Глава 26. Фиаско
Лури возвращалась в Семейный Дом вполне довольная собой. Самые неудачные из детей Ахата пристроены. Состояние Семьи возрастёт. Да и престиж тоже. Конечно, если быть честной с самой собой, то двоюродный брат Правителя Руам – порядочная скотина, обожающая причинять боль своим наложникам. Но близняшки всё равно слишком хрупки, чтобы выжить в этом жестком мире и надеяться на достойный брак. Для Семьи они – обуза, как же хорошо, что подвернулось это предложение от Руама. Да, пусть они будут всего лишь наложниками, но наложник того, кто принадлежит к Семье Правителя – это очень высокое положение. Правда, наслаждаться им мальчишки будут недолго, но тут уж… что поделаешь.
Нет, но как же замечательно всё получилось! Плод её греха окажется Младшим в семье Правителя, бессловесным приложением к своему Старшему, не покидающим Внутренних покоев. Единственным Наследником Семьи окажется её любимый Грам, Нири будут дана достойная партия, в Семье есть замечательный Носитель, а столь любимые Ахатом младшие сыновья этого дикаря Дирея навеки сгинут в наложниках! Это стоит отметить – ведь Семья войдёт в Ближний Круг и Граму можно будет подыскать воистину достойную Невесту!
Лури откинулась на спинку сиденья своего роскошного ависа и закрыла глаза. Так приятно мечтать… так сладко… Нет, положительно стоит устроить званый ужин… но попозже, попозже, когда всё окончательно решится. А завтра её милый мальчик, её Грам покажет себя достойно в «Золотом веке». И это будет триумф. Триумф Семьи, к которому она шла все эти годы. Воистину, сегодня великий день!
Сладкие мечтания Лури прервал противный писк наручного коммуникатора. Лури открыла глаза и недовольно посмотрела на стриженый затылок сидящего впереди слуги-пилота. Неужели нельзя было ответить самостоятельно и не беспокоить её?
- Простите, Дом, - отозвался пилот на невысказанный вопрос, - я пытался сказать, что вы отдыхаете, но господин Лаор сказал, что это крайне важное, срочное, не терпящее отлагательства дело. Прошу прощения.
Лури зло сощурилась, но всё-таки нажала на одну из кнопок коммуникатора. И перед ней тут же возникло встревоженное лицо Лаора.
- Почему ты беспокоишь меня? – надменно спросила женщина.
- Потому что у нас большие неприятности, - отозвался Лаор. – Огромные. Колоссальные. Прилетай как можно быстрее!
Лури пожала плечами – что такого могло случиться? Но в душу ей начала закрадываться нешуточная тревога. Лаор, в отличие от Арига, всегда был спокоен и рассудителен, умерен во взглядах и взвешен в делах и поступках. Именно он не раз спасал Ирона и прочих щенков Ахата от наказаний, говоря, что не стоит ссориться с будущим Семьи… И если сейчас он встревожен всерьёз – значит… значит…
«Значит, что это – не просто неприятности. Это катастрофа, - прозвучал в голове чужой насмешливый голос, очень похожий на голос этой Ахатовой шлюхи – Дирея. – Надеюсь, ты заметила, дорогая, что он не назвал тебя Дом, хоть и должен был…»
И неожиданно Лури стал бить озноб, хотя температура в роскошной кабине ависа была вполне комфортной.
***
Грам пришёл в себя и попытался открыть глаза. Это оказалось непосильной задачей. Голова была тяжёлая, словно свинцом налитая, тупая боль обосновалась где-то в районе затылка, руки и ноги отказывались повиноваться. Он попытался вспомнить, что произошло, и вздрогнул от гнева - на более серьёзные действия он сейчас был неспособен – слишком уж было плохо физически. Проклятый носитель обманул его! Он собирался бежать! И, кажется, сбежал… Грам поморщился. Точно, этот мерзавец посмел сопротивляться ему, избил и связал… А потом… Потом откуда ни возьмись появился Ирон с этими худосочными близнецами… Вот уж недоразумения… И этот слуга, с которым он развлекался в последнее время, тоже был с ними…
Грам зашипел от злобы не хуже разъярённой гадюки. Вот же… Они угнали «Шамойскую доблесть»! А его засунули в челнок связанного, словно пойманного на охоте зверя и отправили в Семейный Дом. Он просто растяпа, как он мог допустить это бегство! И как разгневается мать!
«Но это значит, - возникла робкая мысль, - что я дома…»
Ободрённый этой мыслью, Грам ещё раз попытался открыть глаза. И вздрогнул. Где бы он не находился – к Семейному Дому это место точно отношения не имело…
Грам закрыл глаза, не желая верить тому, что увидел, но реальность вокруг меняться не спешила. Небольшой отсек… похоже, что космического корабля, но это не «Шамойская доблесть»… Голые белые стены… Холодный пол… Холодный синеватый свет, падающий откуда-то сверху…
Грам лежал на какой-то подстилке, раздетый и очень даже со знанием дела связанный. И, насколько он мог понять, – это были совершенно другие путы – не те, которыми его связали предатели. Лишний раз шевельнуться он не мог, тело казалось странным – словно не своим, болели соски, ныл пах, противно тянуло между ягодиц… Что с ним вообще творили? Кто? Где он?
Дверь отсека открылась, и внутрь вошёл… Келуджи? Ну, да, зеленокожий, с огромными, непроницаемыми чёрными глазами Келуджи. Значит… значит, он каким-то образом оказался на корабле этих стервятников, служащих Высшим… Но как? Почему?
Дезориентированный Грам попытался сесть и спросил:
- Почему я здесь?
Келуджи отступил на шаг и активировал шоковый хлыст, а затем спокойно сказал:
- Не дёргайся, спокойно лежи. Иначе будет очень больно. Понял?
Близкое знакомство с шоковым хлыстом не входило в планы Грама, хотя по отношению к слугам, разозлившим его, он применял эту игрушку вполне спокойно. Его даже смешило, как они падают на пол, как подкошенные, корчатся и кусают губы от боли. Но сейчас ему было не смешно. Совсем не смешно. А зеленокожий поинтересовался:
- Как тебя зовут, ризитеец?
- Грам. Я Наследник…
- Меня совершенно не интересует, кем ты был, - холодно обронил зеленокожий. – Так что заткнись.
И поднял хлыст. Грам сжался, ожидая удара, и зеленокожий насмешливо хмыкнул, заявив:
- Так вот, меня совсем не интересует, кем ты был. В данное время ты – просто раб. Подарок для Высшего. И поверь, он найдёт тебе применение. Внешне ты совсем не плох, а особого ума для подстилки не требуется.
- Что? – возмутился Грам. – Да как ты смеешь, зеленокожая гадина! Я – Наследник уважаемой Семьи! Меня будут искать!
- Тррр! – резко протрещал хлыст, прижатый к плечу Грама, и того обожгла невыносимая боль. Голос отказал ему, он не мог даже дышать, тело скрутило в узел, по ногам потекло что-то тёплое, и он с ужасом понял, что обмочился от боли.
- Это тебе за «зеленокожую гадину», - невозмутимо заявил Келуджи. – Впредь чтобы я не слышал таких выражений. Понял?