В общем, планету уверенно строили по ранжиру, и все бы ничего, да только выяснилось, что не все вакцинацию проходят успешно. Примерно треть одного процента впадала в ступор, и совсем уж немногие выходили из этого ступора, на биологическом уровне отторгая нанопрививку. К слову сказать, зубари, полярные волки, вепри тоже были из этого процента. Тут-то и происходило самое интересное, поскольку, воюя с инъекцией, организм животных и людей приобретал совершенно новые свойства. А может, возрождал хорошо забытые старые — те, что дремали в нас до поры до времени. Скелетон, Гольян, Викасик — у всех нас проявлялось некое необычное качество. И во мне, стало быть, проявилось. Обидно, что я до сих пор не понимал, что же именно это было. Но ведь было! За что-то упекли ведь меня в Ковчег!

Ну а с озером — то есть это я тоже из сети выудил — все объяснялось просто. Когда-то — ну то есть совсем уж в дикие времена — люди воевали, помечая единоверцев красными бантами, специальным обмундированием, погонами или там галунами. Когда же ничего под рукой не было, белые повязки на руки надевали, перо в волосы втыкали, лица краской мазали. Чтобы, значит, не стрельнуть ненароком в своего. С появлением более навороченной техники стало чуть проще — придумали радиокоды, что-то вроде паролей «свой — чужой». Едет, скажем, танк, а тут ракетная установка в засаде. И угадать ведь надо — бить или не бить, пулять на поражение или обождать немного, потому как в танке-то могут свои архаровцы сидеть. Вот ракетная установка и посылает радиозапрос — вроде как запрашивает пароль, а танк, значит, обязан быстро и должным образом ответить. Если не ответит или ответит неправильно, тогда, значит, и получай ракетой в лоб. И с самолетами так же, и с крейсерами, с торпедами, с лодками подводными. Понятно, при этом путали друг дружку сплошь и рядом, обманывали почем зря. Ну, так войны честно никогда и не велись. Про это нам и Хобот говорил. Даже в нашем организме клетки-убийцы, скажем, перед тем как напасть на чужака, проверяют его на предмет биокода. Окажется свой — милости просим, а чужому — поленом в лоб. Глупую инфекцию быстро излечивали, а хитрая тоже могла долго финтить да обманывать. Вот и озеро — там же, по сути, планктон — микроводоросли, рачки, прочая агрессивная органика — вот и она, прежде чем поедать да расщеплять чужую материю, сначала опрашивала всех на предмет родства. Уж не знаю, на каком таком языке, но, видимо, тоже умела как-то общаться. У айпированных людей организм реагировал правильно и откликался, как надо. Потому как настройки специальные имелись и клетки, отвечающие за симбиоз с природой. На такого и волк нормальный не нападет, и тигр не зарычит — потому как тоже сработает программа «свой — чужой». А вот зубарь, к примеру, с удовольствием сожрет — потому что у него эта программа не действует и чипа нет. И с нами та же история. Мятыш воды коснулся, и пошел процесс. Ну а я уж от него подхватил заразу. Для озера мы чужие оказались. Практически тот самый «мусор», который оно и обязано было прилежно сгладывать. Безо всякой агрессии, без злобных намерений. Как говаривали в старину — «ничего личного». А может, и не озеро это было, а этакая ловушка для зубарей и вепрей. Пить-то все хотят, а пойди пойми, что там за водица! Не пей воды, Иванушка, козленочком станешь. Но ведь зубари-то этой сказки не читали!..

Боковым зрением я уловил шевеление воздуха.

В палате проявился Гольян. Вот прямо так — не вошел, не пробрался, а нарисовался враз. При этом он не стоял, а лежал на спине, аккуратно подпирая дверь ногами. На мой вопросительный взгляд приложил указательный палец к губам. Серьезный, сосредоточенный, он внимательно озирал палату. Верно, изучал на предмет камер и прочих скрытых устройств. И руками так во все стороны разводил, точно медитировал. Ничего смешного вроде, а мне смеяться хотелось. Вот же шустрый веник! И сюда умудрился проскользнуть. Не зря его Гольяном прозвали. Верткий да скользкий — ни за что не удержишь. Если захочет куда-то проникнуть — обязательно пройдет и прошмыгнет.

Гольян выплюнул в ладонь серый комок сосновой смолы, поднявшись, подкрался к зависшему надо мной грависенсору. Найдя отверстия микрофонов, прилежно залепил их смолой, а к камере плотно прижал обе ладони.

— Ты давай это… Не лыбься. Сейчас Скелетон через меня поработает. Наведет здесь картинку.

— А где он? — тихо поинтересовался я.

— Где надо.

Гольян ушел в себя, отключился от мира. И ладони у него дрогнули. Я отвел взгляд в сторону. Скелетон с Гольяном много чего научились вытворять с техникой. В Ковчеге — вон сколько всего перепортили. Но дуэт, надо признать, был слаженный. Я не сомневался, если надумают удрать через Излом, то непременно вдвоем.

— Готово, — Гольян шумно выдохнул и, присев на край моей койки, энергично встряхнул ладонями. — Картинку мы им заморозили минуток на шесть-семь. А дальше линять придется. Так что вот…

— Чего вот-то?

— Ну… — Гольян немного растерялся. С задачей проникновения он справился, а далее, видимо, план у него прорисован был смутно.

— Пришел вот. На тебя поглядеть, проверить, как ты тут.

— Да нормально все. Руки вон новые приставили. — Я показал ему ладони. — Нравятся?

— А мне-то что. Главное — чтоб тебе нравились.

— Да мне нравятся. Дохлые только. Развивать надо. Вон, эспандеров сколько… У Мятыша, верно, столько же. Он этажом выше.

— Знаю, мы туда поначалу сунулись, но там народ толчется, сиделка постоянно. Так, глянули одним глазком…

Это утешало. Значит, вместе в Ковчег вернемся. Сколько им еще нас тут мариновать…

— Между прочим, про вас тут спрашивали, — сообщил я. — И про Хобота, и про то, как периметр взламывали и прочие дела. Серьезный такой допрос.

— А ты что?

— А что я! Все они, похоже, и так знают. Ну то есть про периметр только догадываются, а про озеро им без того все было известно.

— Откуда это? — насторожился Гольян.

— Оттуда… — я коротко изложил ему все, что разузнал. Гольян только головой мотал, пока слушал.

— Да-а… Качественно спалились. Мы-то, дураки, гнем там пальцы, невинных изображаем. И они ведь помалкивают! — он снова помотал головой. — Чего мудрят, непонятно? Или подловить хотят?

— Чего им ловить? Без того подловили да на кукан посадили.

— Ну, Ковчег не кукан… А про Хобота они что знают?

— Похоже, многое. Очень уж вопросы пакостные. Про книгу, про карту, про то, какие уроки на открытом воздухе с нами проводятся. Что именно нам рассказывал и читал.

— Гляди-ка ты! Выходит, и впрямь Хобот им голову морочит!

— В смысле?

Гольян растянул губы.

— У нас ведь там тоже кругом системы слежения, верно? Вроде этой бандуры, — он кивнул на зависшую над моей койкой камеру. — Но раз они мало что знают, выходит, Хобот отключает их как-то, понимаешь? Или наводку делает — типа, как мы сейчас со Скелетоном. Внимание отвлекает, значит, а сам в это время книги нам читает или истории про запретное толкает.

— Да… Хотелось бы мне в голову им заглянуть. Что они там про нас думают. Жаль, не умеем.

— Ну… Это как сказать, — Гольян прищурился. — Можно, наверное, и попробовать. Насчет периметра мы там учудили одну шуточку с аппаратурой, теперь техники с ней копаются. — Он хмыкнул. — До сих пор, между прочим, понять ничего не могут. Отказ-то перемежающийся — то есть, то нет. Заодно от Хобота внимание отвлечем.

Я нахмурился.

— Как думаешь, не выгонят его?

Гольян вновь обрел прежнюю серьезность.

— Если честно, чем-то таким попахивает, — признался он. — Но мы ведь тоже не зря хлеб жуем — расшевелили народ. Если что, бузу поднимем. И вы скорей выходите. До вас добираться — семь ног сломаешь. В лесу сегодня чуть с зубарем не столкнулись.

— Врешь!

— Отвечаю. Хорошо, Скелетон его загодя почуял. Так ведь и он, гад, нас учуял, следом побежал.

— Ну?

— Ага. Скелетон обманок ему оставил, так он мимо пробежал. Мог, по идее, и догнать. Была там одна минута, когда я чуть в штаны не наделал.