Следующим утром я просыпаюсь первой. В смысле, из нас двоих. Стив обнимает меня, прижав к себе. Я медленно убираю его руку и сажусь на кровати. Я целую его в плечо пересохшими губами. Он открывает глаза и сонно улыбается мне.
— Мы были бессмертны вчера, — сипло говорит он.
— И мы могли делать все, что угодно, — шепчу я.
Он переворачивается на спину и протирает глаза.
— Но мы всего-то переспали.
Я подхватываю его смех.
Дорогой дневник,
Пройдя через все это и потеряв многих друзей, я понимаю, что единственные люди, которым я могу доверять — мои музыканты. Единственный человек, которого я люблю — Стив. С ним все мысли о самоубийстве исчезают. Я забываю прошлую жизнь. Я забываю прошлую себя.
И я уверена, единственная моя семья — это они.
Лори.
Я выхожу из комнаты и замечаю, что Алекс, Джей и Вендетта сидят на кухне, поедая яичницу.
— Как он? — Я наливаю себе в кружку воды.
— Спит. Я повозилась с ним изрядно, но сейчас все нормально, — кивает Вена, — сколько мы еще будем стоять? – она поворачивается к Алексу.
— Дня два, наверное.
Она явно довольна ответом, судя по ее легкой улыбке.
Я прижимаюсь спиной к прохладной стене и молча смотрю, как все едят, решая, голодна ли я.
Выходит Стив и музыканты, как по команде, начинают обсуждать, как классно они выступили. Мы с Веной просто изредка киваем.
Ближе к вечеру мы собрались посетить местный клуб. Я надеваю свое платье, которое немного испачкалось. Фонари освещают грязные улицы. Подходя к клубу, я уже чувствую спертый запах алкоголя и пошлости.
Музыканты сразу же исчезают, как только мы заходим в клуб. Я остаюсь одна.
Прохожу к барной стойке, садясь на высокий стул.
Заказываю себе ром и, оплатив, давлюсь самым дерьмовым ромом в мире. Ко мне подходит мужчина, на вид ему лет двадцать, если не меньше.
— Привет, — он садится напротив меня.
— Ты что-то хотел?
В темноте сверкает ножик. Я медленно встаю со стула.
— Эй, ты чего?
Он истерически-тихо смеется, а я продолжаю пятиться назад. Я скрываюсь в толпе, слыша его крики. Сердце, на удивление, даже не колотится. Я выхожу из клуба, проходя мимо прижатым к стенкам проститукам.
Холодный воздух обдает меня. Я шагаю по мокрому асфальту, быстро моча потрепанные кеды.
— Эй, мы не закончили, — я слышу голос этого парня сзади.
Пытаюсь бежать, однако из-за темноты это кажется невозможным. Я огибаю клуб и оказываюсь у его черного входа. Прислоняюсь спиной к стенке. Здесь тупик. Одна надежда — он не заметит меня в темноте. Пытаюсь открыть серую дверь, но она не поддается. Выдыхаю весь воздух, что есть в легких и вжимаюсь в стенку как можно сильнее.
Однако он стоит напротив меня, смотря на мое платье, которое порвалось. Он медленно подходит ко мне и приставляет нож к горлу. Я нервно сглатываю. Он опускает ножик ниже и разрезает кожу в ямке между ключицами. Я скулю и морщусь от боли. Лезвие идет все ниже, оставляя неглубокую рану. Он убирает нож и приставляет его к моему животу. В итоге, на шее и груди примерно пятнадцать сантиметров разрезанной кожи, из которой идет кровь. Сквозь платье я чувствую острое лезвие ножа. Чувствую, как начинаю реветь. Безотчетно и тихо. Его дыхание обжигает мне кожу. Живот сводит от страха. Кончик ножика разрезает легкую ткань платья.
— Я сказал, мы не закончили.
Он отходит от меня на шаг и широко отрывает рот и распахивает глаза. Секунду мне кажется, что он удивлен. Из кончика его рта идет кровь темной струйкой. Но потом он падает и за ним я вижу Стива, с окровавленным ножом в руке.
— А я сказал, что закончили.
Я спускаюсь по стене и начинаю плакать. Парень дергается еще некоторое время. Похоже на то, как дергаются наркоманы. Хотя, я не знаю, возможно и когда тебе пырнули ножом в живот, то ты испытываешь кайф.
Прижавшись к холодной и грязной стене, я чувствую, как декольте моего платье становится мокрым от крови. Стив садится рядом на корточки и прижимает меня к себе.
— Все хорошо, ты слышишь?
Я смотрю на его руку, на грязное от крови запястье и начинаю еще больше рыдать.
— Ты убил его? — говорю я, сквозь слезы.
— Да.
Я дрожу у него в объятьях, как бабочка в ладонях восьмилетнего мальчика. Он поднимает мое лицо руками и его взгляд останавливается на шее.
— Ты вся в крови, — перепугано шепчет он, вытирая рукавом своей кожанки, — твою мааать!
Царапина начинает щипать, и я понимаю, что она не такая поверхностная, как казалось.
Я перестаю плакать и встаю, крепко сжав руку Стива. Только сейчас я замечаю, что на нем байкерские перчатки, вот почему он не беспокоится о ноже и отпечатках на нем.
Мои ноги еле-еле меня держат. Я вытираю кровь с шеи подолом платья. В итоге, так можно идти на Хеллуин.
Мы приходим в автодом. Стив держит меня за руку, пока Вендетта обрабатывает царапину перекисью.
— Ничего серьезного, — умозаключает она.
Мы ложимся спать. Я понимаю, что со Стивом я в большей безопасности, чем с миллионом охранников. Он обнял меня, а я уже заснула.
Легко было догадаться, что мне снился тот ублюдок. Постоянно слышала хрипатый голос Стива «А я сказал, что закончили».
========== Глава 9. ==========
К следующему утру было принято решение остаться здесь на некоторое время. Во всяком случае, на два месяца точно. «Мы должны просто отдохнуть. Осталось полтора месяца до нового года. Я хочу провести это время в семейной обстановке», — выразился Алекс и все согласно закивали.
Через неделю мы нашли подходящий домик. В среду мы заселились в него и в этот же вечер мы сидели на полу полупустого дома, не желая разгружать вещи и наводить уют. Мы передавали по кругу бутылку вина и почти засыпали от тепла камина. Даже Зак сидел с нами. Его ситуация заметно улучшилась.
— Никто не читал Джона Грина*? — перебираясь ближе к огню, спросила Вендетта.
По нашему молчанию, она поняла, что нет – не читали.
— В общем, — начала она, отпив от бутылки и передав ее Джею, — у него в книге описывалась игра «Худший день\Лучший день», поиграем?
— Может, правила для начала расскажешь? — фыркнул Стив.
— Все по очереди рассказывают свой самый лучший день из жизни. Кто победил, тот может не пить. Потом все рассказывают самый худший день из жизни. И так до тех пор, пока не останется один, кто выполнит наше любое желание. Я не помню, как заканчивалось в книге, но у нас пусть будет так.
Все радостно приняли ее затею. Я заметила, что на улице идет снег. Уже середина ноября и это не может не радовать.
Мы поставили бутылку в центр и Вена начала первая.
— Лучший день. Хм, — она поежилась, — мне было тринадцать. У нас росла яблоня, которая держала яблоки до декабря. А уже выпал снег. И мы с моей сестрой, ей было одиннадцать, мы ели с ней замороженные яблоки. У меня все.
Стив непонимающе на нее посмотрел, мол «И это твой лучший день?».
— Мой лучший день был, когда мне было… эм, — блондин покосился на камин, а потом на меня, — шестнадцать. Да, точно, шестнадцать. Я сидел со своей мамой, пока все мои друзья были на вечеринке. И она это знала. Мы просто сидели и смотрели телевизор. А потом она сказала «Ты самый лучший сын в мире». До этого, за все шестнадцать гребанных лет, она мне этого не говорила.
— Самый лучший день был, — я начала говорить, так как мы шли по часовой стрелке, — седьмого августа, это была среда. Это был последний день, когда мама и папа не знали об изменах друг друга. Когда мы были семьей. Мы сидели за столом и кушали жаркое мамы. Она тогда готовила потрясающе. Так вот, мы сидели за столом смеялись. А потом пришла бабушка и поздравила моего папу с днем рождения. У нее тогда еще не было двадцати летнего любовника. После этого дня моя семья скатилась в дерьмо.
