5.

Ровно в шестнадцать ноль-ноль дворецкий клуба "Федра", кривясь от отвращения, впустил мнимого Ланьера в бильярдную, где его дожидался Мэтьюрин Мэтьюз.

- А вот и я, - весело объявил Ковальский, стянув с прилизанной головы канотье. - Никто больше за это время не отравился?

- Вас это не касается, - сквозь зубы отозвался Мэтьюз. По нему было видно, что больше всего на свете он хотел бы треснуть Ковальского киём по макушке, но не желал иметь проблем с законом.

- Меня всё касается, душенька, я ведь журналист.

- Тем хуже для вас, - отрезал председатель. - Идёмте в зал.

- Я бы желал получить деньги прямо здесь, - кротко возразил Ковальский.

- Это невозможно. Вы думаете, я не позаботился о собственной безопасности? - уголком губ усмехнулся Мэтьюз.

- Что вы имеете в виду?

- Сейчас вы в моём присутствии напишете расписку, что получили пятьсот фунтов за неразглашение конфиденциальных сведений о клубе "Федра" и его членах. И если вы ещё хоть раз сунете свой грязный нос в наши дела, я предъявлю эту расписку полиции, и вас арестуют за шантаж. Чернила и бумага - в зале заседаний.

Винни Ковальский нехорошо ухмыльнулся.

- Одному богу известно, кому из нас будет хуже, если вы предъявите её полиции.

- Хватит паясничать, - сказал Мэтьюз и втолкнул его в пустующий зал. - Садитесь в кресло и пишите.

Ковальский обратил к председателю своё напудренное лицо.

- Я лучше стоя, - подмигнул он, - эти кресла с виду жутко неудобные.

- Садитесь, чёрт возьми, - зловеще сказал Мэтьюз. Никто не знает, откуда в руке у него оказался массивный воронёный пистолет, но дуло пистолета смотрело прямо в лоб Винни Ковальскому.

- Ах, вот оно что... - поляк выдавил идиотскую улыбку. Ему ничего не оставалось, как сесть в кресло.

- Дело в мебели, не так ли? - поинтересовался он, ясным взором глядя на Мэтьюза и пистолет.

- Кое о чём вы догадались, - подтвердил Мэтьюз, держа палец на спусковом крючке.

- Впрочем, вы меня не застрелите.

- Застрелю, если вы попытаетесь отсюда встать, - заявил председатель клуба.

- Дьявол! Что такое?! - вдруг взвыло кресло, едва не опрокинувшись вместе с Ковальским. Мэтьюз от неожиданности опустил руку с пистолетом, и этого мгновения сыщику хватило, чтобы вскочить и ударить его по локтю. Пистолет шлёпнулся на пол, и Ковальский тут же схватил его.

- Люблю меняться ролями, - заметил он, направив дуло на Мэтьюза. По неизвестной причине белые брюки Ковальского были мокры, а по залу заседаний распространялся запах сивухи.

Задняя стенка кресла откинулась, и выползший оттуда взъерошенный человечек сидел на полу и тёр глаза руками.

- Я ничего не вижу! Меня облили джином!

- Хватит ползать по полу! - отбросив последние остатки светского лоска, завопил Мэтьюз. - Где шприц? Прикончи его!

- Не советую, сэр, - с самой изысканной вежливостью откликнулся Ковальский, - иначе вы будете иметь неприятные объяснения с вашими гостями.

Он показал на балкон, и лицо Мэтьюза покрылось матовой зеленью.

- Превосходно, Ковальский, - сказал инспектор Солгрейв, заходя в комнату в сопровождении четырёх констеблей. - Господа, вы арестованы. Вы подозреваетесь в убийстве пятерых членов клуба и пойманы с поличным при покушении на убийство иностранного журналиста.

- Кажется, он никакой не журналист? - пробурчал Мэтьюз, пока на нём защёлкивали наручники.

- Не имеет значения, - холодно сказал инспектор. Внимательно оглядев кресло, он достал из кармана пинцет и поднял им с пола отлетевший в сторону шприц - к счастью, целый.

- С этим шутки не шутят, - сказал он, запечатывая шприц в бумажный пакет. - Но чем вы их огорошили, чёрт возьми?

Винни Ковальский сконфузился и залился краской.

- Всю жизнь стыдился того, что у меня полные бёдра, - ответил он, - но иногда это помогает кое-что скрыть.

Он запустил руку под фалды пиджака и вытянул из брюк резиновую подушечку. Она была проколота и сочилась остатками джина.

- Вначале я собирался налить туда воды... но потом подумал, что, если мои расчёты верны...

- Ага, и джин залил ему глаза, - рассмеялся инспектор. - Всё-таки в вашем стиле работы что-то есть.

- Эффективность, не более, - скромно отозвался Ковальский.

- Но как же вы поедете домой в таком виде?

- Я всё предусмотрел, - Ковальский приглаживал волосы перед зеркальным никелированным кофейником. - Перед выходом я сообщил моему бою Али адрес клуба "Федра" и велел ему в 16.30 принести по этому адресу чистые брюки.

6.

Несколько дней спустя Ковальский и Солгрейв обедали вместе в своём любимом пабе "Зелёный лев". Поляк пил четвёртый по счёту мартини за счёт инспектора и достиг того состояния, которое у англичан именуется "приподнятым".

- А всё-таки жаль публику, - сказал он, глядя на свет сквозь бокал. - Каково ей будет узнать, что респектабельнейший, самый элитарный на всю Британию клуб - всего лишь фирма по наёмным убийствам?

- Зато и фирма элитарная, - отметил инспектор. - Вот почему их так трудно было взять. Это не банальные бандиты, которые ищут клиента, затем тот поручает им выследить жертву и назначает энную сумму. Нет, тут всё аристократичнее, а как продумано! Зверь сам бежал на ловца. Сначала организуется сверхпрестижный клуб самоубийц, куда пускают только очень богатых - богатые, конечно, выстраиваются в очередь, лишь бы туда попасть; а затем организатор клуба узнаёт, кто из наследников его членов жаждет избавиться от родича. Мэтьюз брал с них за эту услугу от пяти до пятнадцати процентов наследства.

- Чего-то в этом роде я и ожидал, - кивнул Ковальский. - Вы выяснили, как Мэтьюзу удалось всё это спланировать, избежав подозрений?

- В общем, да. Основателей клуба было двое - сам Мэтьюз и покойный Дэниел Коули, которому он приходился школьным другом. Коули, вероятнее всего, был невинен как младенец и ничего не знал о планах Мэтьюза. Знаете ли, для миллионера школьный друг - только школьный друг, и он не замечает, что сам-то он для друга - миллионер. Бедняга позволил Мэтьюзу втянуть себя в эту сумасбродную затею с клубом самоубийц, потому что пресытился всем остальным. А после того, как он побыл три года подставным председателем клуба, - не зная, конечно, что он подставной, - Мэтьюз хладнокровно отравил его. Остальные не знали о Мэтьюзе ничего, кроме того, что он школьный друг Коули и заслуживает доверия в высшей степени. Занять председательское место для Мэтьюза было вполне естественно.

- Ох уж это мне английское доверие к респектабельности и школьным друзьям! - вздохнул Ковальский.

- А всё-таки как вы догадались про кресла?

- Вначале я ни о чём не догадывался, они лишь вызвали у меня эстетическое отвращение. Этакие красные чудища в духе кубизма, которым не место в элитарном английском клубе. Впрочем, клубы бывают разные; но, когда я увидел, что в креслах заседают не крикуны в цветных блузах, а джентльмены в твидовых костюмах... Знаете, какое ощущение несообразности!

- Но что оно могло вам сказать?

- Э, - махнул рукой Ковальский, - не обижайтесь, инспектор, но у вас нет эстетического чувства. У меня этот разлад вызывал ощущение несоответствия, что ли, облика назначению. Закономерно было подумать, не имеют ли эти кресла иного назначения.

Это было первое, на что я обратил внимание. Второе - то, что Мэтьюз занервничал, когда я сказал ему: "Боитесь, что мир узнает, какие у вас чудовищные кресла?"

Видите ли, инспектор, очень часто мы слышим не то, что слышат наши уши, а то, что слышит наша привычка. Я всего-навсего неудачно пошутил насчёт внешнего вида кресел. Но Мэтьюз дёрнулся и выдавил: "Прекратите". Тогда я понял, что с креслами и впрямь что-то не так. За то время, что я был в клубе, предположения увязались в гипотезу. Сюда хорошо укладывался цианид - его необязательно глотать, можно сделать и укол. Но кое-что мне подсказало и название клуба.