Моторы заглохли, корабль перешел на медленную скорость, двигаясь по продольной оси, пассажиры удобно разместились на своих местах, и в саду, как я думал, все было прекрасно. Восемь месяцев свободного падения позади. Восемь месяцев небывалого объема бумажной волокиты (на земле это заняло бы всего лишь неделю). В течение этого периода необходимо сохранять спокойствие среди пассажиров и организовать их досуг. К тому же мне пришлось перечитать горы классической литературы, хоть я и не был в восторге от чтения (и до сих пор остаюсь не в восторге).

В 8-00 Туэйн, мой номер два, взглянул на часы.

– Вот он ты, – сказал я ему. – Вот мы. Условия глубокого космоса. Экраны чисты, как мозг кадета-первогодка, виден только Марс, но нас мало заботит, что там, впереди. Ни единой кометы, ни метеорита. Скорость равняется половине «G». Если сомневаешься в чем, зови старшего. О, кей?

– О, кей, – отозвался он.

Я подождал, пока он устроится в соседнем кресле, а потом отстегнул ремни, удерживавшие меня. Промчался через шахту лифта на уровень, где расположены каюты офицеров, и завернул на радиальный проход к своей комнате. Приземлившись, я немедленно отправился в маленькую душевую кабинку. До чего же приятно стоять под душем! Водяные струи обжигали, даровали свежесть, а этого так не хватает, когда вы уже месяц вдали от порта и используете воду, которую уже тысячи раз перед этим использовали. Да, я знаю, что теоретически это не имеет значения и что дистиллированная вода даже лучше для мытья. Знаю также, что любой недостаток свежести есть лишь кажущийся недостаток, это скорее психология, нежели физиология, однако же…

Как бы то ни было, я наслаждался душем, брился и уже был готов натянуть чистую униформу, когда появился капитан Гейл. В руке он держал ворох тонкой бумаги, а на его лице, обычно облагороженном чувством юмора, застыла мрачная гримаса. Он тяжело упал в мое кресло, и пружины крякнули в знак протеста. Он заговорил, и голос его был полон гнева:

– Мистер Вест, вы должны сказать мне.

– Сказать вам что, сэр? – не понял я.

– Вот это, – он взял один из листов бумаги, – это была, насколько я понял, часть заявления, – и кинул на стол. Склонившись над листом, капитан толстым пальцем указал на одну из тем.

Я смотрел через его плечо и читал:

«Один из зоологических образцов. Вес – 20 кг. Размеры: 2, 5 х 1, 25 х 1, 25 м».

– Ну, да, верно, – заметил я. – Он загружался в лот номер шесть и был оснащен пружинами. Судя по размерам, это должен быть песчаный вепрь. Не знаю, как его приготовили: скорее, набили чучело, так как он не был заморожен, но кости хрупкие. Я…

– Песчаный вепрь! – воскликнул Старик. – Песчаный вепрь!

– Но размер…

– Мистер Вест, если бы это был песчаный вепрь, об этом было бы заявлено в декларации. И что же, эти размеры не наводят вас больше ни на какие мысли?

– Нет. Разве что… это может быть полная коробка песчаных червей.

– Песчаных червей! – прошипел он.

Я застегнул рубашку и натянул шорты:

– Не понимаю…

– И не сможете это понять. Несчастные молокососы – ползают в космосе, пока их не отнимут от груди. Ладно, наверное, я должен сказать вам, предупредить, что, если вы хотя бы пикнете об этом другим офицерам, или кадетам – или пассажирам – я лично, своими руками, выброшу вас с корабля, предварительно изрубив на мелкие кусочки двигателем. Итак, мистер Вест, известно ли вам, что такое эвфемизм?

– Да. Использование выражения в переносном смысле.

– Отлично. «Зоологический образчик» – это эвфемизм. Им пользуются на кораблях со времен Ноева ковчега – хотя я сильно сомневаюсь, чтобы сам Ной мог его употреблять – его груз состоял исключительно из зоологических образчиков. Его используют, так как моряки, космонавты и даже пассажиры судов склонны к суевериям. Используют в силу неких абсурдных причин: людям не нравится путешествовать с трупом, а труп – это как раз то, что мы имеем в данном случае. Мы с вами, Вест, – единственные, кто в курсе дела, и мы сохраним информацию в тайне.

– Но вес, сэр…

– Обычно для этой цели используется свинцовый гроб, – сказал он.

– Но стоимость перевозки…

– Некто, напичканный деньгами больше, нежели здравым смыслом, умер на Марсе, – начал Старик. – Его нужно будет доставить в семейный склеп, и цена значения не имеет. И ему придется подождать, пока бедняга Маггинз Гейл прилетит на своей старой развалине «Марсова», чтобы забрать разлагающийся труп. Кое-кому придется подождать, пока Маггинз Гейл отправится восвояси к Зеленым Горам, дабы провести там несколько дней высокооплачиваемого отпуска, отлично зная, что его туповатый помощник заберет каждый грамм груза, неважно, насколько обоснована его погрузка, если только его об этом попросят. Кое-кто…

– Агенту следовало поставить меня в известность, сэр.

– Да, следовало. И в следующий раз в Браунпорте я с ним крупно побеседую. Вы узнаете об этом.

– Похоже, гонг к завтраку, сэр.

– Да. Помните, Вест, ни слова остальным.

– Обещаю, сэр, – заверил я.

Трое пассажиров сидели за столом, когда я пришел в салон на корме. Кеннеди, репортер, с которым мы раньше встречались почти в каждом баре Марсополиса. С Трейнером, горным инженером, я не был знаком, как и с Линн Дэйвис. Она выглядела как те длинноногие блондинки, ассистирующие иллюзионистам: почти никакой одежды, в руках цилиндр и волшебная палочка. Их назначение – отвлекать внимание от ловкости рук фокусника. Именно это и касалось Линн – у нее случились разногласия с менеджером развлекательной труппы, с которой она разъезжала по марсианским городам и поселениям, а теперь, на его средства, выдворялась обратно на Землю.

– Хейя, Вест! – приветствовал меня Кеннеди. Он представил меня остальным и добавил: – Здесь чудный, тихий уголок для отдыха.

– Поздравляю вас; я что-то этого не заметил.

– А я заметил, – прогнусавил Трейнер. Его худое, морщинистое лицо напоминало желтоватый пергамент. – Но я действительно не понимаю, почему здесь такой густой воздух.

– Трейнер – парень из местных, – пояснил Кеннеди. – Он – настоящий марсианин. Родился и вырос на этом пыльном шарике. А вы, мисс Дэйвис?

– Меня все это не волнует, – отозвалась она.

– Откровенно говоря, я удивлен, – продолжал Кеннеди. – У нас здесь смертельная комбинация – капитан Гейл и старший пилот Вест. Их техника старта вошла в анналы как метод западной бури. Может быть, на этот раз что-то не так с грузом, Вест? Что-нибудь… хрупкое? Я вечно во все сую свой нос, вы знаете, и заметил, как вы с ребятами при погрузке вставляли акселерационные пружины в один из контейнеров.

– Правда? Ну хорошо, ребята, я голоден. Может, посмотрим, чем нас порадуют на этот раз?

Мы взяли подносы, подошли к длинной барной стойке и сделали заказ.

– Ешьте как можно больше свежей пищи, – посоветовал я остальным. – Почти все путешествие у нас будут овощи и салаты, но около недели нам придется сидеть на выращенных дрожжах и водорослях – ради протеинов.

– Можно подумать, что на этих кораблях бывает мясо , – проговорил Кеннеди. Мне не понравилось, как он выделил интонацией последнее слово.

Космические корабли многим напоминают корабли морские – прежде всего, потому, что и те, и другие совершают длительные путешествия. Но в основном эта аналогия некорректна. Когда в старые времена парусники брали курс на мыс Горн, люди на борту знали, что у них есть спортивный шанс одолеть маршрут быстро. Это зависело от умения капитана и слепой удачи, благодаря которой время в пути сокращалось на несколько недель. И потом, на борту морского судна у пассажиров и команды всегда больше возможности скрасить монотонные будни. Довольно часто на горизонте появляется случайный корабль, проходящий мимо, к тому же и море, и небо меняют цвет… На космическом лайнере условия лучше, питание больше напоминает домашнее и больше удобств. Но воздух – несвежий. Вода, многократно используемая, безвкусна, а за иллюминаторами – пустота, на которую и смотреть-то не хочется. Людей кажется больше, чем на любом другом виде транспорта. А сам корабль, в основном, – не более чем реактивный снаряд, подчиняющийся законам баллистики.