Тут в буфет вошел журналист Бобчинский и направился к столу заговорщиков.
— Сенсация! — вскричал он. — Утром начальник ГУВД Москвы Пронин подписал приказ: создать на Новом Арбате и Арбате женский батальон исключительно из москвичек. Брать будут только девиц ростом не ниже; метр семьдесят, бюст сто двадцать, со средним юридическим и высшим юридическим образованием. Всех этих ныне фланирующих ефрейторов и сержантов-взяточников уберут из центра. Должностные оклады будут в дамском батальоне повышенные. Спецпаек, форма, белье от Версаче. Да, и главное — всеми начальниками ОВД в центре Москвы будут гражданские лица с высшим юридическим образованием. Так что теперь вашему Сене Королю светит конец, дни его сочтены, придется переквалифицироваться в управдомы…
— Ты шутишь, едва не подавился бутербродом с бужениной Добчинский.
— Ну, конечно же, шучу, — плюхнулся с разгону в кресло Бобчинский и налил себе полную рюмку коньяку. — Выпьем, господа, за мелкого предпринимателя, за освоителя подземных переходов на пути в иные, в том числе и потусторонние, арбатские миры. Мне заказали нынче статейку об Арбате в газете «Слово», метнулся я в Управление архивов и памятников старины и вызнал, что этот дом, где мы с вами сидим, принадлежал конной гвардии ротмистру князю Якову Петровичу Шаховскому и выстроил он его в 1736 году, а рядом, где здание Союза журналистов Москвы, был сад и огород графа Петра Ивановича Мусина-Пушкина, имевшего усадьбу на Воздвиженке на месте кинотеатра «Художественный», рядом с церковью Бориса и Глеба. Вот жили людишки, не продавая свою бессмертную душу черт-те кому…
— Ты, сударь, пей, да дело разумей, — перебил его Добчинский. — Я тут зашился в войне с ментами. Полковник Певз хочет направить в редакцию запрос: почему я так пристально интересуюсь уличной торговлей? А ты… Мусиным-Пушкиным мне забиваешь баки. У начальника УВД Центрального округа Зуйкова был?
— Ну был, — живо ответил, проглотив вторую рюмку коньяку, Бобчинский. — Взял у него интервью о тенденции обновления кадрового состава в округе. Об осредненном моральном облике… Вскользь упомянул о нелегальных лотках вдоль президентской трассы… Он даже ухом не повел. У них вчера по округу было шесть убийств. Лотки для него — мелочевка. Он рекомендовал обратиться к начальнику ОВД «Пресненское» Кульше Анатолию Николаевичу. Вот его телефон. Говорит, очень принципиальный мужик, этот полковник Кульша. И может живо накрутить хвост начальнику восемьдесят третьего отделения милиции подполковнику Кибальниченко Ивану Дмитриевичу… А уж тот примет меры. Ну а ежели не примет, то тогда уж Зуйков просил ему лично позвонить. Сам давать указания убирать нелегальные лотки он вот так, с ходу, не имеет права, не солидно. Не имеет он морального и юридического обоснования без предварительной проверки… Есть, мол, определенная субординация «подчинения снизу»… На трезвую голову не разберешь — что это за чушь — «подчинение снизу»!..
Заговорщики долго ломали голову над тем, как расшевелить ментов, как задействовать тайные пружины и педальнуть на акселератор, чтобы стартануть в развязывании маленькой войнушки между правдоборцами и ментами-крохоборами. Правдолюбцы еще не перевелись среди ментов. Они были белыми воронами. Они стали мудрецами за годы лавирования среди ханжества и лжи. Их спутником всегда был страх услышать упрек, что слишком много берешь на себя, не получив прямых указаний свыше. И со временем правдоборцы стали такими же инертными особями, как и крохоборы-менты. Это очень просто сказать: «расшевелить правдоборцев». А этот чертов шевелизм мог стоить погон активисту. Жизнь научила — не дергайся, не спеши принимать самостоятельных решений. Самостоятельные решения вредны. Они убыточны. Они нелогичны. Они лишены здравого смысла с точки зрения субординации. И менты жили по инерции, они жили, как живет броуновское движение, как пузырящийся торфяник, где тайны исчезают навсегда. Они жили так, как было заведено еще с хрущевских, брежневских, горбачевских времен. Технология внутриментовской жизни не менялась со времени от Щелокова до Рушайло, не менялась психология мента, не менялся тип мента, смотревшего на правопорядок как на некую кормушку, где нарушитель просто необходим как прикрытие, как отруби, как комбикорм, как непременный плановый показатель и движущая сила показательности правопорядка, как материальное обоснование для бюджетных вливаний. И переведись завтра вовсе нарушитель — привычной вольготной ментовской жизни крах. Поэтому плановые показатели никогда не отражали настоящей жизни. И то, что не доплачивало ментам государство, государству же шло во вред, менты добирали недостающее вживую. Государство делало ставку не на качество, а на количество ментов. Это проистекало не столько из-за близорукости, не столько из-за недопонимания сложившейся ситуации, сколько из подспудного страха властей: а вдруг нечто эдакое произойдет? Народные волнения, несанкционированные митинги, непредвиденные катаклизмы. Порядок в городе никогда не делался руками и дубинками сотен тысяч ефрейторов и сержантиков. Порядок достигался правильными законами, а если их не было, то переговорами с криминалом, с лидерами партий, группировок, движений, бригад… И даже в девяносто третьем, при штурме Белого дома, при перевороте менты не играли серьезной роли, они не способны были противостоять разбушевавшейся толпе «переворотчиков», среди которых были люди обученные. Девяносто девять и девять десятых процента москвичей не принимали ни малейшего участия в беспорядках, они сидели дома, пили чаек и наблюдали «беспорядок» в телевизоре. Мало кто понимал, кого и зачем надо свергать, кого и куда отстранять и кого ставить на место свергнутых.
Менты не понадобились и при отстаивании телецентра в Останкино. Для подавления «переворотчиков» имелись обученные войска, Кантемировская дивизия. Менты должны были в первую очередь бороться с хулиганьем и мелкими воришками. Да, криминальная милиция тоже была нужна. У нее были серьезные задачи. Но туда не брали лопухов, бродивших стадами в мешковатой ефрейторской форме по улицам Москвы, не понимая толком, что можно, а что нельзя. И если по наивности молодой провинциал ефрейтор начинал усердствовать в наведении порядка и разгонять торговок лимонами, цветами, рыбой, семечками у метро, начальство тотчас ему делало втык: зачем вмешался без прямых указаний свыше? Порядок порядку рознь. Порядок не должен приносить убыток. Рыночный порядок — это особый порядок, его надо научиться понимать третьим умом, улавливать шестым чувством, уметь различать нюхом и знать — кто кому платит, у кого какая крыша, кто кого прикрывает… И не совать куда не следует нос малограмотного борца за правопорядок. Набившие шишки ефрейторы и сержантики понемногу умнели и осознавали всю двуликость, все многообразие ханжеского понятия «правопорядок» и уже не лезли на рожон, учились понимать искусство лавирования в подводных рифах, где кормились хищники в погонах и без погон, оставляя от щедрот объедки и мелкой рыбешке.
— Меня всегда шокировало, — говорил, налегая на закуски, Бобчинский, — что в предбаннике любого крупного и не очень крупного московского ментовского начальства, рядом со столом секретарши стоит непременно буфет, или буфетик, или горка, а на ней обязательно фужерчики, бокальчики для шампани, стопочки для коньячка, вазы для фруктов, блюда для… неважно чего. Это некий символический вещественный ряд, это как бы напоминание и предупреждение посетителю о том, что здесь важнее всего желудок, подтверждение философии, что миром и законами правят простые человеческие желания, воля низменного, характера, чувства отнюдь не возвышенного, а «буфетного» свойства. И этим служителям Фемиды неведома высокая способность создавать вселенную в своей душе и попирать зло, даже если это зло золотоносного свойства.
И представьте, в предбаннике начальника ГУВД Центрального округа Сергея Семеновича Зуйкова стоит тоже такой затрапезный, наполненный неброской посудой буфетик, и в лампочном свете неприхотливо высвечивают гранями стопари и бокалы простого стекла, в соответствии с рангом хозяина кабинета. И как только я увидел этот посудно-рюмочный ряд, я тотчас понял, что Фемида здесь находится, как и я, на роли посудомойки. А Фемида тоже хочет жрать, она баба молодая, зазнобистая, даром что иностранка… И проживает у нас в стране, скорей всего, без визы. А свою, русскую, богиню правопорядка мы так и не породили… Молимся еврейскому богу Иисусу, а законы вершит иностранная особа непонятного происхождения… Так стоит ли удивляться, что всю Москву, всю Россию заполонила торговые лотки, палатки, тонары, что у нас торгуют в каждой подворотне, на Красной площади, в подземных переходах… в приемных роддома, в библиотеках, в коридорах морга, в предбанниках, на лестницах, на чердаках, в подвалах, в троллейбусах, в метро, в самолетах, в подводных лодках… Говорят, и в «Курске» был лоток. Мы все пропитались философией, тленным духом торгашества, а я, идиот, пришел укорять Зуйкова в каких-то незаконных лотках… Да он плоть от плоти этого мира всеобщей, всепроникающей, всеразлагающей торговли. И эта бацилла страшней, чем СПИД. Может быть, он сам Гермес в погонах, Гермес, взявший себе фамилию Зуйков… И Карноухов, может быть, у него чистильщик перьев на крылышках удачи… и никакой не славянин, а хитроумный грек, кентавр Карнопулюс…
