«Она с удовольствием побродила по замку и парку. Войдя в одну из комнат с табличкой “Комната для Красавицы”, она увидела стеллажи, полные книг, и пианино. Она страшно удивилась: “Зачем же Чудовище принесло все сюда, если ночью собирается съесть меня?”

На столе лежало зеркало, на ручке которого было написано:

“Все, что Красавица пожелает, я исполню”.»

— Чудовище очень щедрое, — указала Хоуп.

— Точно, — согласился Клаус, переворачивая страницу.

— Прямо как ты, — Хоуп поцеловала отца в щеку. — Я видела, сколько ты подарил Кэролайн туфлей и красивых сережек. Ты тоже делаешь все, что она пожелает, папа?

— Я стараюсь, милая, — просто ответил Клаус. — Надеюсь, что у меня получается.

— Я думаю, что получается, — подтвердила малышка. — Она много улыбается рядом с тобой. Наверное, потому что ей хорошо.

Кэролайн готова была провалиться со стыда. Ну какого черта ей нужно было сорваться сегодня утром? Слушая все это, она умирала от стыда. Она не хотела прерывать настолько редкую идиллию между этими двумя, поэтому повернулась, чтобы тихонько скрыться. Именно тогда Хоуп заметила ее.

— Кэролайн, ты вернулась! — громко воскликнула она, буквально подпрыгивая на кровати.

Вампирша остановилась в дверях и неуверенно обернулась. И лучше бы она этого не делала. Потому что от взгляда, которым на нее смотрел Клаус, можно было сгореть заживо.

— Где ты пропадала целый день? — тут же задала новый вопрос малышка. — Ты пропустила катание на пони, — в голосе ребенка проскользнули нотки обиды.

Кэролайн опять начало душить чувство вины.

— Я… — попыталась ответить она, но ее перебил Клаус.

— У Кэролайн были дела с «новичками», милая. Я же тебе говорил, — сказал гибрид, переворачивая страницу.

«Он даже не посмотрел на меня», — подумала Кэролайн. Видимо, дела ее были еще уже, чем она думала.

— Я до сих пор не понимаю, почему мне нельзя было с ней, — упрямо протестовала Хоуп.

— Там не было ничего интересного, дорогая. Уверяю тебя, я бы с большей радостью покаталась с тобой на пони, — с улыбкой утешила малышку Кэролайн. Слава богу, Клаус уже успел придумать отговорку, почему ее не было с ними днем. И он был недалек от истины. С той лишь разницей, что она чуть не убила парня в переулке и пила человеческую кровь.

— Ты посидишь с нами? — затараторила Хоуп. — Папа читает мне про Белль. — Но видимо, возраст давал о себе знать, потому что в следующую секунду Хоуп громко зевнула.

— Я думаю, тебе пора спать, юная леди, — со смехом сказала вампирша.

— Ты уложишь меня, папочка? — Видимо, Хоуп настолько устала, что даже не могла протестовать.

— Спокойной ночи, милая, — Клаус смягчился и, укрыв дочь одеялом, поцеловал ее в лоб. Гибрид выключил ночник и, холодно посмотрев на вампиршу, двинулся прямо к ней.

— Спокойной ночи, папа. Спокойной ночи, Кэролайн, — сонно пролепетала Хоуп.

— Спокойной ночи, детка, — улыбнулась Кэролайн.

Клаус плотно закрыл дверь снаружи и, не сказав ей ни слова, прошел мимо блондинки и двинулся в их крыло. Кэролайн молча последовала за ним, изредка посматривая на его молчаливый затылок.

Когда они подошли к дверям их спальни, то она с удивлением обнаружила, что Клаус прошел мимо двери и без лишних слов двинулся в свою мастерскую. Кэролайн с досадой прикрыла глаза. Она уже и забыла, когда они так ссорились.

Она могла проснуться посреди ночи и обнаружить, что его нет рядом, и только потом увидеть тоненькую щелочку света из его студии. Она знала, что он рисует. Но так, чтобы он целенаправленно уходил в другую комнату, нет. Такого не было уже давно.

Однако Клаус и не думал что-либо говорить ей и просто захлопнул дверь перед ее носом.

Кэролайн громко вздохнула. В конце концов, она не могла его винить. То, как она вела себя утром, выходило за всякие рамки. Причем она сорвалась без всякой на то причины. Он имел полное право злиться на нее.

***

Но он не пришел спать ни к часу ночи, ни к двум, ни к трем. В четыре утра Кэролайн решительно откинула одеяло и, надев на себя халат, двинулась к комнате, в которой он «творил».

Конечно, она знала, что он заметил, как она вошла. Ради бога, он был Клаусом, без его ведома в этой комнате и комар бы не пролетел. Но он по-прежнему стойко хранил молчание.

— Я знаю, что ты злишься, — тихо проговорила Кэролайн, стоя в пороге. — И ты имеешь полное на это право. Я наговорила всякого бреда и сожалею об этом, и хочу, чтобы ты это знал.

Ответом ей было лишь молчание. Он молча продолжал рисовать. Звуки мазков больно давили на уши.

— Ты же не будешь игнорировать меня вечно? — громче сказала она.

— Клаус… — позвала она. Но он так ничего и не ответил.

— Я же сказала, что сожалею. Я не знаю, почему я это сказала, наверное, напряжение последних дней сказалось. И я уже извинилась перед Фреей, и она простила меня. Послушай, я…

— Что, твою мать, это было? — наконец, пугающе перебил он ее.

Кэролайн осеклась на полуслове и вдруг потупила взгляд. Что она должна была сказать ему? Что она просто резко психанула и наговорила его сестре всякого бреда, а потом психанула еще больше, пошла в бар, при этом заключила пари с точно такой же психованной малолетней вампиршей и чуть не убила там человека? И что не произошло это только потому, что Саймон, сжалившись над ней, позвонил Ребекке? Тогда он бы точно не разговаривал с ней следующие сто лет.

— Я не знаю, что это было, — честно призналась она. — Я как будто… не знаю… как будто резко все взорвалось и единственное, что имело значение, ударить кого-нибудь побольнее.

— Ну, тебе это удалось на славу, дорогая, — сквозь зубы сказал он.

— И мне очень жаль, — еще раз сказала вампирша.

— Если тебе так сильно жаль, то нужно было извиниться немного пораньше, — процедил он.

— Я не знала, что сказать, и еще я знала, что ты очень сильно злишься.

— Ты оскорбила мою сестру, Кэролайн. Ты можешь срываться на мне сколько хочешь, ты знаешь, я и слова не скажу, — он наконец повернулся к ней и лучше бы он не делал этого. Потому что она, наверное, никогда не вдела его таким злым и обиженным. Наверное, это в большей степени была обида, а не злость. — Я всегда воспринимал твои истерики по-философски. Я знаю, что я далеко не подарок, — продолжил он, вытирая с рук краску. — Со мной бывает сложно, и я могу вести себя как последний мудак, и да, я согласен, ты сильно перенервничала за последние несколько недель, но не смей впутывать в это мою сестру! — наконец прикрикнул он, и Кэролайн вздрогнула.

— Она тебе ничего не сделала! И не заслужила такого обращения, — он продолжал сверлить ее глазами. — Хочется покричать — покричи на меня! Я не сахарный, не рассыплюсь, но не срывай злость на моих близких!

— Я не хотела этого делать! — вдруг закричала она. — Я не знаю, как это получилось!

— Но ты сделала! — прокричал он в ответ.

— Но я так не думаю! И не думала! — пыталась достучаться до него Кэролайн.

— Знаешь, кого ты напомнила мне в тот момент? — вдруг сказал Клаус. Его голос был спокоен, но в нем сквозило разочарование. — Себя без эмоций! На меня как будто снова смотрела та холодная, бессердечная, ни о ком не думающая сучка, — закончил он.

Кэролайн отшатнулась, как от пощечины. Это было ее самое больное место, и он ударил по нему. Специально или нет, но он зацепил эту постоянно ноющую мозоль. Не проходило и дня, чтобы она не вспоминала все, что сделала. Она не забыла ни одну из своих жертв. Она помнила каждый крик и каждую мольбу. Наверное, пройдет еще не одно десятилетие, пока они не станут хотя бы немного тише.

Она старалась жить дальше, говорила себе, что все это в прошлом и она больше никогда не станет такой, и сегодня поступила так же, как последние семь лет. Он был прав, хотя и обидел ее.

— Я сожалею о том, что наговорила, — еще раз повторила она, сглатывая и смотря ему прямо в глаза. — Я не знаю, что еще сказать. Если хочешь добить меня, то вперед. И хотя я знаю, что ты имеешь на это полное право, но знаешь, вряд ли я буду чувствовать себя еще более паршиво, чем сейчас.