- Да, Джон-Джон-Джон, еще, еще, хочу тебя, больше, в себя, Джон-Джон-Джон… - от этих стонов и криков у Джона, обнаженного и распаленного, окончательно сносит крышу, и он врывается в Шерлока на всю длину своего жаждущего члена.
Они действуют словно слаженный механизм, двигаясь на встречу друг другу, совпадая в каждой выемке и выпуклости: член Джона создан для восхитительной задницы Шерлока, руки – для его члена, язык для поцелуев с Шерлоком, а зубы – для жарких и жадных укусов. Они ИДЕАЛЬНО подходят друг другу. Шерлок кричит еще громче, подходя к грани, его сотрясает крупная дрожь, когда Джон срывается, утаскивая за собой дикий всесокрушающий двойной оргазм, сливаясь криком с любимым…
- Джон! Открой глаза! – голос Шерлока требовательный и непреклонный, трудно ему сопротивляться, легче выполнить то, что он хочет.
Джон послушно открывает глаза. Господи, дежа вю какое-то: он вновь лежит на полу, голова на коленях Шерлока, который опять массирует ему виски и напряженно вглядывается в него. «Это может войти в привычку», - мимолетно усмехается Джон.
- Что со мной? – спрашивает он скрипучим сорванным голосом.
- Я не знаю, - облегченно выдыхает тот, убирая руки. – Ты пошел налить чаю, потом я услышал какой-то звук, прибежал, ты лежишь на полу. С тобой все в порядке? Тебе надо в больницу, - Шерлок взволнован, действительно взволнован, так, будто ему предстоит ехать на двойное убийство. – Возможно сегодняшнее падение не прошло бесследно. Все же удар головой…
- Со мной все хорошо. Падение тут не при чем, - слабо улыбается Джон, - просто померещилась ерунда какая-то. Слишком реалистичная, чтобы быть правдой.
- Какая? – голос Шерлока обеспокоен и подозрителен до дрожи. – Какая ерунда?
- Ну, - Джон мнется, не желая рассказывать о своих извращенных фантазиях, - ты, я… В общем, ерунда…
- Которая тебя смутила, - проницательно замечает Шерлок. – Ты покраснел, - уши у Джона и вправду полыхают.
- Смущающая ерунда, - упрямо повторяет Джон, переводя взгляд на стол, с которого все началось.
Шерлок следит за его взглядом и тоже останавливается на столе, потом краснеет и нервно выдыхает.
- А в этом видении… Ты был одет? – вопрос кажется Джону провокационным, но это же Шерлок, который может спросить о чем угодно, и поэтому Джон честно мотает головой, избегая смотреть ему в глаза. – А скажи… - Шерлок на мгновение запинается, - шрам на плече был?
Джон на секунду прикрывает глаза, вспоминая увиденную фантазию:
- Нет, - удивленно отвечает он, - шрама не было. Странно, да?
- Странно, - непонятным голосом соглашается Шерлок. – Тебе лучше остаться, Джон. Третий обморок за один день – определенно, нужен покой и постельный режим, - Джон не понимает, как Шерлок понял, что прямо сейчас Джон встанет и засобирается домой, но это так и есть. И, в конце концов, это же Шерлок!
- Я должен вернуться, - убитым голосом выдавливает из себя Джон, с трудом поднимаясь на трясущиеся ноги. – Мне нужно подумать. Я…
- Но ты же еще придешь? – напирает Шерлок. – Мы же по-прежнему… - осторожно подбирает правильное слово, - друзья?
- Друзья, - впервые за весь этот ужасно долгий и трудный день Джон улыбается легко и светло, - мы друзья, Шерлок, и я обижусь, если ты не позовешь меня на расследование, - он в последний раз смотрит на него и направляется к выходу.
- Я позову, и я буду ждать, - летит едва слышное ему в спину, и Джон кивает – дождись.
Джон не присутствует на конференции, которую организует Майкрофт, но смотрит ее по телевизору на работе во время обеденного перерыва. В ординаторской, к счастью, пусто, и Джону удается насладиться Шерлоком, его идеальным костюмом от хрен-знает-кого, наглухо застегнутым воротничком рубашки и профессионально уложенными кудрями. Сидящий рядом с Шерлоком мрачный Лестрейд вызывает в Джоне чувство досады – он все еще не прощен за отступничество, а Салли Донован – яростное неприятие за инициативу травли. Джон внимает каждому слову Шерлока и умиляется, как суетливая мамаша лепету любимого малыша. Весь день после этого у Джона хорошее настроение, и он едет домой в некоем эйфоричном состоянии ожидания грядущих перемен. Шерлок присылает СМС через день после конференции, и Джон, не раздумывая, срывается с места, отпросившись у начальства. Все три дня, что они не виделись, Джон старательно избегает Мэри, даже телефонных разговоров с ней, а она настойчива в своих попытках связаться – видит бог, очень настойчива, вплоть до визита домой, когда Джон, трусливо затаившись, просто не открывает дверь. Джон никогда и ничего не боялся, но сейчас он трепещет перед Мэри, потому что не знает, что и как ей сказать. Меньше всего ему хочется обидеть слабую влюбленную женщину.
А еще эти три дня отмечены дикими сексуальными фантазиями Джона по поводу Шерлока. Эти фантазии провоцируются разнообразными, на первый взгляд совершенно невинными вещами, и всегда сопровождаются пронизывающей болью в голове и кратким выпадением из реальности. Эти фантазии до жути правдоподобны, и всегда после них Джон чувствует головокружение и возбуждение, с которым приходится бороться старым дедовским ручным способом. От этих фантазий Джон ощущает себя сексуальным маньяком, не понимая причудливых вывертов своего подсознания: и ладно бы ванная, в которой с натяжкой, но можно вообразить секс под душем или широкий подоконник в кабинете, где Джон ведет прием, на нем, при желании, можно удобно устроиться для быстрого перепихона, но вот кофейный столик или табуретка, это явно для хоббитов, а холодильник или шкаф, скорее, для драконов. Джон боится своих фантазий, но переживает их с неким мазохистским наслаждением, понимая, что никогда в жизни такого случиться не может, так пусть хоть в его голове будет существовать эта маленькая придуманная реальность. Джон страдает от этих приступов, но жаждет их всей изголодавшейся по Шерлоку душой. Он боится своих чувств, боится раскрыться перед Шерлоком, быть отвергнутым, но устоять перед притягательностью всплывающих в голове образов не в силах. Впрочем, иногда Джон уверен, что Шерлок уже давно знает о его ненормальной привязанности, иначе как бы он так быстро сориентировался по поводу обнаженки на кухне Бейкер-стрит из первой сексуальной фантазии Джона, если не считать сцены насилия из кошмара. Не стоит недооценивать Шерлока, и Джон этого не делает. Просто старается не подавать вида.
Убийство, на которое Шерлок зовет Джона, происходит на одном из заброшенных складов в доках. Человек лежит там около месяца, и все признаки разложения налицо. Джон зажимает нос рукой, но следует за Шерлоком неотлучно, словно намагниченный. Он сдержанно здоровается с Лестрейдом, выглядящим виновато, и игнорирует приветствие сержанта Донован. Все внимание Джон сосредотачивает на Шерлоке, и спустя полчаса оба счастливы вернувшейся так легко и просто атмосфере взаимного довольства. Как в прошлой жизни, Шерлок блистает наблюдательностью, а Джон восхищается и стоит на подхвате. Они действуют слаженно и гармонично, будто и не было этих двух чертовых лет разлуки. Довольно быстро Шерлок вычисляет убийцу и берет след, а Джон летит за ним, чуть приотстав, готовый выхватить пистолет в любой момент, верный друг и защитник, прикрывающий спину. Похоже, этого ощущения совместной погони не хватало обоим. И в финале, когда преступник настигнут, а наручники защелкиваются на его запястьях, Шерлок и Джон сияют, не в силах скрыть восхищение от ситуации и друг друга. Когда появляется Лестрейд с вечным брюзжанием по поводу того, что его не подождали и не предупредили, Шерлок уходит, величественно махнув кэбу рукой. Они едут в такси и посматривают друг на друга с хитрым ожиданием, которое оправдывается остановкой на Бейкер-стрит. Шерлок валится на диван, вслух смакуя самые удачные моменты расследования, а Джон привычно готовит чай. Он приносит чашку Шерлоку, когда случается очередной сексуально-фантастический приступ, от одного только взгляда на желтый плюш их продавленного дивана. Чашка выскальзывает из рук Джона и с мягким стуком падает на ковер миссис Хадсон, за ней следует сам Джон, хватаясь за голову, а затем наступает мгновения откровения – оказывается, на этом неудобном диване можно отлично любить друг друга. Джон видит все так предельно ясно и четко, что сердце готово выскочить из груди, но сквозь вздохи и крики его нафантазированных Шерлока и Джона, пробивается родной требовательный голос:
