***

Гости уехали рано утром, и братья отпраздновали свой последний вечер вместе, намеренно, неспешно, решительно напиваясь до бесчувствия и осушая бутылку за бутылкой. Они предавались воспоминаниям о проделках далекого детства, а когда тема была исчерпана, начали рассказывать друг другу непристойные истории, оглушительно хохоча над пошлыми шутками и продолжая пить.

Клаус потянулся к графину с бренди и вылил последние капли в пустой бокал.

— Господи! — охнул Коул, восхищенно наблюдая за братом. — Да ты в-выпил… Ос-сушил… прикончил весь чертов бренди! Я видел тебя таким пьяным раз пять за тысячу лет.

Он схватил еще один хрустальный графин и подвинул брату:

— Посмотрим, как ты справишься с виски.

Клаус безразлично пожал плечами и вынул пробку из графина.

Шатен затуманенными спиртным глазами наблюдал, как гибрид наполняет бокал до краев.

— Какого черта ты пытаешься это сделать? Желаешь утонуть в спиртном, Ник?

— Пытаюсь, — сообщил Клаус с гордым, но абсолютно пьяным тоном, — раньше тебя впасть в забытье, и будь что будет.

— Вероятно, тебе это удастся, — кивнул Коул. — Ты всегда во всем меня опережаешь. С твоей стороны было очень несправедливо вообще родиться, старший братец.

— Верно. Я не должен был этого делать… жаль, что так случилось… но она… она жестоко отплатила мне… За все…

Хотя язык его слегка заплетался, в словах было столько беспросветной боли и отчаяния, что Коул, вскинувшись, пристально уставился на брата. Когда в последний раз Клаус сожалел о чем-то? Никогда.

— Кто отплатил тебе за то, что ты родился?

— Она.

Коул тряхнул головой, отчаянно пытаясь выгнать алкогольные пары, туманившие мозг, и сосредоточиться.

— Кто это… она?

— Голубоглазая ведьма, — мучительным шепотом выдавил Клаус. — Кэролайн заставляет меня платить. Она — расплата за все мои грехи.

— И чем ты заслужил такую месть?

— Забрал её с собой, — хрипло пробормотал первородный. — Поселил в своем доме. Исполнял любые её капризы. Но она не включала их.

Он поморщился и одним глотком осушил половину бокала.

— Как бы я ни старался, что бы ни делал, она не хотела их включать, — поправился он. — Я не знал, что делать. Она спала с другим за моей спиной. Нет… — поспешил поправиться он. — Это я т-так… п-подумал… и…

— И ты… — тихо охнул Коул.

Лицо Клауса превратилось в страдальческую маску. Он протянул руку ладонью вверх, словно умоляя младшего брата понять его, но тут же уронил ее.

— Я не поверил, что ей… — процедил он. — Не хотел мыслить здраво… пока не взял ее… ее крик до сих пор у меня в голове…

Напряженная тишина, воцарившаяся в комнате, внезапно разлетелась, словно хрупкое стекло, из груди Клауса вырвался нечленораздельный звук.

— О Боже, я причинил ей столько боли! — с мукой простонал он. — Ей было больно, Коул! — Он закрыл лицо ладонями и хрипло прошептал:

— Я истерзал ее, а она… она плакала у меня на груди… потому что искала утешения… брат, — в отчаянии вскричал он, — она хотела, чтобы я обнимал ее, пока она плачет.

Клаус опустил голову на руки, наконец впадая в оцепенение, к которому так стремился. Измученный голос звучал так тихо, что Коул едва его слышал.

— У меня до сих пор в ушах звучит ее плач. Правду говорил Майкл — я животное, зверь, ублюдок. Мне незачем было рождаться.

Коул в потрясении уставился на гибрида, пытаясь восстановить из несвязных фраз всю историю.

Очевидно, его самоуверенный, непробиваемый старший брат отдал сердце какой-то голубоглазый девушке по имени Кэролайн.

Действительно, кажется, Ребекка несколько раз упоминала в разговорах, что Ник привез с собой из Рима какую-то девушку и что он буквально сдувает с нее пылинки.

Клаус сдувает с кого-то пылинки? Это был наибольший бред, который только можно было придумать. Коул привычно отмахнулся от этой истории, зная, сколько у его брата было женщин за всю его жизнь. На мгновение в пьяном мозгу проскользнул образ светловолосой дерзкой красотки в баре в Мистик Фоллс. Она тогда сказала, что умрет от жажды, но не выпьет с ними и стакана воды. Неужели эта загадочная голубоглазая ведьма — она?

Потрясенный Коул по-прежнему не сводил глаз со старшего брата. Невероятно, чтобы Клаус, всегда относившийся к женщинам со смесью спокойной терпимости и непринужденного снисхождения, мог опуститься до насилия. И почему? Потому, что девушка отказалась включать чувства? Потому, что он ревновал? Невероятно! И все же доказательство было налицо — угрызения совести жестоко терзали его старшего брата.

Коул вздохнул. Клауса всегда окружали самые блестящие женщины. В отличие от самого Коула его старший брат никогда не любил недалеких женщин (Давина была исключением). Клаусу нравилось, когда у его спутницы были хоть какие-то мозги. Но в то же время он никогда не позволял женщине иметь над собой власть. Правила устанавливал лишь он один. Кэролайн, должно быть, особенная и очень много значит для брата, поскольку тот, очевидно, отчаянно любил ее и любит сейчас.

Не исключено, устало подумал Коул, что девушка тоже к нему неравнодушна, если обратилась к гибриду за утешением после того, как тот силой заставил ее покориться.

***

На следующее утро братья пожали друг другу руки на крыльце, оба болезненно морщась от яркого солнца. Давина холоднее обычного попрощалась с Клаусом и тут же набросилась на Коула:

— Он ужасно выглядит!

— А чувствует себя еще хуже, — заверил Коул, возвращаясь в дом. У него еще никогда не было такого похмелья. — Моего братца словно переехал товарный поезд. Это довольно редкое явление.

— Коул, — твердо заявила ведьма, — я все слышала. Я приехала раньше и…

Лицо младшего Майклсона мгновенно превратилось в каменную маску.

— Тебе не нужно было это знать. Ник разоткровенничался в пьяном бреду, но если он узнает, что ты все слышала, он будет в ярости. Он никому не позволит вмешиваться в свои дела, Ди, и никто не должен знать о его слабостях.

— Как он мог решиться на подобное?

— Я не совсем понял, что им двигало, — осторожно начал Коул. — Очевидно, девушка ему не безразлична и он, как мужчина…

— Не вешай мне эту лапшу на уши! — запальчиво перебила Давина. — Думаешь, это оправдывает его?! Он изнасиловал девушку, Коул.

— Мы не знаем всех подробно… — поспешил оправдать своего брата первородный, но был нещадно перебит яростным взглядом.

— Боюсь предположить, на что еще способен твой брат. И часто он так поступал? Насиловал тех, кто отказывался ему подчиниться?

Теперь настала очередь Коула просверлить свою девушку напряженным взглядом.

— Ди, прекрати. Ты не знаешь…

— Я знаю то, что твоему брату ничего не стоит искалечить кому-нибудь жизнь. Ему совершенно наплевать на чувства кого бы то ни было, если это не он сам. Как ты можешь защищать его? После того, что он делал с тобой, после того, как ты веками лежал в том гробу. Он не дал мне воскресить тебя, когда у меня была возможность.

Давина и Клаус никогда не были лучшими друзьями, но в последние несколько лет им удавалось сохранять хоть какое-то подобие нейтралитета, но услышанное вновь распалило не до конца утихнувшую неприязнь ведьмы к гибриду.

Коул швырнул на стол крышку от хрустального графина восемнадцатого века и залпом осушил стакан с виски.

— Он делал ужасные вещи, я делал ужасные вещи, так же как и Ребекка, и Элайджа. Мы все одного поля ягоды. Ник несет в себе лишь разрушения. Я знаю это. Он может разрушить миллион судеб, сделать тысячи зверских поступков, но он не насильник! Он никогда бы не опустился до такого. Наверняка у него была веская причина. Я не оправдываю его, но я не хочу вешать на моего брата ярлык, не узнав все наверняка.

— Почему ты защищаешь его? После всего, что он сделал.

— Он мой брат! Моя семья! А семью не выбирают, Ди. Ты сама это знаешь!

Давина ничего не ответила и оставила первородного задумчиво смотреть в окно сада.

***

Спустя два дня Клаус задумчиво крутил в руках ручку и вспоминал подробности его встречи со своим юристом месяц назад. Подробности того утра он будет помнить всю оставшуюся жизнь.