- Тогда в чем дело? - уже мягче спросила я и, почувствовав паузу и неуверенность на другом конце провода, поспешила развить успех. - Да не томи! - очередная неуверенная пауза. Я почти физически ощущала, как Нинка собирается с духом.
- Я... Жанна... я не знаю, что делать... у меня... - она ощутимо сглотнула и я рефлекторно сглотнула вместе с ней - Не знаю, как правильно сказать, но.... В общем, у меня в квартире демон. - решившись, выпалила она. Чего? Я отнесла трубку от уха и задумчиво повертела ее в руках. Либо у меня проблемы со слухом, либо у Нинки серьезные проблемы с мозгами.
- Кто у тебя в квартире? - на всякий случай переспросила я.
- Демон, - тихим уверенным шепотом повторила Нинка. - Кажется. Ну, такой. С рогами и хвостом. Страшный, зараза. И ревет так жутко. - тут она опять всхлипнула. - Жанночка, я не знаю, что мне делать. Придумай что-нибудь. Я пока заперла его в гостиной. Но вдруг он выберется? Жанночка, помоги!
Подозрение превратилось в страшную уверенность. Накурилась. Моя сестра - малолетняя наркоманка! В голове всплыли истории, как люди в состоянии наркотического или алкогольного опьянения сами наносили себе травмы, спасаясь от воображаемых монстров.
- Ты где, на кухне? - нарочито уверенным голосом уточнила я. Трубка с надеждой угукнула. - Там и сиди. Там он до тебя не доберется. Я сейчас буду, ничего не делай.
Надо ли говорить, что никакой уверенности я на самом деле не ощущала. Да у меня поджилки тряслись от страха. Господи, за что, почему всегда я? За какие грехи ты назначил меня старшей сестрой?
Через пять минут я уже натягивала джинсы и свитер и вызывала яндекс-такси. Только уже сидя в машине и торопливо проводя щеткой по волосам - скорее чтобы успокоить нервы, я поняла, что свитер я в спешке натянула наизнанку. Ну да ладно - не перед воображаемым демоном же красоваться.
... 8
Нинка открыла дверь с десятого звонка, когда я уже собиралась жаловаться не то пожарникам, не то милиции. Точнее не открыла, а приоткрыла щелочку. И я тут же ворвалась в прихожую как ураган, чуть не сорвав дверь с петель. Перепуганная, заплаканная, с краснючими глазами и в старом халате, сестренка была совсем не похожа на обычную себя. Но вроде бы цела - я схватила ее в охапку и первым делом оглядела на предмет возможных повреждений. Жива, руки-ноги целы, голова на месте - остальное приложится. Принюхалась. Алкоголем не несет... и зрачки глаз на свет вроде не расширены... Но в каждом движении сквозит несвойственная ей нервозность. Похоже, все еще хуже, чем я думала.
- Что случилось, Нинка?- неуверенно заглядываю в глаза. Хрен его знает, как сейчас надо с ней - со строгостью или мягко. Я не сильна в психологии. Нинка дергается и машинально оглядывается назад, через плечо, на закрытую дверь. Недовольно шипит на меня. Это хорошо, что шипит. Значит, приходит в себя. В квартире тихо. Я небрежно бросаю сумку под покосившуюся стойку с пальто, прямо на обветшавший линолеум.
- Он там, - шепчет она, - кивая все на ту же дверь. И до меня доходит, что все это время она стояла к ней вполоборота, чтобы не поворачиваться спиной. Куртку я просто бросаю на тумбочку, но на ботинки меня уже не хватает. Да и в случае опасности в обуви сподручнее. Я решительно направляюсь к запретной двери. Нинка застывает в прихожей статуей надежды. Не то чтобы я думала, что там и вправду есть что-то опасное. Грабитель или вор давно сбежал бы или разобрался с моей сестрой - что дюжему мужчине одна мелкая сопливая малявка? Оглушил бы, или угрожал. Но уж хлипкая защелка на двери его бы точно не остановила. Да что там, даже я могла бы ее выломать при желании. Я снимаю дверь с защелки, толкаю створку и захожу в комнату...
В ней все, как я помню, еще со времен бабушки: старый пошарпанный диван, стандартная советская стенка, телевизор... и столп пламени, с ревом вырывающийся из старательно вычерченной на линолеуме пентаграммы. Чертовски сложной пентаграммы, сплошь испещренной символами и латинскими буквицами. Мне чудится, что я узнаю Нинкин почерк.
Не вполне квадратный столп пламени разворачивается и смотрит на меня кошмарными огненно-красными глазами и внезапно становится совсем не квадратным, а очень даже антропоморфным. И я неожиданно различаю в колонне световых частиц обнаженную мужскую фигуру с витыми рогами, мощным разворотом плеч и прокачанным прессом. С козлиной головой и в шерсти. Кажется. Хвост... да, тоже имеется.
Я делаю шаг назад и закрываю дверь. На защелку. Очень аккуратно. Оглядываюсь на Нинку, которая за это время не сделала ни шагу из прихожей. Нинка отмирает, как будто закрытая дверь возвращает ей способность двигаться, как в детской игре про море, и с надеждой спрашивает:
- Что будем делать?
...7
Я задумчиво топаю на кухню. Не разуваясь. Шарю по шкафчикам в поисках припрятанных сигарет. Нинка сопит, но следует за мной безмолвной тенью. В глазах вопрос. Полусмятая пачка почему-то обнаруживается за мусорным баком. Глупее места не придумать. Должно быть, мама недавно заезжала. Моя рука почти не дрожит, когда я щелкаю зажигалкой и жадно затягиваюсь. В эту минуту я горжусь собой. Нинка, закашлявшись, кидается открывать окно и привычно возмущается:
- Ты же бросила!
Молчу. Что тут скажешь? Скажи спасибо, что в истерике не бьюсь головой о стены? Чуть прикрываю глаза и пытаюсь выдуть дым колечком, как в Хоббите. Как и десять лет назад, полный провал. Ничего не изменилось. Это как с пластилином. Если ты лепил в детском садике уродцев, дай тебе руки кусок пластилина в тридцать - и выйдет еще хуже. Не верите? Попробуйте сами. Я проверяла.
Через десять затяжек меня начинает немного отпускать. Но недостаточно. Кофе или виски? Вот в чем вопрос. Я задумчиво качаю ногой. Оглядываю кухонку. После смерти бабушки Нинка потихоньку взялась за переделку, но дальше кухни пока не продвинулась. Красные шкафчики, черная столешница. Брутально, ярко, по-мужски. Или такие вкусы теперь у современной молодежи? Вот и сейчас при виде алых шкафчиков мне в голову упорно лезут мысли о котлах и грешниках. Если есть демоны, то может и ад есть? И нас с Нинкой туда поволокут как отъявленных грешниц? Что там у нас в смертных грехах? Похоть, гнев, лень, гордыня, чревоугодие ... полный набор. Не знаешь, куда и строиться, чтобы не разорваться.
Сигарета незаметно заканчивается и бычок под неодобрительным взглядом красноглазой Нинки летит в распахнутое окно. Ежусь от холода, но упрямо тянусь за второй. Все-таки виски.
- У тебя виски есть? - Нинка глупо хлопает глазами.
- А... ну есть какое-то. А что? - но я уже нетерпеливо копаюсь в шкафчиках. Нинка любит порядок - до импровизированного бара я добираюсь быстро. Так-с, Лоусонс, ополовиненный Русский Стандарт, мерзкая текила... Негусто. И колы нет. Но сейчас это не так и важно. Решительно наливаю себе рюмку, а потом, передумав, беру всю бутылку. По пищеводу пробегает приятный огонь. Ну вот, другое дело. Я перевожу внимательный взгляд на Нинку и вздыхаю:
- Рассказывай.
Я больше ничего не говорю, но незаданные вопросы и так повисают в воздухе огненными буквами. Откуда он взялся? Нинка виновато отводит глаза. И сознается. Почему-то шепотом.
- Я его вызвала.
Как? Зачем? Я продолжаю строго смотреть. Этому взгляду, когда тебя просвечивают, как будто рентгеном, я научилась у мамы - когда-то я боялась его до дрожи в коленях. Нинка торопится покаяться, заискивающе заглядывает в глаза и спотыкается на словах, которые теперь льются из нее бурным потоком.
- Помнишь, я работала волонтером после пожара библиотеки РАН? - я рассеянно киваю. Что-то о том, что бюджетных денег, как всегда, не выделили, а уцелевшие книги в условиях гари поест грибок. Нинка и книжки - это роман длиной в жизнь. Так что неудивительно, что когда библиотека кинула клич бежать спасать фолианты, Нинка поспешила на помощь, роняя тапки. В ее глазах более благородного дела просто не существовало. Да и специальность у нее непрактичная - ну вот кому в наши дни нужен студент-классик? Я к этому отнеслась снисходительно - вывезут эти несчастные книги на склад, да и забудут, что ни делай. Нашему государству не до книг - тут бы недвижкой в центре города разжиться, так подозрительно удобно освободившейся. Да и работы у меня, честно говоря, было невпроворот.
