Но не станут ли директора корпораций обогащаться сами и способствовать обогащению своих акционеров, не передавая больше никому полученные ими финансовые выгоды ни посредством увеличения производства, ни путем снижения цен? Действительно, такая возможность существует. Но контролировать такую возможность — вполне во власти налоговой полиции. Исходя из того, что проблему «вето» можно преодолеть, налоговая политика и политика перераспределения государственных доходов через бюджетные дотации могут, возможно, справиться с любыми неблагоприятными последствиями для доходов путем гарантирования прибыльности корпораций.
Но тогда почему у руководства предприятий должны быть стимулы соглашаться отдать свою независимость в обмен на финансово выгодные условия? Выгода для руководства оказывается иллюзорной. В бухгалтерских книгах корпорации она появляется в виде прибылей, но не перетекает в доходы руководителей и акционеров в виде привлекательных надбавок к этим доходам, а если и перетекает, то вскоре вымывается из доходов в виде налогов. Ответ, как отмечалось в главе 3, здесь таков: получение корпорацией прибыли является своего рода игрой, привычкой или обычаем. Корпоративная прибыль может быть как счет в игре, как рейтинг успеха, независимо от того, какое влияние она оказывает на личный доход. Если это и не относится ко всем без исключения директорам корпораций, то все в большей и большей степени это верно для новой породы менеджеров-профессионалов, работающих по найму и получающих заработную плату. Количество таких менеджеров постоянно растет, так как благодаря все более открытому доступу к должностям в руководстве корпорациями увеличивается число людей, которые стремятся получить привилегию играть в эту игру.
Стратегия использования финансовых привилегий с целью компенсации потерь, обусловленных государственным регулированием, не может обеспечить гарантированный успех, так как, возможно, по ряду позиций вызывает настороженность у руководителей сферы бизнеса — пассивных, как оказалось, в отраслях оборонной промышленности — в отношении новой всеобщей угрозы их влиянию в стране и во всем мире. Но эта стратегия указывает путь, по которому политика может пойти — и пойти достаточно далеко. Мы считаем, что наиболее перспективные, хотя в основном совершенно неизученные возможности здесь заключаются в использовании общественных дебатов и экспериментировании с разработкой различных политических стратегий и решений. Такие изыскания могут помочь нам найти верный путь в будущее.
Социально-экономический класс
Третьей проблемой, от которой зависит будущее полиархии, является явный упадок классовой индоктринации.
Рассмотрим проблему экономической нестабильности. Частично ее можно отнести на счет избыточного спроса на ресурсы в каждой стране. Как правило, в большинстве случаев инфляция объясняется избыточным рыночным спросом на товары и услуги. Но инфляционный спрос на многие товары и услуги сегодня «подталкивается» за счет государственных программ соцобеспечения, коллективных сделок и договоренностей, а также множества других способов, с помощью которых корпорации и профессиональные группы используют свои собственные возможности для проведения рыночного обмена, а также чтобы заручиться поддержкой правительства при осуществлении подъема цен3. Одновременный рост безработицы и инфляции в последние годы может быть отражением следующей ситуации: требуемый корпорациями уровень доходности, несмотря на инфляцию их собственных отпускных цен, все равно не является достаточным стимулом для того, чтобы заставить их организовывать производство при максимально высоких уровнях трудоустройства.
Теперь есть вероятность того, что полиархические системы с рыночной экономикой уже не смогут больше примирять между собой необходимые привилегированные требования бизнеса — и требования сильных профсоюзов и «государства всеобщего благосостояния» с его системой социального обеспечения. Действительно, отставания Великобритании в экономическом развитии оказалось достаточно, чтобы убедить многих обозревателей в том, что по крайней мере одна страна уже пала жертвой фундаментальной проблемы несовместимости выдвигаемых различными сторонами требований. Шведские профсоюзы и программы социального обеспечения так же хорошо развиты, как и британские, но эти наблюдатели скажут, что найденное Швецией решение проблемы — это всего лишь временная отсрочка, передышка на тот срок, пока шведские компании имеют возможность получать прибыль из нетрадиционных источников и ресурсов, каковыми являются древесина и минеральное сырье, а также за счет других кратковременных и быстро исчезающих «специальных возможностей», которые предоставлены им в сфере международной торговли.
Загадка заключается в следующем: почему все эти проблемы — в США и большинстве стран Западной Европы — возникли сейчас, а не 20 или 50, или даже 100 лет назад? Что произошло? Что изменилось?
Один из вариантов общего ответа — возросшие ожидания, то есть перемены в представлениях людей о том, чего они заслуживают4. Не только рабочие, инвесторы и директора, но и женщины, люди афроамериканского происхождения, широкие массы потребителей и молодежь сейчас выдвигают свои требования и запросы, которых ранее не существовало, что подтверждает и разнообразие «освободительных» движений. Но почему возросли ожидания? Ничто не свидетельствует о том, что в предыдущие годы этим группам не хватало полномочий или они испытывали недостаток средств для выражения своих требований. За исключением, возможно, лиц афроамериканского происхождения в США, никаких крупных сдвигов и перемен в возможностях, предоставляемых обществом этим группам, не происходило, по крайней мере, за последние 40 лет.
Одно из объяснений, которое может быть предложено, таково: новые ожидания — это всего лишь ожидания, которые и должны были в конечном итоге возникнуть в обществе, провозглашающем приверженность идеалам демократического равенства. Черные хотят равенства с белыми, женщины с мужчинами, а бедняки хотят хотя бы чуть-чуть большую часть того, что имеют богатые. Не более того. В этих требованиях, следовательно, нет ничего необычного, для чего требовались бы особые объяснения.
Но остается вопрос: почему сейчас? Что случилось, что высвободило эти требования? Объяснением может служить спад классовой индоктринации — классового идеологического воздействия. Разумной кажется гипотеза о том, что старые процессы идеологического воздействия со стороны класса и руководства теряют свою силу и действенность. Хотя в прошлом индоктринация смогла на множество долгих десятилетий полностью заглушить какие-либо новые требования, сейчас такие классовые черты, как уступчивость, почтительность и согласие, все больше и больше сходят на нет.
В качестве дополнительного аргумента рассмотрим проблемы отчуждения и упадка трудовой этики — сложных явлений неясного происхождения. Мы не можем отрицать, что одной из возможных причин является то, что идеологическая обработка, осуществляемая классом или руководством, больше не имеет прежней силы. Рабочих уже не убедить в том, что работать в сфере промышленного производства выгодно, интересно или каким-то иным образом полезно для формирования характера, во что их учили верить издавна, — по крайней мере со времен Реформации.
Или рассмотрим признаки утраты доверия правительству и политическому руководству страны. Особенно часто в процессе индоктринации граждан повторялись тезисы о том, что государственные институты страны разумны и крепки, что лидеры страны знают, что делают. Вероятно, больше в них не верят.
Другим свидетельством является активизация политической деятельности профсоюзов в течение последних десятилетий. Еще более значительным подтверждением является рост числа слушателей университетов и институтов профессионально-технического образования. В рамках одного поколения в период с 1940 года число людей в возрасте 25-29 лет, которые окончили среднюю школу, подскочило приблизительно с 40 до 80 процентов; среди молодежи доля выпускников колледжей увеличилась в три раза5. Результатом стал рост как новой «элиты одаренных», которая в ряде важнейших аспектов отделяется от своей классовой принадлежности и следует другим лидерам, так и новой общественности, способной лучше противостоять индоктринации. Признаки упадка в классовом влиянии также были выявлены в ходе исследований значительного уменьшения почтительного отношения к вышестоящим классам среди представителей английского рабочего класса6.
