"Щит" с сухим треском развалился пополам. Одновременно Джелайна коротко охнула, а Бенвор почувствовал удар и резкую боль. В его грудь наискось впился массивный железный наконечник того самого копья. Бенвор вскрикнул, но на боль он почти не обратил внимания, помертвев от ужаса. Пробив и расколов истыканный стрелами «щит», копье попало в спину Джелайне и прошило ее насквозь, вывернув наружу внутренности.

Ноги женщины подкосились, и она стала падать, увлекая мужа за собой. Пробивший толстое дерево и три кольчужных слоя наконечник застрял в груди Бенвора и отломился от расщепленного сильным ударом конца копья, а Джелайна осталась пронзенной древком, как вертелом.

Локти и колени разъезжались на мокром льду. Олквин пытался подтянуться поближе к жене, но задел торчащий из груди наконечник, и мышцы свело болезненной судорогой. Задыхаясь, он повалился на бок, барахтаясь в талом снегу и не видя лица Джелайны. Только торец сразившего ее копья победно задрался в алое небо и теперь чернел на фоне облаков, полосками затянувших стремительно исчезающий краешек солнечного диска.

Неровные, заполошные удары сердца, казалось, остались единственным звуком в мире. И вдруг словно прорвало и помчалось — крики, звон железа, ржание лошадей, топот, треск пламени… и какой-то странный, ни на что не похожий гул — нарастающий, будто издалека, водоворотом ввинчивающийся в барабанные перепонки.

Буквально в паре шагов от них стало твориться что-то невообразимое. Воздух помутнел и стал плескаться, как потревоженная вода. Образовавшийся на высоте четырех футов непрозрачный сгусток покрылся рябью, потом будто вывернулся наизнанку и выплюнул из себя наружу троих людей. Двое молодых мужчин — брюнет и рыжий, светловолосая девушка — все трое в знакомой черной форме. Едва коснувшись ногами земли, они слаженно развернулись в разные стороны, выхватывая из ножен… нет, не из ножен. В руках рейдеров появились предметы, точно опознанные капитаном по рисункам Джелайны — пистолеты. Резкие хлопки сопровождали каждое короткое движение, посылающее смерть вдогонку тем из бангийских солдат, кто не удрал сразу, едва узрев небывалое явление. Расстреляв всех врагов поблизости, пришельцы принялись внимательно озираться по сторонам.

— Тень Патруля, что здесь творится?! — по-английски воскликнул рыжеволосый, озираясь на полыхающие стены крепости.

— Время уходит, — одернул его брюнет. — Судя по сигналу маяка, радиус поиска — десять метров. Но как же… — он принялся испуганно вглядываться в лежащие повсюду трупы.

— Там! — крикнул рыжий, указывая в сторону Бенвора. Все трое сорвались с места, подбежали и опустились рядом с Джелайной. Блондинка ахнула, разглядев окровавленное копье.

— Джа, ты слышишь меня? — брюнет склонился ниже и пощупал шею Джелайны.

— Жива? — нетерпеливо воскликнула блондинка, вцепляясь в руку подруги. Парень кивнул.

— Еле-еле. Чуть не опоздали! — стараясь не задевать древко копья, он быстро поднял Джелайну под мышки, крепко прижал к себе и скомандовал: — Драйверы!

Бенвор попытался позвать их, но смог только захрипеть, а все тело будто налилось свинцом. Не обращая на капитана никакого внимания, рейдеры встали рядышком. Воздух снова начал плескаться, утягивая пришельцев в никуда. Когда диковинное волнение утихло, Олквин какое-то время из последних сил еще продолжал вглядываться в темноту, озаряемую вспышками на пылающей крепости, пока не понял окончательно, что никто уже не вернется. Только тогда он потерял сознание.

Глава 32

Капитан очнулся оттого, что кто-то пытался его поднять. Было холодно, адски холодно. Люди шепотом переговаривались в темноте.

— Этот тоже живой.

— Клади с краю. Да тихо ты, заметят.

От резкой боли в ране рассудок Олквина снова померк. Потом капитан лишь смутно чувствовал, как волокуша под ним долго тряслась на ухабах, как его снова куда-то переносили. Чьи-то ловкие и осторожные руки извлекали наконечник копья и обрабатывали рану, и те же руки обтирали его лицо влажной тряпицей, когда он метался в горячке. Бенвор снова и снова звал Джелайну — и иногда ему казалось, что она отвечает, что это она опять рядом.

Сознание вернулось внезапно. Проснувшись, капитан некоторое время разглядывал закопченный свод незнакомой землянки, тлеющий очаг и собственные исхудавшие руки. Олквин коснулся груди — рана была перевязана, но не туго, значит, кровотечения уже нет. Боли не было, только дикая слабость. Спина слегка ныла и чесалась — а, это знакомо, выходит, он лежит здесь уже долго. Некоторое время юноша пытался вспомнить, как и когда он попал сюда, но в голове творилось что-то странное. Он отчетливо, в деталях, помнил, как участвовал в бою на границе… но ведь он не был тогда тяжело ранен, и откуда-то точно знал, что с тех прошло почти три года. Что же случилось теперь? Но то, что было совсем недавно, будто скрылось глубоко под водой, и никак не хотело показываться наружу. Беспокойное ощущение, будто он забыл что-то важное, что обязательно надо вспомнить, пришлось пока задвинуть подальше.

Бенвору было зябко даже под толстыми одеялами, очень хотелось есть и пить. Он огляделся, и на грубо сколоченном табурете возле постели увидел медную миску. Протянув руку, капитан попытался взять ее и посмотреть, что внутри, но его подвели ослабевшие пальцы. Миска ударилась о земляной пол, расплескав воду с тонкими скорлупками льда.

На шум вбежал человек, закутанный так, что и лица было не разглядеть. Он приблизился к ложу, и в мутном, дрожащем свете скверной свечи Олквин с трудом признал Танбика.

— О, наконец-то! — обрадованно воскликнул знахарь. — Вы пришли в себя, милорд.

Танбик засуетился, разматывая свои одежды, поднимая упавшую миску, поправляя одеяла и раздувая почти погасший очаг.

— Такой мороз на улице, — сетовал он, подбрасывая дрова. — Пока разбил полынью, все прогорело. Хоть не отходи.

— Танбик, — не узнавая своего голоса, просипел Олквин. В груди что-то посвистывало.

— Тихо, тихо, — подскочив к нему, забормотал знахарь. — Не надо пока разговаривать. Острие повредило легкое, и мне с трудом удалось залечить его. Прошу вас, не сводите на нет все мои усилия.

Под усталыми глазами Танбика залегли черные круги, выдававшие бессонные ночи — много, очень много бессонных ночей. Решив разузнать все подробно потом, Бенвор жестами показал, что хочет есть и пить.

— Сейчас, сейчас, — знахарь дал ему напиться и принес откуда-то котелок. Из-под неплотно прижатой крышки плыл сказочный мясной аромат, от которого у капитана мигом потекли слюнки.

— Это хорошо, что вы кушать захотели, — с довольным видом произнес Танбик, старательно кормя его с выщербленной ложки. — Значит, выздоравливаете.

Бенвор одними губами спросил его: "Что случилось?", и знахарь, помявшись, начал рассказывать о нападении бангийцев и об осаде. Будто тонкие струйки стали просачиваться сквозь плотину, и толща мутной воды, заслонявшая в голове капитана недавние события, всколыхнулась и медленно, очень медленно пошла на убыль. И то, что открывалось взгляду, было страшно.

— Сентин сожгли дотла, — безжизненно подытожил Танбик. — Все, кто остался внутри, были убиты. Когда стемнело, несколько крестьян вышли из леса и подобрали снаружи стен троих выживших. Хорошо еще, что вас принесли прямо ко мне. Чуть не опоздали.

На последней фразе что-то дрогнуло в смутных воспоминаниях Олквина, и нехорошо кольнуло в сердце. Кто-то уже говорил подобные слова… кажется, на другом языке… но в этой ли жизни?

— Я спрашивал… про леди, — еле слышно добавил Танбик, — а они сказали, что подбирали только живых, наощупь.

Бенвор стиснул зубы и зажмурился. Казалось, какой-то нерв до боли натянулся внутри, не давая даже вдохнуть.

Джелайна…

Плотину сорвало. Воспоминания обрушились все разом, снова сбив его, сломав, втоптав в грязный талый снег у полыхающих стен Сентина. Скорчившись на разворошенной постели, Бенвор уже ничего не видел, не слышал, и будто издалека чувствовал лишь, как Танбик приподнял его за плечи, не давая делать резких движений и неловко баюкая, словно рыдающего маленького мальчика.