— Ш-ш-ш-ер-л-л-ок, — еле выговорил он. — Ше-р-лок. От-к-крой г-гла-за.

Веки Шерлока дрогнули, и тот с удивлением посмотрел на Джона, прежде чем глаза его снова закрылись. Хорошо, стуча зубами, подумал Джон, если мы сейчас быстро доберемся до берега и согреемся…

Лодка качнулась, заскребла по песку и остановилась, и Джон облегченно закрыл глаза. Вокруг оказалось много кричащих и суетящихся людей. Шерлока подняли на руки, а Джона поставили на ноги и повели к ожидающему экипажу, уже окруженному толпой столичных зевак. Кто-то набросил одеяло на плечи Джона. Оно пахло лошадьми, и этот знакомый запах вдруг вызвал такие ностальгические чувства, что защипало глаза. Кутаясь в одеяло, Джон влез в экипаж, стараясь, как мог, не испортить и не закапать роскошную бархатную обивку. Шерлока тоже закутали в одеяло и уложили так, что его голова была на коленях Джона.

— У вас не найдется какой-нибудь ткани, салфетки, пожалуйста? — спросил Джон у прекрасно одетого господина напротив. Он немного согрелся в закрытом пространстве, и, по крайней мере, его зубы перестали стучать. — У него кровотечение, и достаточно сильное.

Джентльмен вынул безупречно чистый льняной платок, и Джон тут же зажал им рану, что была на виске у Шерлока. Тот застонал, приоткрыл глаза, но, увидев Джона, сразу затих.

— Куда мы едем? — спросил Джон, не особо беспокоясь по этому поводу, лишь бы там оказался камин.

Мужчина приподнял брови:

— В Букингемский дворец, разумеется. Это собственный экипаж Ее Величества, разве вы не видели герб на дверцах?

Джон уставился на него. Может быть, он все-таки ударился головой.

— Извините, — начал Джон, — Вы…

Но в этот момент Шерлок снова открыл глаза, и, жалобно выдохнув: Джо-о-н, извергнул, наверное, половину Темзы на него, на чудесную бархатную обивку и прекрасный носовой платок представителя Королевы.

Видеть Шерлока Джону не разрешали в течение многих часов. Но зато отвели в замечательную сухую комнату, по счастью, с камином, горячей ванной, а также — благодарение богу, — и бритвой, с завтраком на подносе и даже костюмом, который, правда, оказался ему немного велик.

Джон стоял на маленьком табурете, а слуга подворачивал его брюки, чтобы их быстро укоротить, когда в дверь постучали, и другой слуга объявил:

— Лорд Шерринфорд.

— Милорд, — сказал Джон, инстинктивно пытаясь выпрямиться для почтительного приветствия, но сумел лишь заехать слуге по лицу, в безуспешной попытке проделать всё это.

— Нет, пожалуйста, оставайтесь там, где вы есть, ваши брюки вам, определенно, понадобятся, — отозвался лорд Майкрофт, — нет, сейчас уже — лорд Шерринфорд, как Джон должен был напомнить себе, — и улыбнулся своей особой улыбкой, что всегда казалась немного страдальческой. — И, Джон, я был уверен, что мы уже преодолели эти формальности. Вы можете звать меня Майкрофтом.

Это было настолько нелепое предложение, что Джон мог только уставиться на милорда в ответ, совершенно утратив дар речи.

— Врачи Королевы всё еще у моего брата, но они заверяют меня, что он полностью поправится. Полагаю, вам скоро позволят его навестить. Если вы любезно сообщите мне, где проживаете, я прослежу за тем, чтобы ваше имущество перевезли сюда как можно скорее.

— Благодарю вас, ми… Май… сэр, — выговорил Джон, наконец. Сейчас он, по сути, смотрел на лорда Майкрофта сверху вниз, и это еще увеличивало неловкость ситуации. — У нас там немного вещей, но, думаю, что ваш брат будет рад получить свою скрипку.

Глаза Майкрофта потеплели.

— Конечно, — сказал он. — К сожалению, очень много дел требуют моих неусыпных забот, больше, думаю, чем вы можете вообразить. Однако, благополучие брата — для меня, конечно, высший приоритет. И чувствовал бы себя гораздо лучше, если б знал, что вы находитесь с ним, и пошлете за мной, как только в этом возникнет необходимость.

— Конечно, сэр, — не колеблясь, ответил Джон.

— Мы снова в огромном долгу перед вами, Джон Уотсон, — сказал Майкрофт и поклонился ему, перед тем как выйти из комнаты. Дверь закрылась еще до того, как Джон смог бы придумать, что тут сказать.

Врач, который потом зашел к Джону, дабы поговорить с ним, не был обеспокоен настолько, как юноша опасался.

— У милорда сотрясение мозга, но, кажется, не очень серьезное, и, я верю, что несколько дней отдыха помогут ему полностью восстановиться. Мне сказали, он страдает легочным заболеванием, при котором, конечно, речная вода могла нанести большой вред. Лорд Шерринфорд говорил мне также, что, учитывая недавние обстоятельства, вы можете больше мне рассказать о здоровье лорда Шерлока.

— У него астма, сэр, и была тяжелая пневмония прошлой осенью, — сказал Джон. — Но с тех пор, как мы покинули Бластбурн, ему стало лучше.

Он рассказал о лечении, которое Шерлок получал там в больнице, и о том, что имело эффект, а что оказалось неэффективным. Доктор кое-что уточнил и внимательно выслушал все ответы Джона. Постепенно тот стал держаться свободно — это было похоже на то, как он после обхода рассказывал о своих пациентах доктору Вудкорту.

— Очень хорошо, — наконец, сказал доктор. — Несколько дней отдыха должны помочь его легким, также как и его голове. Постарайтесь обеспечить ему покой, а я навещу его позже. И еще в эти дни пусть побудет на легком питании — бульон, преимущественно.

— Как скажете, сэр, — сказал Джон почтительно. — Но мне следует предупредить вас, что он больше любит желе.

Наконец, после серьезного разговора с сиделкой, со строжайшим наказом, что больного нельзя волновать и тревожить, и прочими указаниями, которые Джон выдержал так терпеливо, как мог, его пропустили в затемненную комнату, где Шерлок лежал на огромной кровати под балдахином.

Юный лорд на ней выглядел очень маленьким и чрезвычайно бледным, голова его была перевязана, а ресницы казались очень черными на тонком лице. Джон, переживший несколько сотрясений мозга, для начала удостоверился, что таз под рукой, а затем придвинул к постели стул и мягко взял Шерлока за руку. Он коротко вспомнил вид этой же тонкой руки, там на реке, и бережно, осторожно и нежно поднес эту руку к губам, чтобы поцеловать.

Глаза Шерлока открылись, и взгляд устремился к нему.

— Джон?

— Здесь, мой любимый.

— Майкрофт говорил, это ты спас меня на реке. Ты прыгнул за мной?

— Ну, конечно же, прыгнул! Как ты мог подумать, что я не прыгну?

— Вряд ли в тот момент я мог ясно мыслить, — признал Шерлок, нахмурившись. — Но я видел трещину в каменной кладке — там, куда, как я знал, он вскочит. Я лишь не подумал, что он подберется так близко ко мне. — Он закрыл глаза, как будто ему стало больно. — Ты не слушаешь. Я же сказал — беги!

— А я говорил, что никогда не позволю тебе утонуть. И я не позволю.

Из горла Шерлока вырвалось нечто, похожее на рыдание, и Джон тут же склонился к нему:

— Тш-ш, предполагается, что ты отдыхаешь. Теперь всё хорошо, и мы в безопасности. Ты в безопасности. И мы вместе. Но, пожалуйста, больше не надо рек, ладно? Еще одной мне не выдержать.

Пальцы Шерлока безмятежно расслабились в руке Джона, но затем тот вздохнул и быстро сказал:

— Прости, Джон, я…

— Вот, сюда, — тотчас же откликнулся Джон и поднес таз как раз вовремя.

Во дворце они оставались неделю. Для Джона это было мучением: он терзался то постоянным страхом, что допустит какую-то непростительную оплошность, то ужасной, сокрушающей скукой. Шерлок несколько дней провел в лихорадке, страдая от кашля и жалуясь на головную боль, но, в целом, он выздоравливал гораздо быстрее, чем Джон смел надеяться.

На следующий день после их прибытия во дворец, когда Джон сидел в затемненной комнате Шерлока, размышляя, будет ли нарушением этикета, если он спросит слуг, нет ли где-нибудь книг для чтения, вошла сестра и сказала, что к нему посетитель. Джон, увидев, что Шерлок спит, тихо вышел из комнаты.