- С прибытием, сладенький, - знакомый голос рыжего звучит совсем близко, - да ты мазохист. Все никак не хочешь сотрудничать? Или может быть нравится, когда тебя дерут здоровые мужики? – он гогочет, смех подхватывают остальные уголовники.

Джон с трудом открывает заплывшие кровью глаза и упрямо хрипит:

- Я не гей.

- А это, сладенький, уже не важно, - отвечает рыжий, - в ближайшее время ты - наша баба, - он тянет свои ручищи к Джону, когда откуда-то издалека раздается угрожающее рычание, а затем низкий голос, отдаленно знакомый Джону, произносит:

- Если кто хоть пальцем тронет – разорву.

Джон приподнимается на локтях, хотя это невыносимо больно и почти невозможно (пернатый с Вандроса на этот раз потрудился особенно основательно), и видит позади расступившихся уголовников Шерлока, в дурацкой арестантской робе, но до невозможности опасного в своей злобе.

- Пошли прочь, - рычит Шерлок, и арестантов словно ветром сдувает, Джон остается на полу барака один, истекающий кровью и совершенно голый.

Шерлок неуловимо быстро оказывается рядом, падая на колени, и осторожно притягивает к себе Джона, обнимая. С облегчением и радостью, Джон утыкается Шерлоку лицом в живот и беззвучно плачет. Его худые плечи трясутся, руки цепляются за сфинкса, а слезы все льются и льются, впитываясь в ткань робы. Шерлок осторожно гладит Джона по спине, боясь причинить боль, и тихо шепчет:

- Все будет хорошо, малечек, все будет хорошо, я с тобой, рыбка моя…

- Сирены не рыбы, - также шепчет сквозь слезы Джон, пытаясь улыбнуться.

- Конечно, рыбка моя, - соглашается Шерлок, - сирены не рыбы, а ты – не гей.

- Точно, - Джон наконец-то улыбается и отлипает от живота Шерлока: - Как же я рад тебя видеть.

Он хочет подняться, выбраться из объятий Шерлока, потому что за свои слезы стыдно, а за наготу неловко, но сил не хватает. Зато Шерлок опять понимает все без слов, и просто поднимает его на руки, как какую-то долбанную принцессу из сказки, несет, прижимая к себе, а потом бережно укладывает на койку в углу, около стены. Джон хочет возмутиться, сказать, что он не баба, чтобы таскать его вот так, на руках, но он именно баба, его неоднократно отымели много мужиков, и в зад, и в рот, поэтому он униженно молчит и закрывает глаза. Опять до невозможности хочется умереть.

Первая радость от встречи с Шерлоком проходит, уступая место усталости и величайшему стыду. Шерлок бережно укрывает Джона тонким одеялом, которое совсем не согревает, и куда-то уходит. Джон слышит тихие переговоры на другом конце барака, угрожающее рычание Шерлока, звяканье, неидентифицируемые звуки. Шерлок возвращается, худой матрас прогибается под его весом, а одеяло сползает к ногам.

- Джон, я знаю, что ты не спишь, - произносит Шерлок тихо, - можешь не открывать глаза. Сейчас я обработаю раны. При желании здесь можно достать все, что нужно, в том числе и медикаменты.

Великодушие Шерлока кажется Джону еще большим унижением, и он упрямо распахивает глаза, чтобы видеть, как сосредоточено тот обследует каждый сантиметр тела Джона, осторожно, стараясь не причинить вреда, обрабатывает раны антисептиком, заливает заживляющим гелем, мажет синяки и гематомы мазью от ушибов. Напоследок он дает Джону таблетку.

- Выпей, - велит строгим голосом, - это обезболивающее. У тебя два ребра сломаны, и плечо вывихнуто. Других внутренних повреждений я просто не в силах определить. Ребра не могу сейчас зафиксировать, пока заживляющий гель не впитается, а плечо сейчас вправлю. С таблеткой будет не так больно.

Джон покорно выпивает, а потом, сжав зубы, терпит остро пронзающую боль. Когда все кончено, Джон выдыхает через нос и снова закрывает глаза – смотреть на Шерлока невыносимая пытка. Шерлок куда-то уходит, а возвращается со стаканом воды. Приподняв Джона, помогает напиться, а потом, не спрашивая разрешения, забирается к нему в койку, ложится рядом и обнимает, оплетая руками и ногами. Джон даже не дергается – к мужским прикосновениям он, можно сказать, уже привык.

- Мы просто греемся, малечек, - шепчет Шерлок, - одежда здесь на вес золота, ее я достать не смог, так что буду согревать своим телом.

- Смотри не замарайся, - кривит губы Джон, - я тут давно за шлюху… - но Шерлок просто затыкает ему рот властным почти невинным поцелуем.

- Замолчи, малечек, - велит он строго, переставая целоваться, - не неси чушь.

- Ладно, - Джон дышит тяжело, переживая поцелуй с Шерлоком, который также прекрасен, как раньше, может быть, даже еще более прекрасен. – Расскажи, как ты здесь оказался, давно? - просит он, прижимаясь к Шерлоку, в бараке действительно холодно, а Шерлок горячий, как печка. – Я думал, Батрейн как всегда держит нейтралитет, не ввязываясь в войну.

- Так и есть, - подтверждает Шерлок, - просто эти идиоты, нтога, не разбирают, где военные суда, а где гражданские… И я здесь уже сутки. Неинтересно. Лучше ты расскажи все, что произошло. Особенно здесь, - голос Шерлока напряжен и сосредоточен, а руки нежны и заботливы.

Джон закрывает глаза, прижимаясь щекой к груди Шерлока, и начинает рассказывать о том, как попал в плен и о том, как его в этом плену содержали, да и, по сути, содержат до сих пор. Не стыдясь более, он рассказывает о боях на ринге, о систематическом насилии здесь, в среде уголовников, о том, как с завидной регулярностью все повторяется сначала после того, как его тело излечивают от повреждений.

- Они даже умудрились вернуть меня с того света, - с грустью заканчивает Джон, - поверь мне, я действительно умер, когда вскрыл вены. Отсюда не сбежишь, это какой-то бесконечный ад. Мы в академии шутили, лучше ужасный конец, чем ужас без конца… Идиоты…

Шерлок перестает обнимать, и Джон удивленно открывает глаза, чтобы увидеть, насколько Шерлок зол.

- Обещай мне, - рычит он, - обещай больше никогда этого не делать. Что бы ни случилось, ты не уйдешь из жизни добровольно.

- Успокойся, - просит Джон, - мне и не дадут этого сделать.

Но Шерлок не успокаивается. Он принимается яростно чесать и без того расчесанную в кровь татуировку на запястье и в конце концов Джон просто накрывает его руки своими.

- Перестань чесаться, - просит он, - только хуже делаешь. Тебе сделали татуировку не по технологии, - Шерлок гасит в себе злобный смешок, но Джон не обращает внимания, продолжая удерживать его. – Я обещаю, что больше никогда не наложу на себя руки, как бы плохо мне ни было. Доволен? – он внимательно смотрит на Шерлока и, дождавшись его кивка, отпускает.

Поддавшись искушению, Джон осторожно проводит жесткими подушечками пальцев по расчесанной в кровь татуировке, отчего Шерлок странно урчит, а щеки заливает румянец – невиданное зрелище – может, у него там эрогенная зона? Кто их, сфинксов, знает.

- Что будем делать? – тихо спрашивает Джон, вновь прижимаясь щекой к груди Шерлока и с удовольствием слушая размеренное биение сердца.

- Ты будешь спать, малечек, а я думать. Пора прогуляться в Чертоги, - отвечает Шерлок, и Джон покорно закрывает глаза.

Впервые после пленения ему хорошо и спокойно. Засыпая, ему чудится, что Шерлок целует его в макушку, но это, конечно же, всего лишь фантазия. С чего бы Шерлоку его целовать? Он не гей, а они всего лишь греются.

Рядом с Шерлоком ему ничего не снится, и это самое прекрасное, что случается за последнее время. Просыпается Джон от теплого тела рядом и, еще не проснувшись, пугается того, что этот кто-то рядом может исчезнуть, и он опять останется один. Джон рывком обвивает руками того, кто рядом, и лишь после этого открывает глаза. Шерлок. Память стремительно возвращается, и Джон слабо улыбается – все же он эгоистично рад тому, что Шерлок здесь. Хотя то, что Шерлок попал в плен, конечно, плохо.

- Может быть, у тебя получится сбежать? – спрашивает он хриплым со сна голосом. – Тебя не считают ценным, а значит, есть шанс…

Джон не договаривает, потому что Шерлок его перебивает: