Милиционер пожал плечом, придавил папку к ребрам вместе с фуражкой, сунулся во внутренний карман и ткнул Марине под нос развернутым удостоверением. Фамилии было не разобрать, но фотография вроде была его, и печать виднелась.

– Теперь вы, пожалуйста, – попросил он, пряча корочки.

Марина аккуратно сгрузила глухо диньдонкнувшую авоську на пол и принялась нервно рыться в сумочке. Паспорт, к счастью, нашелся почти сразу.

– А в чем дело все-таки? – спросила она, протягивая документ.

– Да пустяки, Марина Михайловна, дело житейское, – рассеянно сказал милиционер, щелкнув извлеченным откуда-то плоским фонариком и уткнувшись в паспорт. – Тут по соседству разбойное нападение было… Ничего не слышали?

Он вскинул глаза и фонарик, Шерлок крученый, чтобы засечь реакцию. Марина вздрогнула и прищурилась, реакция, кажется, вышла естественной, испуг и недоумение:

– В смысле, разбойное? Разбойники, что ли, из леса?

– Из леса… Вряд ли из леса… Поближе явно, – пробормотал милиционер, убрав свет с лица и увлеченно пролистывая паспорт туда-сюда. – Песочкова знаете?

– Н-нет.

– Ну как же, на этом этаже живет, Сергей Алексеевич, нет? И не слышали ничего?

– Н-нет, – повторила Марина. – Я только вчера въехала, кто бы мне сказал.

– Так это вчера… А, я не про это. Я имею в виду, подозрительных звуков не слышали?

– Я с утра на работу ходила.

– Понятно. На Песочкова можете полюбоваться, кстати, он от госпитализации отказался.

– Вы не могли бы фонарик убрать? – сказала Марина, чуть отвернувшись.

– А, да, прошу пардону. Я, кстати, перепутал, он не на этом этаже, а чуть выше. Не знакомы еще, значит? Ну хорошо. А где работаем?

– В милиции, насколько я поняла, – слегка разозлившись, напомнила Марина.

Милиционер поднял брови и сказал:

– Не понял. А где именно?

– Я не знаю, вы удостоверение быстро убрали.

Виталик за спиной восторженно застонал и дважды топнул.

– Так. Шутим, да? – уточнил милиционер, совсем упав в паспорт. – Вы где работаете?

– Буду в школе, в двадцатой. Учитель немецкого и французского.

– Ага. А в школе знают про, это самое, где живете, как и так далее?

Почему-то Марина совершенно не испугалась милицейских намеков. Возможно, потому, что поняла: угрожает по поводу Виталика – значит по основному поводу предъявить ничего серьезного не может. Или не хочет. В любом случае надо держать ухо востро, не нарываться, но и не расслабляться.

– Ну да. А чего не знают, наверное, компетентные товарищи подскажут, верно, товарищ старший лейтенант? Вы, если в паспорте ничего противозаконного не нашли, может, вернете мне?

– Да, конечно, – сказал милиционер, прикрыл паспорт и протянул его с явной неохотой. – А у вас, простите, документик будет?

– Он просто меня провожает… – начала Марина встревоженно, но Виталик перебил:

– Будет, будет.

Он, пыхтя, полез в задний карман и сказал с некоторой растерянностью:

– Оппа. Не с собой паспорт. Арестовывай давай, старлей.

– А что там? А, военник. Годится. Давайте-давайте, не стесняйтесь, – сказал милиционер и вдруг подался вперед, прихватил руку Виталика вместе с документом, посветил фонариком на костяшки. Подмышкой он стискивал папку с фуражкой, так что и сам избочился, и Виталика за руку дернул.

– О, приемчик, – обрадовался Виталик. – Ща самбо мне покажешь, да?

– Нет-нет, что вы, просто полюбопытствовал, – сказал милиционер, отпуская руку и углубляясь в документ. – Что ж вы не поделили-то с Песочковым, а? Из-за Марины Михайловны, я правильно понимаю?

Марина обмерла, а Виталик гаденько захихикал и спросил:

– А если бы щас комендантшу встретил, а не нас, ее бы разоблачил, да?

Этот подлец провоцирует, а мой знай хамит, подумала Марина скорее с удивлением, чем с неудовольствием. Такое поведение Виталику совсем не шло.

Милиционер не удивился:

– Да я разве разоблачаю? Просто интересуюсь. Из-за чего подрались?

– Старлей, я тебе не мальчик в «петушке», я не дерусь, – сказал Виталик доверительно, и Марина поежилась.

– А что, убиваете сразу? Как Песочкова?

Марина заледенела, а Виталик оживленно спросил:

– О! Так его убили?

– Нет.

– А. Ну, значит, не я, – сообщил Виталик и захихикал.

– Да я и то смотрю, такими костяшками только насмерть. Не понять прямо, где кость, где мозоль. Форму поддерживаете?

– Да какое, – сказал Виталик. – В разбойники точно не возьмут.

– Как знать, – пробормотал милиционер, листая узкую книжечку, поднял голову и всмотрелся за спину Марины. – Виталий Анатольевич, вы у нас герой, получается?

– У вас я вообще король, – сообщил Виталик совершенно трезвым и злым голосом.

– Ну да, и пешком ходите, – покладисто согласился милиционер. – Работать устроились?

– В процессе.

– Не затягивайте процесс, сопьетесь, не дай бог.

– Я вообще не пью, – важно сказал Виталик. – Практицьски.

– Вижу.

– Вообще рад за вас. Все видите, все знаете, порядок обеспечиваете, да? А пацаны там дохнут за вас, пока вы, нах, в погонах и с кантиком тут, нах!..

– Виталик! – сказала Марина громко, но он уже замолчал и оперся о стену, уставившись в невидный почти потолок.

– Я не понял, – начал милиционер неприятным голосом.

Марина вполголоса сказала:

– Он с похорон сейчас, товарищ старший лейтенант, пожалуйста, можно, мы пойдем?

– И что? – спросил милиционер все тем же голосом.

За спиной у Марины ворохнулось. Милиционер посветил туда и повторил немножко по-другому:

– И что?

– Товарищ старший лейтенант! – крикнула Марина так, что он вздрогнул и опустил фонарь. – Если у вас вопросов больше нет, мы пойдем?

– Да, пожалуйста, – сказал милиционер, протягивая военный билет не Виталику, а ей, но не торопясь разжимать пальцы. – Просто странно: нападение произошло вчера часов в пять, общежитие еще не заселенное, а те, кто въехал, еще со смены вернуться не успели. Следы на этаже у Песочкова остались, ведут вниз. Ниже седьмого этажа в это время были только комендант и вы.

– То есть это или я, или комендант разбойники? Или обе вместе, так получается?

– Согласен, глупость, – сказал милиционер, не отрывая взгляда от неподвижности за Марининым плечом, но пальцы разжал наконец. – Спасибо, я попозже, может, еще зайду.

– Да ради бога, – сказала Марина, одновременно запихивая документ в сумку, подхватывая авоську и ловя ладонь Виталика. Вместо мягкой и нежной ладони, конечно, был крупный корявый кулак.

Ладонь вернулась лишь минут через сорок. Это были неприятные сорок минут. Виталик сперва попытался повалить Марину на постель, потом оскорбленно сидел за столом, отворачиваясь так, что пару раз чуть не сверзился с табурета, потом собирался добить Песочкова, потом хихикал, потом чуть не плакал.

Потом кулаки разжались.

Потом он уснул. Сильно потом.

Во сне Виталик снова стискивал кулаки и челюсти, а Марина разгоняла пальцами морщины на его лице, нежно целовала влажный висок, шептала всякую чушь и не могла понять, самый счастливый она человек на свете или самый несчастный.

И не была уверена, что когда-нибудь это поймет.

– Коллеги, минутку внимания, – отчеканила Тамара Максимовна, и гул в учительской осел. – Предупредите, пожалуйста, классы, что после четвертого урока общешкольное собрание. Всех прошу проследить за явкой.

По учительской пробежал шепоток, но вслух спросила только Зинаида Ефимовна:

– Что-то случилось, Тамара Максимовна?

Директриса как-то обмякла, утомленно махнула рукой и сказала:

– Да лифт опять.

Кто-то охнул, завуч нервно уточнила:

– Где?

– В сорок восьмом. Третьеклассник. Это ужас какой-то, третий случай за год.

Марина растерянно заозиралась. Русичка Альфия вполголоса объяснила:

– В новых домах шахты лифта не везде закрыты, дети на крыши лифта пролазят и катаются. Лифт их давит.