Джон закрывает глаза на минуту и просыпается от тихого шепота:
- Джон, малечек, просыпайся…
Он резко открывает глаза и видит уже очнувшегося улыбающегося Шерлока. Облегчение наваливается снежным комом, и Джон не может вымолвить ни слова, только смотрит на Шерлока и кусает губы.
- Прекрати, - тихо просит Шерлок, - иди сюда и обними меня, я встать не могу.
Джон сглатывает ком, застрявший где-то в горле, и обнимает Шерлока, уткнувшись носом ему в шею.
- Живой, - выдыхает он. – Как же я испугался…
Джон с наслаждением слушает ровное биение сердца Шерлока сквозь тонкий слой бинтов.
- У меня все было под контролем, - Шерлок слабой рукой гладит Джона по волосам.
Джон моргает, прогоняя слезы:
- То, что ты сказал тогда… - с трудом произносит он, - про помолвку… Что она была по-настоящему… Для меня это честь, носить твое кольцо, - он все же шмыгает носом. – Прости, если тебе было неприятно слышать мои слова, я говорил это для Мэри и на самом деле отношусь к нашим отношениям серьезно.
Шерлок молчит довольно долго, продолжая перебирать тонкими пальцами пряди Джона.
- Я рад это слышать, малечек, - наконец произносит он. – И, наверное, я сам виноват в том, что ты не воспринял наше обручение всерьез. В конце концов, я так и не сказал этого вслух.
- Уже сказал, - шепчет Джон, поднимает голову и целует Шерлока в губы. – Когда тебя заберут? – спрашивает он позднее. – В консульство уже позвонили…
Шерлок морщится:
- Я имею право на отпуск, - сердито бурчит он. – Моя жизнь вне опасности. Какого черта, - он поднимает руку, чтобы убедиться, айди на запястье нет. – Дай его, мы все сейчас уладим…
Джон подает Шерлоку айди, и тот, надев его на руку, быстро кого-то вызывает, а потом ведет долгий спор на повышенных тонах окрепшим голосом на вспомогательном батрейнском, которым Джон не владеет. Когда переговоры заканчиваются, Шерлок срывает с себя браслет и швыряет на тумбочку.
- Май… мой работодатель – урод, - возмущается он. – Всего три дня! Три дня отпуска, Джон! Я заслужил два года жизни с тобой, а не три дня в больнице… - он хмурится, барабаня пальцами по простыне, и Джон ловит себя на желании зацеловать каждый палец. – Так, ладно, - Шерлок оглядывается: - Я прекрасно себя чувствую, зови врачей, пусть меня выписывают. Бери отпуск, мы отлично проведем эти три дня в твоей квартире…
- Что? – меланхоличное настроение слетает с Джона моментально. – Ты в своем уме? – кричит он через несколько минут спора с Шерлоком. – Да ты же после операции! Тебе нельзя двигаться! Постельный режим! Неделя, как минимум…
Они спорят долго, азартно и громко, так что на ор прибегает медсестра, а за ней профессор Нежинский. Как ни странно, но Шерлоку разрешают покинуть госпиталь уже завтра. Ночь он должен провести под наблюдением врачей. Джон сопротивляется этому решению профессора долго, и тому приходится отвести Джона в сторонку и популярно на пальцах рассказать о некоторых особенностях удивительной регенерации сфинксов.
- Если б выстрел был сделан в район ментальных крыльев сфинкса, то последствия были бы не так радужны, а физическому телу человека повреждения не опасны. Вот увидите, коллега, он завтра на своих ногах домой пойдет, - уверяет профессор Джона. – А то, что ему там будет лучше, чем в больнице, и обсуждать нечего. И сами отдохните, уж больно вы плохо выглядите. Освобождаю вас от работы на три дня, считайте, это приказ.
Пораженный Джон благодарит профессора и возвращается к любимому. Он проводит ночь возле Шерлока, который спит сном младенца, явно пополняя потраченные силы и здоровье, а просыпается вполне себе бодрым и довольным жизнью. Джон еще пытается уговорить его на передвижное кресло, но Шерлок действительно самостоятельно встает на ноги, и это чудо. Джон ходит вокруг него на цыпочках и боится лишний раз вздохнуть, обращаясь с Шерлоком как с хрустальной вазой, но его скверный нрав быстро возвращает их к прежнему простому и легкому взаимодействию. И хоть выходят из госпиталя они под ручку (Шерлок все же опирается на Джона, превозмогая некую послеоперационную скованность), Джон чувствует, как жизнь со всеми своими красками, звуками и запахами стремительно возвращается. Такой полной и насыщенной она бывает только рядом с Шерлоком. Пока они идут к ожидающему такси, Джон тихо улыбается тому, что впервые осознает их с Шерлоком официальной парой. И это осознание до чертиков приятно. Он незаметно касается подушечкой пальца скромного кольца Шерлока и ощущение теплого металла под кожей согревает душу.
Квартира Джона ничуть не изменилась с того момента, как они ее покинули, вот разве что корзина фруктов на столе в кухне выбивается из привычного ряда вещей.
- Мой работодатель, - поясняет Шерлок, поймав изумленный взгляд Джона, - он такой… удушающе заботливый.
Джон старается не думать о том, как эта корзина попала в его закрытую на ключ квартиру. Пока Шерлок осваивается и ворчит по поводу имперской медицины, Джон готовит еду, а потом они завтракают вместе, как самая обычная пара. Они смеются, вспоминая события в госпитале, хотя в большинстве случаев Джону хочется заплакать, обсуждают детали и просто молчат. Молчать с Шерлоком так же уютно, как слушать его или разговаривать с ним. Закончив завтракать, они перемещаются в спальню, и тут либидо Шерлока настойчиво о себе напоминает. И Джон готов поддаться на сладкие уговоры, наплевав на запреты врачей, но воспоминания о вытекающей изо рта Шерлока струйке крови, останавливают. Вместо того чтобы предаться безудержному и горячему сексу, Джон делает своему парню сногсшибательный минет, от которого Шерлок орет и стонет словно настоящая порнозвезда, а кончает так долго, словно они вечность сексом не занимались. Потом Джон устраивает представление для Шерлока, мастурбируя себе, и это становится не менее горячо и соблазнительно, потому что Шерлок тут же возбуждается по новой, и все же Джону приходится принять его настойчивое приглашение заняться любовью. Они делают это нежно и осторожно, обходя раны, зажившие и не зажившие, как физические, так и душевные, и это то, чем Джон хотел бы заниматься постоянно. Они засыпают, просыпаются, съедают присланные фрукты и опять занимаются любовью, а потом опять засыпают, и просыпаются, чтобы выпить восхитительного заваренного Джоном чая. Это самые спокойные дни за всю войну, если не считать сказочных дней в Хоноре, и Джон по-настоящему счастлив. Спокойствие их прерывается в последний день, отведенный Шерлоку руководством, когда рано утром раздается звонок в дверь.
Шерлок еще спит, разметавшись по кровати Джона, голышом, раскинув руки и ноги морской звездочкой. Джон сонно сползает с него, бережно укрывая сбившимся одеялом и, накинув халат, идет открывать дверь. Он не ждет гостей и явно изумлен, увидев на пороге матушку и Гарри с баулом в руках.
- Джонни! – кричит Гарри, повисая на шее у брата, а матушка, едва сдерживая слезы, льнет к нему и бормочет что-то о родном и ненаглядном сыночке.
- Как вы здесь оказались? – изумляется Джон, заводя их в гостиную. – Вы же были на Сирене Дальней.
- Отец вызвал нас в Ласс, - важно отвечает Гарри, - он сказал, что сейчас там относительно безопасно.
- Да, - подтверждает матушка, - а там мы узнали о покушении на великого князя. О, ужас, отец так перенервничал, у него даже случился гипертонический криз. Он тут же отправил нас к тебе спецрейсом. Ах я, растяпа, забыла, - она принимается распаковывать баул. – Тут тебе от Глэдис гостинцы: булочки марципановые, ватрушки с творогом, маковые рулетики, пирожки с капустой и грибами… - перечисляет матушка, извлекая свертки и выкладывая их на журнальный столик.
Джон невольно оборачивается на спальню, гадая, проснулся ли Шерлок. Гарри подозрительно следит за ним.
- Ты не один? – не выдерживает она, и Джон краснеет, понимая, что соврать уже не сможет.
