Он натягивает свои штаны, пока я встаю, и затем притягивает меня к себе, и я дарю ему поцелуй.

— Первая часть твоего подарка, — произношу я.

Его глаза находят мои.

— Детка, это было… Боже, это было так чертовски хорошо. Спасибо.

Он наливает мне бокал вина, и я сажусь и пью. Он накладывает еду нам обоим, прежде чем я смогла это сделать, и я позволяю ему, потому что думаю, это просто в его природе делать такие вещи для меня. Мы разговариваем, пока едим длинный, роскошный ужин. Он получил роль, которую читал, современная драма о мужчине, который справляется с медленной смертью отца в то же время, когда он обнаруживает, что его жена изменяет ему. Это разворот от экшена и секса, и романтики, и я думаю, это будет хорошая роль для него. Когда мы закончили с десертом, я веду его за руку в нашу спальню. Он несет наши бокалы вина и вторую охлажденную бутылку, наливает каждому новый бокал.

Я делаю глоток своего, и затем убираю его в сторону, мысленно готовясь для следующей части сюрпризу для Доусона.

— Садись на кровать, — говорю я ему. Он садится на край кровати, и я стою перед ним, лицом к нему. Я колеблюсь над узлом моего халата. — Часть вторая, — произношу я.

— Как много частей в этом подарке?

— Три.

Я расслабляю узел, позволяя концам пояса упасть, и затем медленно опускаю халат. Его глаза расширяются, когда халат раскрывается, и затем он двигается на месте, когда я позволяю ему упасть с моих плеч. Он делает случайный глоток вина, но его взгляд не беспечный. Он ничего не говорит, но и не отводит взгляд от меня, ни на секунду. Его дыхание глубокое, и его глаза предают его. Я стою смирно, когда он встает, ставит бокал на прикроватный столик, и затем идет, чтобы встать в футе от меня.

— Господи, малыш. — Его руки обводят изгиб моей талии, опускаются к моим бедрам. — Я не знаю, сорвать эту вещь с тебя так быстро, как могу, или оставить его на тебе, чтобы я мог смотреть на тебя.

Я смеюсь.

— Это именно то, что Луиза сказала, будет твоей реакцией, когда она позволяла мне завязать его.

— Умная женщина.

— Тебе правда нравится?

Его руки проходят по задней части моих бедер, обхватывая мою попку. Пожар согревает мою сердцевину от его прикосновения.

— Боже, черт, Грей. Нравится? Ты так чертовски прекрасна, что я буквально не могу стоять. Я должен напомнить себе продолжать дышать, потому что ты отнимаешь мое дыхание. Он целует мою шею сбоку, мое плечо, выступ моей груди. — Господи. У меня даже нет слов. Ты заслуживаешь эпическую поэму или еще что-то. Оду. Или нет, это не правильно. Я, мать его, не знаю… ты моя богиня, Грей Амундсен, и я собираюсь поклоняться тебе.

— Ты хочешь знать, что за третья часть? — спрашиваю я.

Он качает головой.

— Еще нет, я все еще оцениваю вторую часть. Он трогает меня везде, хваля меня своими руками.

Доусон касается каждого дюйма меня от головы до кончиков пальцев, и затем начинает снова своим ртом, воздавая почтение своими горячими, влажными поцелуями.

Никогда в своей жизни я не ощущала себя такой могущественной, такой любимой. Когда он целует меня по своему усмотрению, стоя позади меня. Он развязывает узел, затем ох-так-медленно ослабляет завязки, пока корсет не готов был разойтись. Он разошелся, и на мне не было ничего, кроме телесных трусиков с бантиком сверху, и они были следующими. Сейчас я в его руках, под его милостью. Он все еще полностью одет, но в какой-то момент я позабочусь об этом.

Сначала, я позволю ему сделать то, что он хочет.

Что включает в себя то, что он на коленях передо мной, разводит мои ноги мягкими подталкиваниями руками, и оставляя нежные поцелуи на внутренней стороне моих бедер и выше, облизывая и посасывая меня до стонущих конвульсий. Когда я вернулась с дрожащей высоты, я поднимаю его с ног, стягиваю его рубашку, лаская его живот, грудь и плечи, целуя его всего, как делал он, затем помогаю ему спустить штаны и нижнее белье.

Когда мы оба обнажены, я забираюсь на постель, тянусь к ящичку ночного столика, и вытаскивая бутылку смазки. Глаза Доусона фиксируются на ней, затем передвигаются на меня.

— Часть три, — говорю я.

Он движется на кровати со мной и берет смазку, смотря на нее. Его выражение нерешительно и в тоже время наполнено надеждой.

— Какая третья часть?

Я забираюсь к нему на колени, потираясь о него влажными складками, и шепчу ему в ухо.

— Я хочу, чтобы ты трахнул меня в задницу.

Он делает глубокий вздох, опуская голову мне на плечо.

— Грей, малыш. Не говори так только потому, что думаешь, это то, чего я хочу…

— Это то, чего я хочу, — говорю я ему, потираясь об него, готовая к большему от него, нуждаясь в большем. — Я сказала это так, потому что тебе нравится, когда я так говорю, но… я хочу, чтобы ты это сделал. Когда ты вот так вставляешь в меня палец, это хорошо ощущается, и я хочу больше.

Он ласкает меня, его ладони вырисовывают круги на моих плечах и вниз по спине, к моим бедрам, ягодицам.

— Ты уверена?

— Полностью. Я доверяю тебе, и я хочу тебя.

— Тогда я должен заставить тебя снова кончить.

— Ну, черт, — говорю я, улыбаясь в его рот.

Он смеется, и затем мы теряемся в поцелуе. Доусон тянется и вытаскивает шпильку из моих волос, освобождая несколько из них, и затем другую шпильку, и другую, и затем мои волосы опускаются вокруг моих плеч каскадом золотых волн. Он наклоняется вперед и опускает меня на спину, не разрывая поцелуй, и его рука находит мою ложбинку, ласкает меня, зарывается в мою сердцевину и кружит вокруг моего клитора. Его поцелуй отодвигается от моего рта к моему соску, и затем он снова спускается ниже, и два пальца внутри моих складок и средний палец другой его руки ищет мой узкий вход. Он замедляется, подводя меня к оргазму, на этот раз, и его палец скользит внутрь и наружу. Я задыхаюсь и дергаюсь, нуждаясь в освобождении, которое он не позволяет найти мне. Он подводит меня к краю и затем замедляется, и я схожу с ума от желания.

Я чувствую себя лишенной, когда его пальцы покидают меня, и затем я чувствую что-то влажное и холодное, смазывающее меня. И затем снова, и он толкается в меня пальцем, внутрь и наружу, и потом я испытываю чувство растягивания, и я понимаю, он добавил два пальца, и о, Боже, это слишком сильные слова, и я гадаю, как выживу с остальным, но это так интенсивно, так хорошо, так потрясающе, и я даже не могу составить слова.

Я позволяю коленям разойтись в сторону и молча поощряю его, и затем его пальцы покидают меня и он толкается на одном бедре. Я знаю, что это означает, чего он хочет. Я переворачиваюсь на живот, и он мягко приподнимает мои бедра, берет подушку и подкладывает ее под меня, и затем добавляет больше лубриката и я слышу, как он шуршит упаковкой презерватива; я поворачиваю голову, чтобы через плечо наблюдать за ним, его движениями, и завожусь еще больше от вида его рук вокруг его толстой длины.

О… О Боже.

Он касается кончиком члена моей задницы, и даже в муках нервного возбуждения я нелепо горжусь собой, что использую эти слова в моих мыслях. Он использует другую руку, касается ею моих складок, подводит меня к оргазму, наклоняется ко мне и тянется между моими ногами, лаская меня, находя мой клитор пальцами и потирая его, пока я качаюсь на руках и коленях в его прикосновениях, и он использует это движение, прижимая головку его эрекции к моей заднице, и затем я чувствую растягивание и сильную, сильную, сильную наполненность, такую сильную, и от этого немного больно, но он ждет, не двигается, и я медленно привыкаю к нему.

И затем он двигается, лишь немного.

— Доусон, ох, Боже, Доусон...

— Хорошо, малыш? — задает он вопрос с озабоченностью, изобилующей в его голосе.

Я могу лишь кивнуть и сдвинуть немного бедра. Его пальцы снова внутри меня, три пальца скользят в моей киске, как Доусон называет ее, и ко мне подступает оргазм, я распадаюсь на части, и затем он скользит немного дальше, и я громко стону, кусая подушку и громкий звук в моем горле, он такой дикий, что я не могу поверить, что он исходит от меня. Это делает Доусона диким, животное рычание исходит от него, и Доусон медленно хоронит оставшуюся часть себя во мне. По какой-то причини, ощущение его тела исходящие от моей задницы, зная, что он похоронен глубоко в этом месте, это так эротично, что превосходит все мои дикие фантазии. Он брал меня сзади, конечно, но сейчас по - другому.