Князь Георгій. О чемъ вы еще говорили?
Священникъ. Когда ханъ прочелъ, что царица холодна къ тебѣ, онъ спросилъ: «Неужели супругъ царицы такъ бѣденъ, что у него нѣтъ гарема? Я отвѣтилъ: „Князь Георгій не язычникъ“.
Зайдата, выходя изъ второй двери. Царица идетъ. Уходитъ,
Князь Георгій. Царица? Такъ рано? Она сильно встревожена и не спитъ. Вчера Товинскій ханъ разбудилъ въ ней много думъ. О, завтра ей придется крѣпко подумать обо мнѣ. Смиренной будетъ стоять передо мной царица, да, смиренной! Но только, священникъ, я ей не сдѣлаю ничего дурного.
Священникъ. Ты смиришь ее?
Князь Георгій. Но въ мѣру. Осторожно. Великая прелесть въ глазахъ ея, когда она испугана. А потомъ я брошу царство къ ея ногамъ и подыму ее.
Священникъ. Только не слишкомъ скоро, не сейчасъ же.
Князь Георгій. Да, почти сейчасъ же, ибо еще большая прелесть въ глазахъ ея, когда она радуется… Священникъ, что еще сказалъ Карскій ханъ? Показался ли онъ тебѣ великимъ и могущественнымъ? Встаетъ. Пойдемъ, разскажи мнѣ все.
Священникъ. Два мощныхъ копьеносца стояли передо мной, когда я говорилъ съ нимъ. Князь Георгій и священникъ уходятъ въ глубину сцены.
Появляется Царица безъ покрывала, въ великолѣпной одеждѣ. На рукахъ у нея много украшеній. Въ рукѣ у нея ключъ отъ обитой желѣзомъ двери. Фатима и дѣвушки идутъ за ней.
Царица. Видишь, Фатима, ужъ бѣлый день на землѣ; почему же мнѣ не встать? Позовите игумна. Почему мнѣ не быть тутъ?
Фатима. Ты поздно заснула, царица, и неспокойно спала отъ многихъ думъ.
Царица. Но пока я спала, я спала хорошо… Не понимаю, почему именно сегодня надъ Аби такой густой туманъ. Я была бы рада, если бы сегодня былъ солнечный день. Но, все равно, я рада… Вы всѣ можете итти… Нѣтъ, не ты, Фатима… останься на минуту. Всѣ дѣвушки уходятъ.
Царица. Сегодня царица совершитъ дѣло, которое обрадуетъ тебя. Этой ночью я надумала его.
Фатима. Да благословитъ тебя Аллахъ!
Царица. Да, и Аллахъ благословитъ меня. Я жду игумна, чтобы послушать, что онъ скажетъ. Слышала ты, какъ я сегодня смѣялась во снѣ? Сонъ мой былъ легокъ и беззаботенъ.
Фатима. Твое лицо свѣжо, хотя твой сонъ былъ такъ коротокъ.
Царица. У меня лицо свѣжо? Отнынѣ я хочу, чтобы при мнѣ всегда было маленькое зеркало, чтобы я могла смотрѣться въ него. Ты говоришь, что у меня лицо свѣжо?
Фатима. Ты сіяешь. Будто радость пришла къ тебѣ и сдѣлала тебя счастливой.
Царица. Фатима, я и о тебѣ подумаю и тебя возвышу, ты не должна больше грустить. Ты не слышала, какъ я что-то говорила нынче ночью?
Фатима. Нѣтъ.
Царица. Я была опять беззаботной, какъ много лѣтъ тому назадъ въ Тифлисѣ.
Фатима. Ты спала, закрывъ лицо рукой.
Царица. Это потому, что мнѣ хотѣлось быть совершенно одной.
Игуменъ входитъ. Ты зовешь меня въ ранній часъ, царица. Развѣ что-нибудь случилося? Фатима уходитъ.
Царица. Нѣтъ, ничего. Царица счастлива сегодня. Пойди сюда. Они садятся. Благочестивый отецъ, у насъ война съ товинцами. Но у нихъ нѣтъ больше вождя, ихъ государь у насъ въ плѣну, здѣсь въ замкѣ.
Игуменъ. Да, это такъ. Богъ оказалъ тебѣ свою могущественную помощь.
Царица. А вѣдь не совсѣмъ хорошо съ нашей стороны воевать съ войскомъ, у котораго нѣтъ вождя. Я этой ночью размышляла объ этомъ.
Игуменъ. Не совсѣмъ хорошо? Что это ты задумала?
Царица. Я думаю отпустить хана Товинскаго.
Игуменъ. Да, за указанный ему выкупъ.
Царица. Нѣтъ, безъ какого бы то ни было выкупа. Я хочу его отпустить, чтобы онъ могъ вернуться къ своему народу.
Игуменъ. Этого ты не сдѣлаешь.
Царица. Я это сдѣлаю, благочестивый отецъ.
Игуменъ. Зачѣмъ? Или тебя смущаютъ тайныя мысли, которыхъ ты не хочешь открыть, дитя мое?
Царица. Ты думаешь? Главное то, что я освобождаю хана.
Игуменъ. Главное — что тебя къ этому побуждаетъ?
Царица. Благочестивый отецъ, ты старъ, а я молода, и глаза мои видятъ иначе, чѣмъ твои. Я вѣрю, что если я освобожу хана, это повліяетъ и на товинцевъ сильнѣе, чѣмъ кровь и желѣзо.
Игуменъ. Они только возблагодарятъ Аллаха за чудесное избавленіе хана; вотъ и все!
Царица. А можетъ быть, и не все. Сердца ихъ обратятся къ христіанской царицѣ, которая проявила такое милосердіе, и имъ уже не будетъ такъ тяжело итти подъ мое владычество. Вотъ какъ видятъ мои глаза. И когда-нибудь узнаетъ объ этомъ и калифъ.
Игуменъ. Служители Креста никогда не вели такъ войну.
Царица. На этотъ разъ я буду вести войну именно такъ. Я позвала тебя, чтобы сообщить о моемъ рѣшеніи. Мое рѣшеніе таково.
Игуменъ, подымаясь. Зачѣмъ же ты призвала меня, чадо: чтобы разсказывать о своихъ ночныхъ думахъ?
Царица. Князь Георгій вернулся, я желаю и ему объявить о моемъ рѣшеніи.
Игуменъ. Князь Георгій тоже тебѣ этого не посовѣтуетъ.
Царица. Напрасно ты такъ увѣренъ въ этомъ. Князь Георгій необыкновенный воитель; прежде онъ былъ инымъ. Можетъ быть, теперь къ нему вернется его прежнее сердце, и онъ порадуется дѣлу моему. „Дай хану на дорогу добраго коня“, скажетъ онъ.
Игуменъ, подумавъ. Да будетъ такъ. Идетъ, оборачивается. Ты ведешь войну и съ ханомъ Карскимъ. Пощадишь ли ты также и его. Царица смущена. А вотъ этого молодого язычника, котораго ты видѣла вчера, ты хочешь пощадить. Что скрываешь ты отъ меня?
Царица. Я ничего не скрываю. Я возвращаю хану свободу.
Игуменъ. Видно, глаза его были слишкомъ горячи для тебя.
Царица. Я не знаю. Да, можетъ быть, и глаза. Мое сердце неслось къ нему: онъ былъ такъ одинокъ. И у нихъ въ Товинѣ нѣтъ другого хана.
Игуменъ. Твое сердце неслось къ нему… Тебѣ бы не слѣдовало этого говорить.
Царица. Да, да — сердце мое неслось къ нему. И я думаю — мое сердце у него.
Игуменъ. Остановись, женщина. Съ дурными мыслями лежала ты этой ночью.
Царица. Съ дурными мыслями? Нѣтъ, нѣтъ, со свѣтлыми мыслями, съ лучшими, чѣмъ у тебя теперь. Ты забываешься, игуменъ!
Игуменъ. Нѣтъ, я не забываюсь: я помню, ты царица. Царица Грузіи на ложномъ пути.
Царица, вспыхнувъ, но сдерживаясь. Ты мнѣ не судья.
Игуменъ. Я смиренный слуга Христовъ въ твоемъ домѣ.
Царица. Отнынѣ ты болѣе не связанъ съ моимъ домомъ.
Игуненъ. Во имя Христово. Ты можешь дѣлать со мной все, что хочешь.
Царица. Вмѣсто тебя я сдѣлаю игумномъ священника князя Георгія.
Игуменъ. Да будетъ такъ. Я снова монахъ среди моихъ монаховъ. Да благословитъ Богъ всякое твое дѣло; также и это. Аминь. Уходитъ черезъ дверь въ глубину сцены.
Царица смотритъ ему вслѣдъ, кидается на диванъ, встаетъ снова. Я все скажу Георгію. Идетъ къ первой двери, задумывается, возвращается. Да, да — все! Кричитъ въ первую дверь. Георгій!
Первый слуга входитъ. Князь Георгій вышелъ.
Царица. Позови его. Слуга уходитъ. Царица оглядывается. Никого нѣтъ. Пусто! Я отпущу его. Да, отпущу. Я могу и потомъ увѣдомить князя Георгія. Оправляетъ одежду, подымаетъ полы платья, оглядываетъ свои ноги и открываетъ обитую желѣзомъ дверь. Эй, грузины, идите сюда!
Слышенъ звонъ цѣпей, двое грузинъ показываются во входѣ и падаютъ ницъ.
Царица. Позовите оттуда хана. Того человѣка, одѣтаго въ черное, котораго вы видѣли вчера.
Первый плѣнникъ. Хана? Его тамъ нѣтъ!
Царица. Нѣтъ онъ тамъ, въ отдаленнѣйшей кельѣ.
Первый плѣнникъ. Онъ ушелъ, царица. Мы видѣли, какъ онъ проходилъ.
Царица. Что ты говоришь? Позови хана!
Второй плѣнникъ. Онъ ушелъ, царица. Женщина увела его.
