— Насчет «никогда» сомневаюсь. Давай отложим этот разговор. Пока поверь на слово. Если можешь. Кажется, у тебя нет оснований сомневаться в моем добром отношении.
— Никаких. Так что вы посоветуете?
Вряд ли я имел право советовать Павлику. Тем более в подобной ситуации. Его реальная забота, насколько я понял, сводилась к тому, чтобы дать Ирочке легальную возможность исчезнуть из родительского дома на несколько дней — на то время, пока она будет в больнице. Конечно, мы могли бы вчетвером поехать, например, на базановскую дачу: Павлик, Ирочка и мы со Светланой. Для Январевых мое присутствие служило бы известной гарантией и основанием не беспокоиться за дочь.
Но вдруг им вздумается навестить нас? Или по другой причине выплывет потом наружу вся эта история? В каком положении я окажусь? Только, не дай бог, Ирочкины родители узнают о случившемся, явятся к Ларисе и обрушат на ее голову еще э т о.
— Позвони завтра вечером, хорошо? Сколько нужно денег?
— Ничего не нужно. — Щеки Павла покрылись красными пятнами. — Обещаю вам, дядя Алик, отцовские записи останутся у меня.
— Ты прав. Не следует спешить с такими вещами: сегодня за бесценок спускать то, чему уже завтра не будет цены.
— А что я ему скажу?
— Скажи, что передумал.
XX
Если заводские трудности вызывали в Базанове непреодолимое чувство страха, подобное тому, какое испытывал он в отношении школьного токарного станка ДИП-200, то деловые письма, сочинять которые он не любил и не умел, приводили его порой в бешенство — особенно после памятного визита в главк. Письма писал Рыбочкин, а Базанов визировал, не читая.
— Все равно бесполезно, — ворчал он, отшвыривая листок. И как бы между прочим справлялся: — Это о чем?
Рыбочкин коротко передавал суть письма, сочинял следующее, отвечал на очередное, составлял график работы сотрудников на овощебазе. Постепенно выполнение всех административных обязанностей в лаборатории легло на плечи Игоря. Базанов ездил за границу, Базанов болел, Базанов лечился, Базанов переживал творческий кризис, а Игорь вкалывал.
Но поначалу с присущим ему энтузиазмом профессор сам взялся «пробить» оборудование для новой лаборатории. Имевшееся годилось лишь для исследований, которые они, по существу, уже завершили, — для снятия верхнего слоя, сладкой пенки, получившей впоследствии название «эффекта Базанова». Дальше со старым оборудованием делать было нечего, поскольку открытия второй «термодинамической химии» не предвиделось. Заказывать приборы обычным путем значило ждать несколько лет (причем, скорее всего, безрезультатно). Нужно было не ждать, а брать, добывать, выгрызать зубами. Для этого имелись определенные, предусмотренные существующим порядком возможности.
Подготовив проект соответствующего письма, Базанов отдал его на визу Январеву, потом — заместителю директора. Заместитель директора потребовал визы начальника отдела снабжения. Начальник отдела снабжения не стал подписывать без визы руководителя группы контрольно-измерительных приборов. Потом начались замечания, исправления — в каждой инстанции свои, — и всякий раз проект письма неизменно возвращался к Базанову, который исправлял, дополнял, перепечатывал, вновь отдавал на визы.
Поскольку эта столь привычная для любого из нас деятельность доводила его до белого каления, он портил отношения с разными людьми, злился, шел напролом, упорствовал, усугубляя этим многие трудности. В результате тратил полтора месяца на то, что другой сделал бы в два дня. Кто-то уходил в отпуск, болел, и получить подпись без предыдущей визы оказывалось невозможно.
Полтора месяца! Базановскому возмущению не было предела. Советов он не слушал, кричал, кипел, свои неудачи объяснял нежеланием «лизать начальственные зады».
Наконец письмо ушло в главк для получения заключительной визы. Базанов несколько раз пытался навести справки по телефону, но безуспешно. Через несколько дней они вместе с Январевым поехали в главк. Кроме секретарши, почти уверенной в том, что неподписанное письмо вместе с замечаниями и вопросами руководства было на днях возвращено в институт, никто не знал о его судьбе. Розыски перенесли в институт, однако и там письма не нашли. Январев посоветовал Базанову заново написать обоснование и, не выпуская его из рук, собрать все необходимые подписи.
И вот с новым уже письмом Базанов явился к начальнику отдела материально-технического снабжения главка товарищу Удальцову, который первым должен был поставить на втором экземпляре подготовленного документа свою подпись. Товарищ оказался пожилым гражданином с гладким лицом и аккуратно подстриженными жесткими усиками. Оторвав руку от письменного стола, который был пуст, если не считать двух телефонов, перекидного календаря и шариковой ручки, торчащей из пластмассового сооружения, изображающего спутник Земли, и картинно вывернув ее ладонью вверх, товарищ Удальцов указал на один из стульев, придвинутых к длинному, покрытому зеленым сукном столу заседаний, сам же чуть боком устроился в кресле.
Пока Базанов излагал суть дела, товарищ Удальцов разглядывал посетителя, точно некое экзотическое существо, чудом объявившееся в этих краях. Он сразу понял, что речь идет о столь же мелком, сколь и хлопотливом деле, и потому беззвучно барабанил пальцами по столу, словно бы подгонял мысль рассказчика, но время от времени его рука вдруг успокаивалась, настороженно замирала, и тогда он с не меньшим любопытством начинал разглядывать свою руку.
Просмотрев письмо, товарищ Удальцов потянулся к кнопке, укрепленной на столешнице.
— Почему, однако, — обратился он к посетителю, — в письме указана потребность в приборах только по вашему институту?
— Почему? — не понял Базанов.
— Мы-то — главк, — озабоченно пошевелил усами товарищ Удальцов. — Мы обязаны обеспечить потребность всей отрасли. Вы уверены, что такие приборы никому, кроме вас, не нужны?
— Не уверен, — ответил Базанов.
— Вот видите! — воскликнул тов. Удальцов, удовлетворенный таким признанием. — Мы должны запрашивать потребность по всей отрасли в целом.
— Пожалуйста, запрашивайте.
— А какова эта потребность?
— Откуда мне знать?
— Вашим товарищам, отвечающим за техническое вооружение отрасли, — объяснил Удальцов, — следовало детально проработать этот вопрос.
— Они завизировали письмо.
— Завизировать мало. Нужно указать общую потребность.
Начальник отдела укоризненно покачал головой и переменил позу, перевалившись на другой бок.
— Разве не главк, — пробовал возразить Базанов, — должен знать общую потребность?
Колесо событий остановилось и уже готово было закрутиться в обратную сторону, то есть в сторону возвращения Базанова в родной институт, но в это время дверь отворилась и на пороге появился плотный человек с тоненьким, до отчаянья туго затянутым узлом галстука и сильно высовывающимися из рукавов мятыми манжетами.
— Пройдите с товарищем Шаповым, — предложил хозяин кабинета, передавая проект базановского письма вновь прибывшему. — Он вам и займется.
Подслеповатый коридор привел их в другую комнату примерно таких же размеров, но только здесь среди заваленных бумагами столов работало человек десять. Несколько женщин самозабвенно стучало на пишущих машинках, за двумя столами временно никто не сидел, хотя, судя по брошенным второпях ручкам, сумкам и кошелькам, они тоже были обитаемы.
Тов. Шапов повел посетителя к окну, в дальний конец комнаты, и на какое-то мгновение профессор ощутил себя провинившимся школьником, во время дежурства которого из класса на перемене исчез учительский стул. В данном случае тов. Шапов выступал в роли учителя, ведущего дежурного Базанова на чердак, ибо стул бесследно пропал, его нигде не было, а найти было необходимо во что бы то ни стало, ибо если в пропаже стула виноват не дежуривший ученик, то, само собой, виноват учитель. Поэтому они отправились на чердак, где среди паутины и ненужного хлама удалось обнаружить несколько поломанных стульев, покрытых давним, густым слоем пыли. Учитель предложил опознать исчезнувший стул, а поскольку ученик Базанов онемел от полной растерянности, пригрозил, что отведет к директору и вызовет родителей, если Базанов тотчас не признается в содеянном. Мальчик впервые оказался на школьном чердаке. У него и в мыслях не было такого намерения — проникнуть за маленькую дверь, к которой вела пожарная лестница. Там постоянно висел замок, в настоящее время вместе с вставленным в него ключом находящийся в руке учителя Шапова. Здесь не могло быть их стула, поскольку стул пропал только что, но учитель настаивал, и Базанов робко указал на ближайший обломок. Учитель протер обнаруженный им на боковине инвентарный номер, прочитал его вслух, после чего они спустились в учительскую, чтобы третьеклассник Базанов собственноручно подписал составленный Шаповым акт, в котором им, школьником Базановым, удостоверялось, что искомый стул был о б н а р у ж е н р а з л о м а н н ы м н а ч а с т и. Это давало возможность учителю Шапову не платить за исчезнувший стул, тогда как д е л о о в о з м е щ е н и и у б ы т к о в, связанных с поломкой и порчей школьного имущества, передавалось на рассмотрение руководству школы, за чем должно было последовать привлечение к ответственности родителей дежурного Базанова, который, как следовало из всего выясненного учителем Шаповым, был виноват не только в нерадивости, но и в прямом соучастии. Как же на самом деле звали того учителя? Может, и правда — Шапов?
