Шерлок продолжает молчать, обрабатывая полученную информацию. На душе уже не так тяжело и мутно, и он все же решается заговорить:
- Письмо… - он прочищает горло, - письмо мамы. Ты покажешь его?
- Его больше нет, - отвечает Майкрофт тихо, - мама просила сжечь - она не хотела, чтобы хоть кто-то и ты сам в первую очередь узнал о том, что было, - Шерлок кивает, опять замолкая. – Мне, наверное, пора, - Майкрофт поднимается, тяжело опираясь на зонт. – Я хотел еще кое-что сказать, - он смотрит на брата впервые на равных, - твой личный интерес оказался удачным. Поздравляю! Вы действительно пара.
Шерлок не провожает Майкрофта, размышляя над последними словами, а когда Джон возвращается, впервые со времен маниакального наблюдения встречает его очень эмоциональным исполнением партии скрипки любимой из четырех романтических пьес для скрипки и фортепиано Антонина Дворжака, блаженствуя в лучах обожания Джона.
Поехать в родительский дом предлагает, как ни странно, Джон, и Шерлок смотрит на него удивленно, не в силах поверить в то, что услышал.
- Гештальт должен быть завершен, - поясняет Джон, включая психотерапевта, - ты сам почувствуешь себя лучше, посмотришь в глаза своим страхам.
- Хоть завтра поедем в Бартс и весь день простоим на крыше, - огрызается он, но Джон раз за разом возвращается к этой теме.
Шерлок отказывается долго и упорно, но Джон умеет убеждать, и в конце концов, они действительно, Шерлок поражается собственной мягкотелости, едут в правительственной машине в поместье Холмсов. Шерлок молчит всю дорогу, хмуро глядя в окно, и Джон держит свою руку на его колене, давая понять, что рядом. Это немного успокаивает Шерлока, но перед самым домом он опять начинает нервничать. Машина остается за воротами. Шерлок открывает скрипучие ворота ключом, переданным им Майкрофтом, оглядываясь. В саду царит запустение. Дорожка теряется в зарослях сорняков, крапива, вымахавшая по пояс, заполонила собой все пространство, занятое ранее розами и георгинами, обступила деревья и кустарники, завладела этим местом. Несмотря на жаркий день, в саду темно из-за дико разросшихся вишен.
- Как в Мэндерли, - тихо произносит Джон.
- Кто-то зря получает Майкрофтовы деньги, - бурчит Шерлок, которому сравнение ни о чем не говорит (возможно, знал раньше, но удалил). – Не вижу, чтобы за этим местом присматривали. Здесь давно не ступала нога человека.
Они продвигаются по едва виднеющейся дорожке вперед, к дому, такому же запущенному, заросшему диким виноградом и мхом. Поляна перед домом едва различима в зарослях сорняков. Скамейки и небольшой фонтан, несколько статуй едва угадываются в этих джунглях. Шерлок старается заглушить всплывающий в голове детский смех, голос матери, жужжание пчел и ворчание отца. Он целеустремленно идет к дому, который своей заброшенностью напоминает выброшенного на берег кита – огромный, нелепый и мертвый. Шерлок долго возится с замком, стараясь не смотреть по сторонам. Слишком уж оживляют память эти потемневшие каменные стены, это забытое у входа кресло-качалка, скрипящие на ветру качели. Голоса призраков никак не хотят покинуть это место. Джон отбирает у Шерлока ключи и сам открывает заржавевший замок. Внутри дом выглядит еще хуже, чем снаружи, потому что внутри осталось догнивать и пылиться прошлое. Мебель, накрытая чехлами, завернутые в полиэтилен люстры и бра, занавешенные картины скрадывают узнаваемость, а запах тления и сырости не воскрешает былого. Шерлок рад этому, он не хочет еще и видеть призраков, призраков читающих газеты и пьющих чай, играющих с деревянной лошадкой, ссорящихся, мирящихся, молчащих… Шерлок не выдержит, если увидит кудрявого темноволосого мальчика, поднимающегося наверх в свою комнату, или высокого мужчину с книгой в руках. Джон берет Шерлока за руку, выводя из легкого транса.
- Как пройти на крышу? – спрашивает он.
Шерлок показывает направление и покорно следует за Джоном, поднимаясь по узкой пыльной лестнице. Дверь на крышу поддается напору Джона с трудом, но когда они все же выходят на этот простор, так близко к синему, как глаза Джона, небу, на Шерлока накатывает волна воспоминаний: запах прелой вспаханной земли, далекие крики грачей, матушка в крови и слезах, наступающая каблуком на цепляющиеся за камень пальцы, звук упавшего тела, разрастающийся жар в теле. Шерлок даже подносит руку ко лбу, чтобы убедиться в повышенной температуре, но нет, все это всего лишь игры разума, иллюзия.
- Пойдем, - Джон, сам того не зная, тянет его туда, где все случилось много лет назад.
Шерлок послушно идет, стараясь не вспоминать, но воспоминания, эти призраки прошлого, настырно лезут и лезут в уши и в сердце.
- Забудь, не вспоминай, - слышит он мамин голос.
- Дай свою гребаную руку, - слышит он срывающийся голос отца.
Шерлок зажимает уши руками и запрокидывает мокрое из-за пролитых слез лицо к небу.
- Пойдите прочь, - шепчет он, - оставьте меня в покое…
Крепкие руки Джона обнимают его, успокаивая. Шерлок постепенно приходит в себя. Он все еще взволнован, но уже достаточно владеет собой, чтобы подойти к краю крыши и заглянуть вниз, на заросший травой дворик. Ожидаемо, тела отца внизу нет. Шерлок неслышно вздыхает с облегчением и поднимает глаза на окружающий простор, зеленые поля и синее бескрайнее небо. Он отпускает прошлое и прощается. На душе легко и пусто. Джон был прав, это нужно было сделать. Шерлок покидает это место без сожаления, слез и обиды, так и не заглянув в фамильный склеп. Возможно, однажды они с Майкрофтом наберутся смелости и избавятся от этого груза наследия предков, а пока пусть стоит заброшенный и забытый. Не надо беспокоить мертвых.
Это утро начинается привычными сонными объятиями и неспешным размеренным сексом. Джон восхитительно хорош в своей утренней жадности до тела Шерлока, Шерлоку нравится такая одержимость, он сам, в своем роде, одержим Джоном. Утреннее солнце льется в приоткрытое без штор окно – причуда Джона, который не может выносить вида штор на окнах.
- Я слишком долго не видел мира, - говорит он, упорно отдергивая их после визитов миссис Хадсон.
Шерлок не возражает, хотя перспектива стать объектом наблюдения какого-нибудь сумасшедшего, каким он сам был не так давно, подглядывая за Джоном, не кажется заманчивой. Но Шерлок решает дать Джону еще немного времени для адаптации, прежде чем начать обособляться от окружающих. Они еще немного валяются в кровати, а потом принимают вместе душ – еще одно любимое времяпровождение Шерлока. Джон натягивает трусы и футболку, Шерлок облачается в столь полюбившийся халат, и все также вдвоем они идут на кухню готовить завтрак. Вернее, завтрак готовит Джон, а Шерлок вертится рядом, помогая, а по большей части мешая. Джон терпелив и нежен, его руки заботливы, когда обнимают Шерлока. Губы Джона ласково касаются виска Шерлока, и тот в который раз удивляется, что у них все получилось, что они все еще вместе, пара. Джон заваривает лучший в мире чай, делает тосты, режет сыр, достает из холодильника джем и масло. Они ни о чем не говорят, им достаточно просто взглянуть друг на друга, чтобы понять все, что нужно, без слов. Джон шелестит газетой, Шерлок что-то строчит в телефоне, когда раздается звонок в дверь, слышен негромкий разговор, а затем приближающиеся шаги. Джон удивленно отрывается от газеты и вопросительно смотрит на Шерлока. Тот пожимает плечами, не отвлекаясь от телефона:
- Лестрейд, - и Джон понимающе кивает.
На кухню и правда входит Лестрейд, взволнованный и встрепанный, словно после грандиозной выволочки от начальства.
- Шерлок, у нас тройное убийство, - восклицает он. – Три трупа в комнате паники. Три выстрела в сердце. Орудия не найдено. Системы видеонаблюдения ничего не зафиксировали. Показаний проникновения в комнату нет.
Шерлок откладывает в сторону телефон, заинтересованно глядя на Лестрейда – впервые после случившегося в соседнем доме в нем проявляется былое воодушевление преступным миром.
