От развалин не доносилось ни звука. Так, невнятные голоса вроде бы, но разобрать — ничего. Или чудятся голоса, ничего нет?

— Медлят все же, — опять не выдержал Осипов, а сам тайно молил: «Не надо, Январев! Еще попытаюсь!»

— Бикфордовым шнуром подрывают. Каждый поджечь, да в определенной очередности, да в укрытие отбежать… Время горения опять же долгое дело!

Вой сирены долетел и до очистных.

— Теперь ахнет! — сказал солдат, и сердце Осипова упало вниз.

Через несколько минут земля слабо качнулась — и раздался дальний хлопок.

— Сейчас остальные одиннадцать сработают! — горделиво объявил солдат. — Интервал — 60 секунд.

Но и через 600 секунд ничего не сработало. Солдат забеспокоился, Осипов — еще больше.

Послышались далекие голоса, множество голосов. И шум моторов, вой милицейской машины, сиплый сигнал «скорой помощи».

— Куда?! Отбоя не было! — крикнул солдат. Но Осипов не оглянулся. Солдат побежал вслед за ним.

Они выскочили на дорогу и за вторым поворотом увидели на развалинах толпу людей, машины, два бульдозера, автомобильный кран, которых прежде и близко не было. Что-то там случилось.

Осипов не сомневался — что. Случилось чрезвычайное. И Осипов знал — с кем.

— Ничего не все, — судорожно всхлипывая, сумел, наконец, и в третий раз сказать Антон. — Не может такого быть, чтоб ничего не было.

В другое время Алена обязательно сделала бы замечание: что за тарабарщина — «не может быть, чтобы ничего не было»! Но сейчас, здесь, каждый понял это, как реальность спасения. Не может быть, чтобы не было никакого выхода!

Они осмотрели и ощупали стены. Выхода не было.

Вернулись назад, в помещение, похожее на храм. Здесь, по крайней мере, легче дышалось.

В этот раз они произвели обследование по-настоящему. Ящики в штабелях были одинаковыми.

Проржавленные гвозди ломались как спички. Вскрыли еще три ящика.

Во всех лежали те же круглые жестяные коробки с пластмассовыми пробками. Антон сразу узнал их, у него уже была такая баночка…

— Мины!

Алена и Ростик зайцами отскочили в сторону.

— Не бойтесь, они — противотанковые. И ногами встанешь, не взорвутся.

Вывинтив пробку, Антон засунул в канал палец.

— Без детонаторов. Безвредные совсем.

От того, что мины без детонаторов и рассчитаны на танковый вес, ощущения безопасности не прибавилось.

— Если уж они от той бомбежки не сработали, теперь и подавно не взорвутся.

— Их тогда и не было здесь. Их после боев могли сюда сложить.

Антон признал здравость суждения Ростика. Действительно, какие дураки будут сидеть на пороховой бочке! Мины наверняка потом спустили в подвал. Собирались вывезти со временем, да так и не собрались, погнали фашистов до самого Берлина. А после войны запамятовали. Потом все входы-выходы затерялись…

(Между прочим, так оно и было в действительности!)

Но как эти ящики в подвал попали? Каким путем?

— Надо осмотреться, — со значением произнес Антон.

Видимо, и Ростик рассуждал так же.

Облазили храм еще раз. Ничего утешительного.

— Ладно, — сказал Антон неунывающим голосом, — давайте пока пообедаем и обмозгуем, как быть. Выход есть! А консервы не потащим же обратно, верно?

Против обеда никто не возразил. Устроились, как верховные жрецы. Приспособили ящики под стол и сиденья. И обедали словно в храме, при свечах.

Ростик предложил разогреть мясную тушенку. Долго ли маленький костер разложить!

— А дышать чем? — остановила его Алена. — И здесь — мины!

— Мины только от детонации срабатывают, — профессионально объяснил Антон. — От огня тол просто горит, коптит, правда.

Алена в процессах взрыва не разбиралась, и Антон с удовольствием выложил ей все свои знания по этому предмету. Минное дело — не грамматика!

Ростик дополнял Антона. В общем, Алена уяснила, что динамит, тол и другие взрывчатые вещества возгораются не от пламени, как порох. Вообще, порох в открытом виде горит относительно медленно. И это не взрыв. Взрыв — горение со скоростью света.

— Поменьше, — поправил Ростик.

— Поменьше, — не стал спорить Антон. — Но тоже — ого-го! И такое горение-взрыв происходит только от детонации, от сильного сотрясения.

Ростик задел коленом ящичный стол, свеча качнулась.

— Ах! — невольно вскрикнула Алена.

— Не бойся, — сказал Антон, — это разве то сотрясение? Детонация — как ударная волна от атомной бомбы!

Теперь прояснилось. Про атомную бомбу все все знают.

— Попала бы сюда бомба или снаряд. Или взорвали бы что-нибудь поблизости, тогда конечно…

Все украдкой посмотрели на бетонный потолок.

После обеда опять потянуло на сон. Наверное, наверху уже была ночь.

При всей трагичности положения сидеть при свече и обедать за столом с минами было романтично. И, признаться по-честному, не очень хотелось сейчас возвращаться домой, где, конечно же, не ждет ничего приятного.

Сидели на минах, обедали на минах и спать улеглись на минах.

Спали они так долго, что потом даже приблизительно не могли определить, ночь ли, день ли там, наверху. Может быть, вечер, утро.

— Чем позавтракаем? — спросил Ростик.

— Погоди ты со своим завтраком, — сонным еще голосом отозвался Антон. — Дело сперва сделать надо. Главного-то мы не нашли.

— Сначала бы выход найти, — робко напомнила Алена. «Найдем и выход!

Но они не нашли ни документов, ни выхода из подвала. Положение становилось серьезным.

— Вот что, — сурово произнес Антон, — надо подсчитать продовольственные ресурсы. Установим строгую норму, как в блокаду.

Подсчитать оставшуюся провизию было несложно: две банки консервов, рыбная и мясная, нетронутый кулечек с соевыми батончиками, печенья две пачки, плавленый сырок, полбуханки хлеба. Плохо обстояло дело с водой — бутылка лимонада и остывший чай на донышке термоса. Хорошо, что забыли про лимонад, когда Алена заикала. Икота и так прошла, а драгоценная жидкость осталась нетронутой.

— Воду экономить прежде всего! — приказал Антон. — Человек без пищи месяц прожить может, а без воды…

Он не договорил, молчали и Алена с Ростиком. Все, наверное, подумали об одном и том же: неужели придется сидеть в подземном заточении месяц? Тридцать суток! Нет, дольше месяца: если растянуть продовольствие по блокадной норме, они могут прожить много-много дней, не дней — сплошных ночей…

— Как у нас со свечками? — спросил Антон. Он все-таки не терял присутствия духа.

Осталось четыре свечи и огарок.

Антон задул огонек.

— Совещаться и в темноте можно.

На сердце стало еще тягостнее.

— Я читал, — печальным голосом заговорил Ростик, — что в блокаду ленинградцы соблюдали «закон сохранения энергии». Люди старались меньше двигаться, экономили силы.

— Ерунда! — отрубил Антон. Не такой у него был характер — сидеть сложа руки, покорно ждать конца.

— Это правда, — сказала Алена, — но только не помогало. Даже наоборот.

— Вот именно! Кто экономил себя, погибал еще скорее. Отец рассказывал, что в Ленинграде школы работали. В бомбоубежищах или просто на квартире где-нибудь. И те, кто учился, те выжили.

— Не все, — грустно произнесла, будто подумала вслух, Алена. Ей вспомнился рассказ о маленьком Алеше Градове, который просил супа.

Когда люди в одинаковом положении, у них и мысли совпадают.

— Не все, — со вздохом подтвердил Антон. — Мой брат, например. Но он же не учился, его только собирались записать в школу, в первый класс…

Тут все вспомнили школу, свой родной класс, учительницу.

— Хотел бы я знать, — сказал Антон, — Светлана Васильевна переживает за нас?

— А ты как думаешь! — сразу горячо вступилась Алена. — Она знаешь как болеет за нас? Думаешь, ей твои фокусы и грубости просто так, ничего не стоят? Люся видела, как Светлана Васильевна даже плакала. Из-за этого всего!