Они — резвящиеся до прихода повара кролики, не замечающие блеска и уколов, мелких, ласковых уколов тела сеткой…
Но к черту! Спор с толпой никогда не должен быть с оттенком нравоучительства, оратор должен пьянить, в нем должны быть задор и дерзкая мысль заводилы.
Спор обретал нужную динамику и накал, когда в разговор вмешивался критик Гриболюбов и выплескивал накопившуюся в нем желчь. Этот волчара не боялся оскорбить толпу и говорил о ней все, что думал, называя московский народ планктоном, питательной средой. Слушатели посмеивались, им нравился дерзкий шут. Шутов всегда любили на Руси. Откровенность шутов не ранила самолюбия. Все искусство эвристики шута состояло в том, как не переступить невидимую зыбкую грань. Ту грань, за которой ум и тело не отличают яростный холод от бешеного жара. Гриболюбов вызывал симпатию еще и тем, что был нищенски для писателя одет, на нем всегда был допотопный двубортный костюм сталинских времен и габардиновый макинтош. В таких макинтошах ходили в начале шестидесятых крутые ответственные партийные работники. В таких знатных макинтошах принимали первомайские парады и толкали выспренние речухи, от которых вздрагивала и победно дребезжала прямоугольная улитка громкоговорителя на столбе. Этот макинтош, доставшийся по наследству Гриболюбову, хранил в себе запах былых времен, он был как бы микроэлементом русской советской истории. Развевая фалды партийного макинтоша, Гриболюбов бросал в толпу, как кость, дерзкую, остро отточенную фигуру речи, она тут же дробилась в десятках жадных до самоказни, до самобичевания голов, зажигая в глазах блеск. Живительный, лечебный, оздоравливающий блеск мысли. Люди начинали спорить с улыбкой на устах. Именно эта улыбка, или тень улыбки, или отблеск улыбки радовали Гриболюбова больше всего. Значит, нация еще не мертва, значит, больной из лежачего мог завтра стать ходячим, бегающим, прыгающим, мечущим ядра, хватающим, вздевающим руки, развевающим полотнища знамен..-Но без серпа и молота, без сдвоенного профиля мертвенноликих, медальнопустоглазых вождей-призраков… Значит, этот народ мог идти на баррикады в защиту прогресса и технической революции и не верить в байки о спасении России западными кредитами, криптограммами Германа Грефа, лжеоткровениями телепередачи «Однако», сказкам Кремля, байкам «семьи», сладкоречивому вылинявшему кагэбисту Киселеву, медоточивой Светлане Сорокиной с патриотически поставленным блеском в глазах…
Грибоедов по-пролетарски стрелял в толпе папиросочку, смачно раскуривал, морщил в задумчивости лоб и выбрасывал в публику очередную шутиху:
— Не говорю о присутствующих, но хотелось заметить, господа мыслители, что москвичи как подвид поглупели за последние десять лет и стали меньше читать книг. То есть не то чтобы все поголовно поглупели, оглупизм — процесс выборочный, ступенчатый, незаметный. Да, людишки больше не ищут ответа на извечные вопросы бытия, их не мучает духовная изжога принца Гамлета. Они не задаются вопросом: «Быть катаклизму или не быть?» Вот ведь в чем вопрос. Они даже не спрашивают себя, как мятущийся старикан Чернышевский: «Что делать?» Не вопрошают истерично, как писатель Генрих Сенкевич: «Камо грядеши?» — «Куда идем?» За них все решила реклама. Проповедник Якубович, продавшийся евреям, им четко разъяснил — их спасут супы «Галина Бланка»…
Толпа начинала бурлить. Все соглашались, что московский народец и впрямь изрядно поглупел, однако светлые умы еще есть… Вопрос в том, на что они направлены. На очередные восхитительные по полету фантазии аферы… Народец сетовал на то, что нынче, дескать, нет вождей. Прямо-таки катастрофическая нехватка вождей и вождиц. Даже любимый путешественник и страновед, народный созерцатель заграницы, матрос камышового плота «Кон-Тики» Юрий Сенкевич стал в это пакостное время президентом Медстройинвестбанка и членом Совета директоров Всероссийского центра молекулярной диагностики и лечения, кинув родную страну на десять миллиардов бюджетных денег, предназначенных для строительства больницы в Солнцеве. Генпрокуратура всего-навсего обвинила его в мошенничестве. Но он, разумеется, остался на свободе под залог… и по-прежнему рассказывает нам байки в телепрограмме «Клуб кинопутешественников»… А мы ему так верили! Как убаюкивающе убедительно звучал его мужественный баритон… В толпе раздавались выкрики, что сегодня вообще некому верить. Зюганов — самовлюбленный болтун-коммуняка, Жирик — продался бандитам, еврей Явлинский — еврею Гусинскому, Путин — заложник «семьи», бродит со свечкой в потемках и ищет вместо посоха вертикаль, чтобы было чем в трудную минуту подпереться…
— Вождей, какие были в старину, нынче нет, милок! — сказала благообразная старушка. — Все насквозь проворовались… Изверились мы, пенсионеры. Лужкову одно время верили, а он в одночасье отдал Москву на откуп бандитам, улицами торгует… Тоже, прости господи, опрокидень… Это ж где такое видывали на Руси, чтоб торговали площадями средь бела дня, как картошкой…
— А вас, писателей, тоже ведь не подпускают к власти, — выкрикнул кто-то в толпе. — Вон ведь в Чехословакии выбрали президентом Вацлава Гавела. Честный мужик, хоть и не профессионал. И навел в стране порядок… Объявил конкурс среди специалистов на министерские посты. А у нас; назначают кого ни попадя. То ворюгу Черномырдина, то «киндерсюрприза». А потом они летят, как горох. А надо так: назначил дурака, сам с ним и убирайся в отставку…
Толпа на Новом Арбате росла. Тротуар был забит машинами. Народ начал высказывать недовольство, что на тротуаре не место для стоянки.
— А вы не удивляйтесь, — сказал миролюбиво Грибовлюбов, — мы — страна абсурда! Издадут распоряжение мэра — и будет тротуар для машин. Никто и удивляться не станет. Есть распоряжение — и порядок. Власть надо слушать и любить. Даже когда тебе отдавливают колесами мозоли. А я бы велел построить на Новом Арбате спидвэй, а улицу сделал пешеходной зоной…
— Да вам тогда памятник надо поставить! — раздался возглас в толпе. — Писатели, они, черти, дюже головастые мужики… Неужели в России нет своего Вацлава Гавела?
— Зато у нас есть Солженицын! — крикнули в ответ. — Нам нужен президент не с твердой рукой, а с ясной головой!
— А как относятся писатели к президенту Путину? — вопрошала толпа.
— А как вы относитесь к зюйд-весту? — спросил в свою очередь критик Доброедов. — Как вы относитесь к лондонскому смогу?
— А никак!
— Никак — это не солидно, — заметил Доброедов. — Раз зюйд-вест породил метеоролог Ельцин, он должен дуть и поворачивать, как флюгер. Рано или поздно результат зюйд-веста будет налицо. Но ясно одно — он никогда не станет норд-вестом. Он никогда не станет ветром серьезных перемен. Метеоролог это не допустит. На то он и метеоролог. Ему по душе зюйд-вест! И Путин будет зюйд-вестом. Неважно почему. Объяснений может быть множество. Зюйд-вест дует в сторону пониженного давления. Над ним тяготеет атмосфера. Вспомните закон Паскаля…
— С вождями в нынешней русской жизни дело швах, — сказал критик Гриболюбов. — Пожалуй, это единственный дефицит в стране. — Старые вожди проворовались, а новые еще не наворовались… Но успели погреть ручонки на газовом на нефтяном костерке и не желают ссориться с паханами и олигархами.
— Скажите, кто из вас завидует вождю? — спросил читателей критик Доброедов.
— Никто, — ответили в толпе.
— Здравая мысль! — кивнул знаменитый критик патлатой головой. — Для простого смертного власть привлекательна только на первый взгляд, а при ближайшем рассмотрении становится обузой. Вождизм, равно как и шаманство требует остранения… Почти все императоры Древнего Рима были извращенцы. Извращенцами были и русские цари, и секретари ЦК КПСС, и генеральные секретари, и их секретарши… Власть заразна… Она противоестественна природе Нормального человека. Я не во всем разделяю позицию писателя Григория Климова в его книге «Синод сионских мудрецов». Но там есть правдивые любопытные факты, есть забавные страницы…
— Но он же шовинист, а вы, писатели, проповедуете космополитизм…
