В горле запершило. Нет, не пробыть мне и минуты всенародно любимым бунтарём-менестрелем. Было бы здорово, конечно, проорать что-нибудь обидное в адрес вертухаев и выругаться грязно до неприличия. Но неизвестно до каких высот дополз местный прогресс. Может они помимо картинки ещё и звук пишут. Потом просмотрят и обидятся, а мне извинения приносить придётся. А это совсем не в жилу. Противно это моему естеству – краснеть и ножкой шаркать, стыдливо хлопая влажными глазками. Да и с курением надо притормозить, а то с таких доз можно лошадей табунами укладывать. И самому копыта отбросить. Весьма, даже запросто. А я ещё должен разобраться в этой бредовой ситуации.

Интересно, что там судья целый час обдумывать будет? Небось, завтрак не успел вовремя потребить, вот и навёрстывает упущенное. С салфеткой на коленях. Боров в кружевах. Да, а сюда на допросы я могу и из дома приезжать. Никакой особой разницы не вижу. Хлопотно это, но потерплю ради процветания правопорядка в славной стране Суоми. И чем лично я смогу помешать расследованию? Да ничем. Все копии транспортных и финансовых документов есть и в самой таможне, и у экспедиторов. Мало будет? Так ещё есть бухгалтерия и налоговая. И вообще-то в данных сделках я являюсь только плательщиком за услуги, оказанные моей компании, ну и счастливым обладателем международных транспортных накладных CMR, которые также не моих рук дело. Мысли в голове безостановочно размножались и бесцеремонно толкались.

– Да куда же все запропастились, – не удержавшись, рявкнул я, – Совсем тут протух, задубел и скоро околею если не от холода, то от миазмов. От миазмов к маразму.

Как скоро они закончат свои большие и малые неотложные дела и вернутся к исполнению? Захолустье какое-то совершенно непуганое. Тюрьма без ока государева. Никто же потом не поверит. Оставили одного по колено в дерьме мечтать о тёплой и уютной камере. Видно, чтобы проникся, что за стеной чистая и честная жизнь бьёт ключом. Изуверы.

Дверь как-то внезапно и без всяких скрипов распахнулась, и на пороге появился что-то воровато дожёвывающий охранник.

«Нет, ну точно занимался чем-то неуставным, а теперь запах отбивает», – с российской ностальгией пожалел я его, быстро, но очень осторожно пересекая территорию по кратчайшему пути к двери.

– Грязно тут у вас.

– В понедельник уберут, – в голосе охранника был явный укор и обида, типа сами нагадят, а потом ещё с претензиями лезут.

Перед дежуркой Костик тихо переговаривался с таможенником. И эти явно вернулись с хорошего перекуса. Вот гниды лобковые. А почему меня не накормили? Я бы сейчас от чашечки кофе не отказался. И хорошей такой рюмки коньяку. Большой такой. И можно даже очень большой. Без всякого лимончика, но с крепеньким солёным огурчиком. Чтобы отдать дань моему несгибаемому характеру перед лицом трагических бурь и потрясений. Вот такой лёгкий завтрак простого русского человека в этой холодной и неприветливой стране. Я аж всхлипнул от умиления.

Всё-таки финны явно отсталый народ в области общения с выходцами из племени Большого Соседа. Ну, нет в них достаточной широты и нашей тёплой душевности. Только душегубство и серый бюрократизм в наследство себе оставили от общей хоть и короткой, но славной истории.

– Нам скоро надо идти, – негромко произнёс Костик, непроизвольно потянув носом в мою сторону.

– Да, воняю я… як гiвно москальское… но готов. Могу идти… хоть прямо сейчас. Где мой адвокат? – от обиды на такое его поведение, я стал говорить чётко, рублёными фразами. Преувеличенно артикулируя и жестикулируя. Как для глухого дауна. Да и на лице у меня, видно, всё так ясно прописалось, что Костик, слегка покраснев, очень неприязненно, добавил:

– Хорошо, пойдём. Адвокат должен быть уже там.

«Ну, не судьба нам, милый Костик, дружить семьями», – слегка отойдя, подумал я, разглядывая его затылок, – «У нас разные дороги, у нас разные пути. И чтоб глаза мои тебя ещё сто лет не видели. Ни в этой, ни в последующих жизнях. А то при близком общении с тобой хроническим токсикоманом станешь… как там по-бусурмански? Inhalants…  так твою перетак через парадентоз… addict».

Так, маршрут движения и схема построения колонны прежние. Не допускают и тени волюнтаризьму, господа из таможни, ох не допускают. И опять не дадут мне надышаться.

В зале суда уже сидел прокурор, зарывшись по макушку в своих бумагах… и безмятежно кемарил мой адвокат.

«Господи, да хоть бы в носу ковырял и результаты фиксировал, чем так нагло и демонстративно манкировать своими обязанностями», – с приливом накатившей злобы подумал я, – «Ну и как этого баклушника дрыхонистого расшевелить, чтобы он свою задницу с насеста оторвал и делом занялся? Или хотя бы ИБД – имитацией бурной деятельности. А то ведь совсем заплесневеет мужик от такой непосильной нагрузки на постоянном довольствии налогоплательщиков».

Меня этот охламон предпенсионного возраста точно с резьбы сорвёт. Ну, нельзя же так, в самом то деле. В этом захолустье и так всё неправильно. Зазеркалье, Mutter (мать) их ети. И при этом всё у них совершенно буднично и беспросветно. Как в тухлом застоявшемся болоте. Трясина и ряска. Только жужжания мух не хватает для полного счастья. Ну и как мне всё же этот гостинец от государства заставить хоть что-то толковое сделать?

Ох, как правы были советские люди, «лечиться даром – даром лечиться», говоря о достаточно неплохом бесплатном медицинском обслуживании. Здесь уж точно бесплатный защитник – деньги на ветер. С таким и вышак схлопочешь – моргнуть не успеешь. Хотя нет, здесь пока демократией высших мер не предусмотрено. Я решительно сел рядом и громко кашлянул. Адвокат неохотно приоткрыл один глаз, сосредоточился, открыл второй и слегка выпрямился.

– Что мне надо сейчас делать? – вынужденно затолмачил Костик, всё ещё неприязненно косясь на меня.

– Абсолютно ничего… у нас самые честные и профессиональные следователи… они быстро разберутся… если невиновны, то вы получите… справедливую денежную компенсацию.

– Да в гробу я видал эту компенсацию… – я запнулся, видя откровенное недоумение Костика, и уже спокойнее продолжил, – Мне не нужны эти деньги. Мне надо работать. Свои дела делать. У меня контракты скоро начнут тухнуть, а я здесь как кретин среди помойки торчу… как тополь, блин, жухлый на Плющихе. Э-э-э… моё пребывание здесь совсем необязательно. Я готов оказать любую помощь следствию. Но, находясь на свободе. Ну, какая от меня может быть польза, если я буду сидеть в этой вашей «дюрьме»?

– Следствие быстро и честно во всём разберётся.

– Таможенник уже сейчас нагло соврал, что они не получили от меня никакой информации. А со мной по этому контрабасу никто вообще не общался. И это у вас называется честным расследованием?

Костик отрицательно покачал головой и упрямо произнёс:

– Я это переводить ему не буду… за это можно получить тюремный срок.

– За что, за правду?

– Вы хотели… обвинить следователя… а он при исполнении.

– А ему врать при исполнении не запрещено?

– Он высказал своё мнение.

– Вот и я высказываю… моё объективное, хоть и субъективное мнение. И ещё в очень мягкой форме.

– Я этого переводить не буду, – набычившись, повторил Костик.

– Да и… крендель вам в… с вами, – безнадёжно махнул я рукой, – Посмотрим, что скажет судья. А потом я всё как на духу выложу. Достало меня это… уже до самого ливера.

С четверть часа мы, надувшись друг на друга, молча сидели, глядя в разные стороны. Адвокат опять ушёл в сумеречное состояние, и даже стал этак ритмично посапывать, стервец. Вот что значит профессиональная подготовка. Этого у него не отнять.

Сияя, как надраенный целковый, проскочил на своё место таможенный инспектор. Значит, скоро будет и явление судьи народу. Такая вот у меня теперь новая народная примета. Ну, как в воду глядел. Шаман, однако.

Опять повторилась сцена торжественного восшествия судьи, на которую никто из окружающих не отреагировал и по достоинству не оценил. Тот медленно сел, устроился поудобнее и глубокомысленно уставился в поданные ему бумаги. Все присутствующие, за исключением моего адвоката, как занимались, так и продолжили заниматься своими бумажными делами. «Соня несчастная», – опять впадая в озлобление, подумал я, – «Тут, можно сказать, судьба человеческая решается, а он свои зенки продрать не может. Может вмазать ему слегонца этак незаметненько, но чувствительно, за то, что он появление судьи проворонил? А то, глядишь, он так и всё заседание будет почивать в трагическом неведении». Я непринуждённо положил ему руку на локоть и слегка сдавил. Адвокат весьма живенько вздёрнул головой и открыл рот. Однако, зыркнув по сторонам, медленно закрыл рот, посмотрел на меня укоризненно, потом, осуждающе этак покачал головой и поднёс палец к своему рту, типа помолчите пока, не мешайте мыслительному процессу.