А в жизни? Все, кажется, есть. Есть прекрасное Каспийское море, замечательный город Баку, дом, где ждут тебя на каникулы. Но нет одной трубочки, взрывателя, — и не видеть моря в этом году.

В этом ли только? Может быть, никогда?…

Опять всплыла запавшая в память прочитанная непонятная фраза: «Не смерть — небытие страшит».

Что значит небытие? Когда нет тебя? Все есть, а тебя нет. Как сейчас. Там, наверху, есть город, завод, люди, а ты — в земле. Нет тебя. И не было будто.

Был! Был и не стало. Что с бабушкой сделается, когда узнает! Сердце разорвется. Оно у нее такое больное, как у Марь Петровны было.

Три сына бабушки, три дяди Ростика, погибли на войне. Вместо них пришли три извещения, три «похоронки». Теперь вот единственный внук, сын единственного оставшегося в живых сына, тоже уходит в небытие… Бабушка всегда предчувствовала: «Ты меня когда-нибудь в могилу сведешь, внук мой. Аллах свидетель».

Ни в какого она бога не верит, нет его, а и был бы…

Ростик насторожился.

Кто-то зашаркал по цементному полу. Кто?

Он хотел спросить, крикнуть: «Кто?» И не смог. Оперло дыхание.

Алене все чудилось, что она не впервые здесь. Была. Давно. Во время войны, когда ее и на свете не было. Но здесь она уже была. Ее никто не замечал, а она все видела и запоминала.

Сумрачный подвал с черными тенями вооруженных солдат, лампу из сплющенной гильзы, хмурое лицо командира саперной роты Градова. Он рассматривает немецкую карту и все время прислушивается.

Вокруг фашисты. Не выбраться, не вырваться из блокадного кольца!

«Не может быть, чтобы ничего не было», — твердит Градов, а выхода нет и нет. Но он — командир и должен найти выход.

«Ораз, — зовет ординарца Градов, — дай ракетницу. И красную ракету».

«Красных ракет нет», — отвечает Халитов О. С.

«Почему? Не может быть такого. За такое под военный трибунал отдать мало!» — грозно говорит старший лейтенант.

Халитов О. С. соглашается со своим командиром, но красных ракет нет. Ни одной.

«Хорошо, — говорит тогда командир. — Заряди мое сердце».

И начинает расстегивать полушубок на груди, чтобы вырвать сердце, как Данко из прекрасной легенды Максима Горького.

Но тут появляются разведчики, которые могут пройти где угодно.

Старший разведчиков отводит руки Градова от распахнутой груди.

«Погоди, сапер, не спеши умирать. Умереть — не самое хитрое дело. Победить надо».

И с этими словами достает из кожаного портфеля большой, как пушка, пистолет. Он такой большой, что волочится по полу, когда разведчик идет к штабелю с минами.

Из-за широкой спины в полушубке Алена не видит, но слышит, как разведчик с шумом сдвигает тяжелый ящик. И сразу же гремят взрывы-выстрелы.

Эхо заполняет подвал тугим громом.

— Что это? Кто?! — почти разом закричали Антон, Ростик и Алена.

Наверху грохотали взрывы, и все в подвале вздрагивало, как при землетрясении.

Ребята сбились в кучу. Вместе не так было страшно.

Вскоре все опять затихло, словно гроза пронеслась. Но солнце не выглянуло из черных туч. Казалось, стало еще темнее. И тише.

— Что это? — дрожащим шепотом спросила Алена.

— Это, это… — Ростик никак не мог совладать с собой.

— Нас ищут.

Антон думал, что он крикнул громко и радостно, на самом же деле сказал он эти слова тише Алены. Но мысль, что их ищут, пробиваются к ним на помощь, возвратила ему силы и волю.

— Это нас ищут. Это к нам идут, — уверенно сказал Антон и потребовал зажечь последнюю свечу: — Огня! И — работать. За дело, ребята!

И когда они опять взялись за дело, исчезли и страхи, и странные видения, и пагубное ощущение безысходности.

Алена подсвечивала Антону и Ростику. Тени их и неподвижные тени от ящиков лежали на стене за штабелем. Вдруг Алена обратила внимание на то, что в одном месте тени обрывались по прямой. Не обрывались, а сливались с таким же черным прямоугольником.

За последним штабелем скрывался ход в следующее помещение или выход на волю.

Ребята лихорадочно снимали и откладывали в сторону ящики, пока не появилась возможность перелезть через последнюю преграду.

На этот раз они ничего не взяли с собой, лишь Антон, скорее машинально, чем преднамеренно, сунул за пояс сигнальный пистолет с инициалами Ораза Халитова.

Они торопились и шли вперед, не оглядываясь по сторонам. Да там ничего и не было заслуживающего внимания. Они шли по длинному ходу. Шли и — в какой раз! — опять уперлись в преграду.

Антон посветил во все стороны. Неприступные железобетонные стены. Вверху и внизу — тот же серый камень.

Спасение казалось таким близким, таким неоспоримым, что было вдвойне обидно и, как еще ни разу не было, страшно.

— Конец… — удивленно прошептала Алена.

— Теперь все, — тихим безразличным голосом приговоренного к смерти сказал Ростик, и плечи его сдвинулись.

— Не хныкать!

Антон оборвал их: ему еще мнилось, что не все потеряно, выход есть, еще чуточку — и спасены. Оборвал и сам опустился на пол, будто всю кровь из него сразу выпустили.

Так они и сидели, молчащие, подавленные, обреченные, не способные даже на слезы.

Антон не погасил свечу, от нее осталось меньше половины. Горячий воск стекал на пальцы и застывал, как на ледяных руках покойника.

— Когда я вырасту, обязательно стану учительницей, — заговорила Алена доверительным голосом. И голос, и мечтания ее прозвучали настолько противоестественно, что Антон с Ростиком тревожно переглянулись: не рехнулась ли? — Как Марь Петровна и Светлана Васильевна. Только не в младших классах, а в старших. Литературу преподавать буду.

Скажи она — арифметику или химию какую-нибудь, Антон утвердился бы в мысли, что девочка тронулась. Литература, русский язык — это для Алены.

— А вы кем будете?

Мало ли кем они собирались стать?…

— Я хотел… — начал Ростик и сглотнул.

— Не хотел, а хочу, — учительским голосом поправила Алена. — О будущем же говорим.

«Какое будущее?!» — в сердцах чуть не крикнул Антон.

Будущее. Конечно, о будущем думать надо. Мечтать, стремиться, добиваться! О прошлом нельзя забывать, но жить можно лишь будущим. А они носы повесили, разоружились, сдались без боя. Не они, Антон и Ростик, — Алена о будущем думает! И друзей своих из трясины безнадежности тащит. Как учитель, как командир.

— Я строителем буду! — с вызовом сказал Антон. — А ты?

Ростик давно все решил. Потомственный нефтяник, правнук, внук, сын нефтяника, Ростик тоже будет на заводе работать. К тому времени, когда он выучится на инженера, двадцатимиллионные АВТ придумают!

— Ладно, — щедро пообещал Антон, — выстроим тебе двадцатимиллионку!

— Только школу сперва окончить надо, — со значением произнесла Алена, — а мы тут сидим.

И так это она произнесла, будто они нарочно в могиле отсиживаются.

— Да, пора выбираться, — буднично сказал Антон и встал на ноги. Он поднял над головой огарок, посветил вокруг.

Со всех сторон давил мрачный бетон. С потолка свешивались мертвенно-бледные лохмотья. Стены заплесневели лишь поверху.

— Почему это так? — спросил Антон Ростика.

Тот и сам уже обратил внимание на особое распространение грибка.

— Сырости там больше, наверное…

Сырость могла проникать из соседних, недавно еще залитых водой помещений, от подземных водоносных пластов, от болота, от дождей.

Конечно, от дождя! Место здесь высокое, сухое. Болота, если и были, то в незапамятные времена, когда варяги еще в Грецию ходили. Значит, до поверхности земной рукой подать!

Как только подать ее?

— А это что?

Глазастая же эта Алена!

В дальнем верхнем углу чернело прямоугольное пятно. Антон шагнул ближе и сразу обнаружил скобы в стене. Первая торчала на уровне груди, последняя едва просматривалась в черном пятне.

— Лестница! — исступленно закричал Антон. — Лестница!

— Вверх! На небо! — подхватила Алена.

Глупость, конечно: лестница в небо. Но сейчас ни Антон, ни умный Ростик, ни сама Алена не обратили внимания на дикую несуразицу — лестницу в небо.