуться еще несколько дней, но постараюсь прийти как можно быстрее. Береги себя.

Твой, Джон».

Он свернул листок и протянул его Майку.

Тот положил записку в карман и сказал:

— Хорошо. Увидимся утром. Отдохни, если получится. Джон смотрел, как тот уходит, со странным чувством потери, зная, что тот возвращается в столовую и к Шерлоку, а он остается здесь.

Он совершил свой обход, проверив других пациентов, чье состояние было более-менее стабильным, а затем вернулся к Той Женщине, и снова стал обтирать ее и поить с ложечки водой.

— Давай, девочка, проглоти немного, — прошептал он. — Ты горячая как печка и высохшая как косточка, выпей немножко.

Через некоторое время Джон обтер ее лицо и лоб влажной холодной салфеткой, пытаясь сбить лихорадку. Он продолжал разговаривать с ней, зная, что она вряд ли могла его слышать, но пытаясь сделать всё, чтоб ее поддержать, и помочь ей бороться с болезнью.

Он задумался мимоходом, как доктор Вудкорт смог узнать, что ее дерзкие слова не шокируют и не взволнуют его. Если и была одна вещь, которую он понял после Калли, хотя он знал это гораздо раньше, просто не признавался себе, то это было то, что женщины не были ему интересны. А что касается того, кого он действительно желал, что ж, эту тайну он унесет с собой в могилу.

Та Женщина впервые за долгое время открыла глаза, и ресницы ее задрожали. Джон схватил чашку с водой и поднес к ее губам.

— Вот вода. Просто намочите губы немного, вот молодец.

Она попыталась сделать, как он сказал, но затем скривилась, и, отвернувшись, поморщилась:

— Больно, — прошептала она. — Живот болит.

— Я знаю, девочка, один глоточек.

Он намочил ткань и обтер ее губы, а другую салфетку положил на ее сухой и горячий лоб. Было уже поздно, около полуночи, то время, когда ангел смерти подбирался ближе всего, чтобы унести умирающих в свое царство. Казалось, Та Женщина задремала, но затем она снова открыла глаза и пристально посмотрела на Джона:

— Где я?

— Вы в больнице, — мягко ответил Джон. — В Бластбурне.

— Он нашел меня?

— Кто?

— Он, — она вздрогнула. — Я знаю, он ищет меня. Он хочет, чтобы я умерла, он не успокоится, пока я жива.

— С вами больше никого не было, миссис.

С ее губ сорвался хриплый смех, и на какой-то миг Джон снова увидел в ней ту дерзкую девчонку, что дразнила его в их первую встречу.

— Я не миссис, — сказала она, а затем застонала.

— Тогда мисс. Вас никто не искал.

Она отдохнула минутку, тяжело дыша. Было видно, что ей очень больно.

Она оскалила зубы и посмотрела на него, глаза ее ярко блестели от лихорадки.

— Я умираю?

Джон замер в нерешительности, но каким-то чутьем он знал, что она не примет ничего, кроме правды.

— Я не знаю, мисс. Вы очень больны. И я не знаю, смогу ли помочь вам.

— Тогда я должна рассказать кое-что, — резко сказала она. — Кто-то должен знать это. Я не могу умереть, не рассказав обо всём. Если болезнь не убьет меня, то это сделает он. Я вижу его всё время, продолжаю видеть, я вижу его прямо сейчас, но ты сказал, что его здесь нет, да? Его ведь нет?

Она повысила голос, и Джон поспешил успокоить ее.

— Здесь никого нет. Это все лихорадка. Может, еще попьете? У меня есть чай или бульон…

Она уступила, и он влил немного чая в ее потрескавшиеся губы.

— Кто-то должен знать, — прошептала она, устремив на него свой воспаленный взгляд. — Он убил тех людей. Беннетов и Шерринфордов. А затем использовал их гибель как предлог для ареста, заключения и казни всех, кто был против него. А сейчас он затевает войну с Францией. Он сделал это, и он хранит письма, а я знаю, где они, они в его комнатах, и кто-то еще должен знать об этом.

Джон замер. Ему показалось, что весь воздух внезапно исчез из комнаты.

Та Женщина вдохнула, быстро и неглубоко, а затем устремила взгляд в потолок.

— Теперь вы знаете, — хрипло сказала она.

— Кто? — спросил Джон почти шепотом. — Кто сделал это?

— Он ужасный человек, — хрипло сказала больная. Она закрыла глаза, как будто пытаясь сдержать слезы, но тело ее было слишком обезвожено, чтобы плакать.

— Кто? Кто ищет вас?

Она посмотрела на него снова, в ее воспаленных глазах сверкнуло пламя:

— Сэр Джеймс Мориарти.

Та Женщина больше не сказала ни слова. В ту ночь, в ее самые тяжелые часы, она впала в оцепенение, и не реагировала на слова Джона или его прикосновения. Он продолжал обтирать ее мягкой влажной тканью и смачивать ее губы. У кровати горела лампа, и Джон устало подумал, что может понять, почему бедной девочке везде чудился Мориарти – тени на стенах были такими, что их можно было бы испугаться даже без лихорадки. Ему казалось, что он был единственным во всем мире, кто не спал в эту ночь.