– Ты давай, одевайся-собирайся, глумитель. Ночь-то впереди длинная, а я не железный. Пока водочка-закуски, шампусик под шуры-муры, так до звона кремлёвских колоколов точно никакого баловства не ожидается. – тут Моня встал в позу и жалостливо продекламировал: – А там и сил уж нет и свет зари в сон беспробудный клонит.

– Вкури, Моня, от чухоня. Я тебе зачем? Там при любых раскладах всё равно останется одна лишняя женская особь. Не оприходованная лаской и оттого обиженная. Может даже злая. И всё пойдёт насмарку. Без балды для балды.

– Каламбурить изволите? Аппетит приходит во время… или вовремя – ну, ты меня понял. Тут раньше выйдем – там больше вставим. Аксиома нашей жизни. Всё остальное уже на месте сообразим. Может у одной герпес будет или ещё какая уважительная напасть. У женского пола это часто бывает. В нужный-то момент. Иль гостя аспирин мигрени не преграда?

– Типун тебе на страдающее место, которым ты всё это задумал. И герпес этот туда же. Для полноты коллекции. Значит так. Первое – чем ближе ночь, тем меньше дружбы. Второе – лично я сижу дома очень тихо сам-один и не ищу никаких казусов с их «мирными» люлями. Мужик, ты меня понял? Зато утром буду как фреш-огурец без всяких трагических воспоминаний. Я ещё тот прошлый праздник не забыл. Усёк? А через три дня отбываю себе спокойно в своё провинциальное захолустье, в маленькую, но очень гордую страну Европопию.

Моня не стал настаивать и резко сменил тактику. Мелким бесом быстренько втёрся ко мне в компанию по совместному уничтожению вискаря. Преувеличенно громко и смачно дегустировал каждый глоток, морщился, но причмокивал, при этом постоянно выдавая хвалебные тосты в адрес непревзойдённых островных мастеров.

Не прошло и часа, как мы оба вдруг одновременно пришли к выводу, что раз Моня железно обещал, то будет просто самая распоследняя гнусность и совершеннейшее похабство не явиться в гости, раз добрые девушки готовились и с таким нетерпением нас ждут. Гусары мы или твари неблагодарные?

Да и пожрать очень захотелось.

Дальше небольшой кусок вечера слегка затуманился, и я выпал в реальность уже в этой самой мрачноватой трёхкомнатной «хрущёвке». Осознал я себя сидящим с низко опущенной головой, тупо ковыряющим вилкой в полупустой тарелке. Упрямо пытаясь наколоть одинокую, но очень хитрую горошину, стремительно бегающую между размазанных пятен от салатов. Видно эта целеустремлённая настойчивость что-то переключила в голове и на меня одновременно навалился цвет и окружающий нестройный шум.

Моня громко заливал, а хозяйки, преданно глядевшие ему в рот, изредка вразнобой прыскали:

– … и тогда Наталья ему этак зло говорит: «Ты опять хочешь перед гостями на своих съёмках вусмерть упиться? Тогда моё встречное условие. Хочу шубу на Новый год»! Тут Гоблин вскакивает с колен и радостно вопит: «Дементий, хватай камеру, и мухой в кладовку за свеклой и селёдкой»!

Девицы с некоторой задержкой, но вежливо хихикнули. Я поморщился, однако сдержался, и вместо ненужного критиканства, решил приглядеться к праздничному столу. Целостность салатов уже давно и варварски порушена. Типичная Монина тактика. Разрыть, надкусить и обложить. Одна пустая бутылка водки стоит в уголке и к ней явно скоро присоединится бутылка вина и бутылка коньяку. Зато рюмка передо мной стоит пустая и явно ни разу не пользованная. Как и фужер.

– О, а вот и наш чухонский тормоз очнулся, – бурно отреагировал Моня, – А то мы всё одни, да одни. Совсем заброшены таким задумчивым челом. Правда, мои Снегурочки? Давай свой тост, Склифо-финский. Новогодний и без ваших затягиваний. Ба, да у него рюмка пуста! Штрафную! А потом опять начнём знакомиться на брудершафт. Или снова, но заново. По полной программе!

Вместо рюмки мне подсунули резной хрустальный стаканчик, с бережно сохранённой золотистой этикеткой из социалистической Чехословакии. Щедро налили водки.

– Тост. – я лихорадочно попытался вспомнить что-нибудь весёлое, но память никак не отреагировала. Пришлось отделаться тягучей канцелярщиной, – Новый год нужно встречать без долгов, без обид и без проблем! Хочу всем пожелать не только встретить, но и провести весь этот наступающий год в таком же духе! Kippis! Ура!

– Ну ты и гад, – внятно пробурчал Моня, – Мог бы хоть здесь не напоминать. – тут он подхватил вилку и постучал ею по своей рюмке, – Пей до дна, не сачкуй, а не то получишь… ха-ха, новую штрафную!

Пока я давился тёплой водкой и искал чем забить отвратительный сивушный привкус, Моня повторно накатил себе, и несколько сбивчиво сообщил:

– А я вот успел в старом году свою последнюю обиду ликви-диро-вать. – он немного помучался с последним словом, но дальше пошло вполне внятно, – Это им за мою, так гнусно замыленную годовую премию. У нас шеф, кобелина московская, сподобился намедни мелкий сабантуйчик на точке замутить. Немного перебрал и такой спич закатил, что сам обильную слезу пустил. От переполняющих лично его «патриватических чуйств». Жена его, та ещё совладелица подколодная, барственно этак подсела к «народу», да от умиления самое весёлое клювом прощёлкала. Я у неё телефон тихонечко так тиснул. Слюнявую сценку заснял и фото со стишатами на центральный сайт компании закинул. Потом телефон назад ей в сумочку аккуратно положил. Чин-чинарём. Пусть потом вместе повеселятся после возвращения со своих тропических островов. Да и стишата получились неплохие. Мои. Почти. Главное, что жизненные: «Новогодняя снежинка зацепилась за бокал. Дед Мороз Снегурку лапал, шеф при жёнушке страдал».

Моня гордо всех оглядел и, не дождавшись аплодисментов, лихо опрокинул рюмку. Подцепил симпатичный маринованный грибочек, обнюхал и торжественно отправил в рот.

– А теперь, красавицы, смена блюд, а потом полный брудершафт и начинаем игрища игривые! Только пусть сначала наш задумчивый философ ещё штрафную оприходует, а то слишком нудный. – Моня злорадно ухмыльнулся и, слегка постукивая горлышком бутылки о край, стал медленно наполнять мой стаканчик, пока женская тройка, скрипя стульями, суетилась, перемещаясь на кухню.

– Будешь знать, как портить праздник, – зашипел он мне тихо, – То ломался: «Ах, я не такая, я жду трамвая», а потом начал: «Давай в бар заскочим, боевой градус повысим, веселее будет». И что сейчас? Затаился, что твой кукушка-снайпер в торосах. Выбирай цель, не отлынивай. Я уже иссяк один тут париться. И вообще, нечего рожу кривить, когда я свои байки травлю. Мы тут все в Питере либо самого Путина вблизи видели, либо с Гоблином в одном дворе с детства росли. Про Боярского вообще молчу. Такая вот у нас неразрывная родоплеменная связь.

– Ты и без гармошки начудишь.

Возразил я вяло, но тут же обречённо вздохнул, частично признавая свою вину, и с натугой одолел стакан. Сдержал подозрительные спазмы желудка и крепко ухватился за уже обгрызенный кем-то ломоть чёрного хлеба. Сначала старательно занюхал, а потом стал медленно пережёвывать маленький кусочек, пахнущий луком. Ни облегчения, ни поднятия настроения что-то никак не наблюдалось. Зато опять стала неотвратимо наползать тяжёлая дремота.

Дальше пошли только смутные вспышки-воспоминания о безуспешных попытках всунуть мне очередную рюмку в руку, какие-то противные мокрые чмокания и подозрительные тормошения. Затем… может я сам перебрался, а может меня, чтобы не мешал, усадили на этот диван, но зато окончательно отстали. В середине ночи я ненадолго очнулся от шума новых гостей, ввалившихся с поздравлениями. Машинально выпил подсунутый стакан. И всё. На этом для меня празднование окончательно и бесповоротно завершилось. Слабоват оказался.

Надеюсь только, что это не я бешенным лунатиком отбомбился в туалете.

И вот теперь осталось определиться, что там с Моней и быстро делать отсюда ноги. С ним или без него. По сложившейся оперативной обстановке. А если я его здесь брошу, то он мне ещё долго школьную латынь будет напоминать: Veni, vidi, vici – пришёл, упился, обломил.