— Это подходит. Собирайся. »

Кэролайн хмыкнула. Знала ли она тогда, чем все это для них обернется. Вряд ли.

А вот первый наряд, который он собственноручно снял с нее после вечеринки Ребекки. Даже сейчас по коже пробегали мурашки. Как будто это было вчера. Она не могла забыть ощущение его длинных, ухоженных пальцев у себя на коже.

« — Я хочу, чтобы было быстро и жестко! — Кэролайн требовательно сжала свои внутренние стенки. Он наклонился и неторопливо лизнул ее набухший сосок. Его голос был тихим и требующим беспрекословного подчинения.

— Я хочу, чтобы ты запомнила раз и навсегда. Здесь я решаю, как и что будет! — и с этими словами он медленно двинулся в ней. У Кэролайн закатились глаза. То, насколько он был глубоко в ней, в сочетании с его властным голосом делали с ней невообразимые вещи. »

Ей нравилось, когда он командовал, и нравилось, что он всегда заставлял ее чувствовать себя беспомощной против него.

Кэролайн медленно выпрямилась. Какого, спрашивается, черта! Ну уж нет! Она не собирается просто так дать ему забыть про нее. Он выслушает ее. Этот безмозглый, первородный дурак. Кэролайн Форбс руки не опускает и она не собирается сидеть и, как маленькая дурочка, плакать над этими вещами!

Она медленно взяла из шкатулки брошь в виде птицы. Ее подарок на день рождения.

— Ну ладно, — зловеще сказала она и мигом ринулась к себе в спальню, крепко сжимая птицу в руках.

— Кэр, ты куда? — Елена и Бонни побежали за ней.

— Еду в Новый Орлеан! Черта с два он отделается просто так! — безапелляционно сказала она. Кэролайн критично осмотрела свой гардероб и, не найдя ничего приличного по ее мнению, вихрем рванула в гостиную.

— Ты должна позвонить нам сразу же, ты поняла? — Елена крепко обняла ее. — Если что, мы заберем тебя.

— Можешь передать ему, что если он обидит тебя, — Бонни крепко обняла ее, — я превращу его в жабу.

Кэролайн благодарно улыбнулась подруге.

— Вряд ли у тебя это получится, Бон-Бон.

Но Бонни упрямо покачала головой.

— Так и передай ему!

***

Качая головой, Кэролайн почувствовала, как ее сердце начало биться в бешеном ритме, когда она открывала калитку, ведущую к кладбищу. Это была ее последняя остановка, перед тем как она уедет. Ей нужно было попрощаться кое с кем.

« — Ты ошибаешься, малышка. Когда ты их включишь обратно, ты пожалеешь обо всех своих «трезво» обдуманных поступках. Поверь мне. »

И она жалела. Он всегда был прав, даже если иногда она не хотела это признавать.

Место последнего упокоения Лиз Форбс находилось в красивом, отдаленном уголке кладбища. Свежие цветы разных форм и цветов украшали могилу, создавая ей почти веселый вид, и Кэролайн улыбнулась, одновременно смахивая слезы. Постепенно она подняла взгляд от прекрасных маленьких цветов к простому надгробию, которое она сама с таким усердием когда-то выбирала. За все то время, что она находилась в Мистик Фоллс, это было ее первое посещение могилы матери. Она никак не решалась прийти сюда, откладывая это на потом. Ей было стыдно сделать это после всего, что она натворила. Но теперь она могла. Она могла попросить прощения.

В память о Элизабет Форбс

Любящей матери

Верного друга

Преданного гражданина

— Привет, мамочка, — прошептала Кэролайн, опускаясь на колени перед надгробием. — Ну как ты тут?

Не потрудившись вытереть слезы, она смотрела на имя ее мамы, высеченное на камне, и она плакала и плакала. Она не знала, сколько прошло времени, прежде чем она выплакала все свои слезы. Час, два часа, но солнце почти зашло за горизонт, когда она поднялась с колен и положила перед камнем букет цветов, который купила заранее.

— Привет, мам, — пробормотала она с робостью маленького ребенка. — Извини, что я так много плакала, но я должна была сделать это семь лет назад. Ну как ты там? Господи, какой же глупый вопрос. Наверное, ты веселишься. Хотя я давала тебе мало поводов для этого последние семь лет.

Она вдохнула и продолжила, говоря дрожащим голосом:

— Я просто перейду сразу к делу, ладно? — Кэролайн опять захотелось зарыдать, но она сдержала слезы. — То, что я сделала, непростительно. Я отказалась от тебя, как только ты закрыла свои глаза, и я не оплакала тебя как следует, и совсем не следила за твоей могилой, и продала наш дом, и уехала бог знает куда, бросив тебя одну… И я прошу у тебя прощения за это. Я убежала, чтобы превратиться в монстра. И… ирония заключается в том, что из всех существующих монстров меня смог вернуть самый ужасный из них.

Она рассказывала Лиз о шести годах без чувств. О городах, в которых побывала, обо всем, что делала. Без утайки. Хотя она не сомневалась, что ее мать видела каждый ужасный поступок, который она совершила за эти годы.

— Ты знаешь, мам, однажды я хотела их включить. Я стояла на вершине Эйфелевой башни, ела лучшее в мире пирожное, смотрела на ночной Париж и на людей внизу, которые так беззаботно смеялись, и пыталась… Я пыталась и не смогла. Я чувствовала переключатель, нащупала этот рычаг, оставалось лишь нажать и все… но я не смогла. Только теперь я начинаю понимать, почему не сделала этого тогда. Из-за твоих слов, мам. Я помню, ты всегда говорила мне, чтобы я была сама собой. Не притворялась и была открытой и честной, прежде всего по поводу того, что я хочу. Тогда я не знала, кто я и чего хочу. А теперь знаю. Я точно знаю, что уже никогда не буду прежней. Я чувствую это. Я смеюсь, веселюсь и вроде бы я все такая же, но это не я. Я стала другой. Все здесь для меня чужое, за этот год у меня появилось место, которое смогло заменить мне дом…

Почти час она говорила без умолку, объясняя, почему она приняла свое решение отказаться от чувств. Она рассказала своей маме о поездках из Сингапура в Бангкок, Гонконг, Сайгон и десяток других мест в Азии, о людях, которых она встретила. И о Новом Орлеане.

Кэролайн сорвала один из тюльпанов, что росли рядом, и изучала его некоторое время.

— Так много всего произошло, и много вещей изменилось, но я думаю, что я изменилась больше всего. Ты помнишь, как я думала: все является или хорошим, или плохим, и больше ничего? Трудно поверить, что когда-то я была такой наивной, — она издала низкий смешок, и ее взгляд вернулся к могильной плите. — Ведь существует так много слоев, разве нет? И вот почему чем больше я его узнаю, тем больше слоев я вижу за его темнотой. Я люблю его, мам. Знаю, ты сейчас закатила глаза и все такое, но это действительно так. Я люблю его. Я знаю, что иногда он будет делать мне больно до такой степени, что мне захочется умереть. Но в то же время я знаю, что в остальное время буду настолько счастлива, что мне будет все равно на это.

Вампирша поднялась на ноги и прижалась лбом к гладкой поверхности могилы.

— Я так люблю тебя, мама. Я скучаю по тебе каждый день, и если бы у меня было только одно желание, я бы загадала провести больше времени с тобой. Даже если я доживу до тысячи лет, то не перестану любить тебя, и поэтому я думаю, что я как бы хочу попросить твоего благословения, — ее голос понизился до шепота. — Я знаю, кто он и кем он является. Но я… я не могу перестать думать о нем, и мне до сих пор сложно понять, почему только с ним я чувствую себя по-настоящему собой. Он был со мной в мои самые сложные времена, и это вернуло меня, — она закрыла глаза и провела рукой по верхней части камня. — Мне нужно узнать, получится ли из этого что-то, мама. Я должна узнать.

— Ты же не думала, что уедешь, не попрощавшись со мной? — сказал веселый, теплый голос за ее спиной.

Кэролайн обернулась и, поспешно поднимаясь на ноги, обняла своего друга.

— Что ты здесь делаешь? — спросила она.

— Елена позвонила мне и сказала, что ты собираешься брать Новый Орлеан штурмом, — Стефан улыбнулся и поцеловал ее в лоб.

— Да, я хочу поговорить с ним. — Друзья не спеша двинулись к выходу с кладбища. — Если он захочет меня выслушать, — с горечью сказала Кэролайн.

— Захочет, — уверенно сказала Стефан. — Как тебя можно не выслушать? Это просто невозможно.