То, что мы только что пытались уловить в сокровенности Божиего делания, теперь выступает перед нами в зримом образе. Вот, Ребенок, такой, как все другие человеческие дети: плачет, требует пищи, спит, как все они, и все же Он – «Слово, ставшее плотью» (Ин 1.14). Бог не только обитает в Нем, – даже если говорить о полноте Его присутствия, будь то в наивысшей степени превосходящее самое тесное единение с Богом; небесное не только прикоснулось к Нему, так что Он должен за ним следовать, за него бороться и страдать – хотя бы и в сильнейшей степени, превосходя любую схваченность Богом, – нет, этот Ребенок есть Бог, Своим бытием и существом.

Если мы ощущаем здесь внутреннее сопротивление, то не будем обходить его молчанием. Не следует, размышляя об этих глубоких вещах, что-либо подавлять в себе: это «что-то» теряет тогда чистоту и затем где-нибудь прорывается с разрушительной силой. Идея вочеловечения может наталкиваться на неприятие, на готовность принять ее как привлекательный и значительный символ, но не в буквальном смысле. Если где-либо в царстве веры и может возникнуть сомнение, то именно здесь. В этом случае будем благоговейны и запасемся терпением. Окружим эту тайну, находящуюся в самом сердце христианства, спокойным, выжидательным благодарным вниманием, ожидающей, просящей внимательностью; и тогда смысл ее рано или поздно откроется нам. А указанием нам могут служить слова: «Любовь творит такие дела…»

Содержание жизни этого Ребенка теперь препоручено Ему. Чем человек является по своему рождению, то и определяет тему его жизни; все остальное добавляется позже. Окружение и внешние события оказывают на него свое влияние, поддерживают и отягощают, поощряют и разрушают, действуют и формируют, – но решающим все же остается первый шаг в бытие, то, что человек представляет собой от рождения. Многие христианские мыслители старались постигнуть, что происходило в Иисусе. Многие пытались дать ответ на вопрос о Его внутренней жизни, исходя то из психологии, то из богословия. Но изучение психологии Иисуса невозможно; оно разбивается о то, чем в конечном итоге Он является. Оно имеет смысл лишь как имеют смысл «вопросы на полях», ведущие к сути, причем суть вскоре поглощает понятия и образы. Что же касается богословского определения, то оно – будучи само по себе истинным и основополагающим для христианского мышления – отвлеченно по самому своему существу. Поэтому вера ищет такие вспомогательные пути мышления, которые могли бы повести дальше. Сделаем следующую попытку.

Это юное существо было человеческим ребенком, с человеческим мозгом, членами тела, сердцем и душой. И было Богом. Содержанием Его жизни должно было быть исполнение воли Отца: возвестить святое благовестие, охватить людей Божией силой, основать Союз-Завет, взять на Себя мир и его грехи, в искупительной любви перестрадать их, вовлечь их в жертвенную гибель и в воскресение к новому благодатному бытию. Но в этом же должен был осуществиться и Он Сам: свершая Свое посланничество, Он должен был свершить Себя Самого, как и сказано словами Воскресшего: «Не так ли надлежало пострадать Христу и войти в славу Свою?» (Лк 24.26). В конечном итоге это самоосуществление означало, что человеческое Существо как бы вступило во владение лично с Ним соединенным Божественным Существом. Иисус не только «переживал» Бога, Он был Богом. И Он не стал Богом в какой-то момент, а был Им от начала. Но Его жизнь заключалась в человеческом осуществлении Его собственного бытия как Бога, в том, чтобы ввести в Свое человеческое сознание божественную реальность и ее смысл; воспринять в Свою волю Божию силу, Своим умонастроением воплотить святую чистоту; творить своим сердцем вечную любовь; внедрить в Свой человеческий образ бесконечную полноту Божества. Можно было бы и по-другому выразить то же самое: Его жизнь была постоянным овладеванием в Самом Себе широтой и высотой, мудростью и бесконечной полнотой Его богочеловеческого Существа. Всякая речь, изливавшаяся вовне; всякое действие и борьба означали также и это постоянное продвижение в Себя Самого, продвижение человека Иисуса в Его собственное бытие как Бога. Конечно, наша мысль не проясняет всего, но она ведь не призвана быть неоспоримым теоретическим утверждением; достаточно будет, если она принесет нам действенную помощь. Помочь же она может нам, если мы будем думать о Младенце в яслях… об этом челе и о том, что кроется за ним… об этом взгляде… об этом нежном начинающемся существовании.

Общественная жизнь Господа продолжалась максимум три года; некоторые считают даже, что меньше двух. Как мал этот отрезок времени! Но какими многозначительными оказываются тогда предыдущие тридцать лет, когда Он не учил, не боролся, не творил чудес! Пожалуй, верующий ум ничем не привлекается к жизни Господа сильнее, чем молчанием этих тридцати лет. Мысль, которую мы призвали на помощь, может, видимо, помочь нам услышать голос этого молчания и благоговейно прикоснуться к тому невообразимому, что происходило в Иисусе.

Один раз это прорывается наружу – в событии, о котором повествует Лука: Его родные в первый раз взяли Его с собою на паломничество в Иерусалим, когда Ему было двенадцать лет. «Когда Он был двенадцати лет, пришли они по обычаю в Иерусалим на праздник. Когда же, по окончании дней праздника, возвращались, остался Отрок Иисус в Иерусалиме; и не заметили того Иосиф и Матерь Его, но думали, что Он идет с другими; пройдя же дневной путь, стали (только тогда) искать Его между (также путешествовавшими) родственниками и знакомыми и не найдя Его, возвратились в Иерусалим, ища Его. Через три дня нашли Его в храме, сидящего среди учителей, слушающего и спрашивающего их. Все слушавшие Его дивились разуму и ответам Его. И увидев Его, (родители) удивились; и Матерь Его сказала Ему: „Чадо! Что Ты сделал с нами? Вот, отец Твой и я с великой скорбью искали Тебя”. Он сказал им: „Зачем было вам искать Меня? Или вы не знали, что Мне должно быть в том, что принадлежит Отцу Моему?” Но они не поняли сказанных Им слов…» Он приходит в храм, и вот там нечто возникает в Нем и охватывает Его. Исчезла Мать, исчез Иосиф, исчезли спутники! Когда же Мария спрашивает в великой тревоге: «Чадо! что Ты сделал с нами? Я и отец Твой с великою скорбью искали Тебя», – Он ставит встречный вопрос с таким удивлением, что оно показывает, как далеко Он от них находится: «Зачем было вам искать Меня? Или вы не знали, что Я должен быть в доме Отца Моего?»

А далее: «И Он пошел с ними и пришел в Назарет; и был в повиновении у них».

И еще: «Иисус же преуспевал в премудрости и возрасте, и в любви у Бога и человеков» (Лк 2.41–52).

Перед Господом – мощно, но все же бледнея рядом с Ним, вырисовывается великий образ Иоанна Предтечи. Лука рассказывает о тайне, которой овеяно его рождение: как он был дарован своим родителям тогда, когда они были уже в преклонных летах, и как при этом было дано обетование, что «он будет велик пред Господом, не будет пить вина и сикера, и исполнится Духа Святого еще от чрева матери своей. И многих из сынов Израилевых обратит к Господу Богу их. И предъидет пред Ним в духе и силе Илии, чтобы возвратить сердца отцов детям, и непокорным образ мыслей праведников, дабы представить Господу народ приготовленный». Все, кто слышит об этом, потрясены и дивятся: «Что будет младенец сей? И рука Господня была с ним» (Лк 1.15–17 и 57–79).

Дальше же сказано: «Младенец возрастал и укреплялся духом; и был в пустынях до дня явления своего Израилю» (Лк. 1.80).

Этот мальчик призван к великой и очень трудной жизни. Рука Господня легла на него, отозвала его от всего, что обычно составляет человеческую жизнь, и направила в одиночество. Теперь он живет там отчужденным, в строжайшей отрешенности, укрепляясь духом, сосредоточивая все свое существо на святой воле, которая к Нему обращена. Если мы хотим представить себе эту жизнь, то нам нужно открыть Книги Царств и почитать о ранних пророках, таких, как Самуил, Илия или Елисей, которые вели подобную же сверхчеловеческую жизнь, будучи то вознесены на царственную высоту, просвещены непостижимым знанием, вдохновлены на великие деяния, то вновь низвергнуты во мрак и бессилие по воле Духа; то преисполняясь величия, превосходящего меру человеческого, то теряя в своей униженности всякое человеческое достоинство. Ничего для себя, все в распоряжение силы, которая ими управляет, все подчинено действующей в народе тайне Божиего водительства… Таков же последний в их ряду – Иоанн – с тем только различием, что то событие, с которым он соотнесен, теперь вот-вот наступит. Повсюду завязывается то, что евангелисты называют «полнотой времен». Лоно современности набухает, и сроки созревают (Мк 1.15; Гал 4.4). На это направлена жизнь Иоанна. Туда он указывает. Среди пророков, возвещающих Мессию, именно ему дано произнести: «Вот Он!»