– Ты опять?.. – Женю уже злило Ольгино упрямство.

– Сам ведь видишь, что ничего у нас не получится. – Ольга казалась спокойной.

– Это просто начало неудачное, – стал оправдываться Васильев.

– Это не начало, это конец всему. О чем я тебя предупреждала.

Женя вздохнул. Неприятно было осознавать, что Ольга права.

– Не сиди сиднем. Зайди в магазин, купи гостинцев женам-детям…

Васильев поднялся. Подумав, решил ехать в форме. Назло жене.

– Да, надо что-нибудь Саньке купить.

В дверях Женька замялся.

– Я только свои вещи возьму и сразу назад. Все разборки отложу на потом. Хорошо?

Ольга кивнула головой.

– Да, давай. – Ее мысли были далеко.

– Я тебя прошу: не расстраивайся и не бери дурного в голову. Я скоро вернусь… – И продолжал стоять в дверях.

– Женя! Не томи, умоляю! Быстрее уезжай! Раньше уйдешь, раньше вернешься… Кстати, можешь не возвращаться – так будет лучше.

– Опять ты… Давай без глупостей!..

– Ты уйдешь или нет?! – Ольга выстрелила молнию глазами.

– Уйду. Но скоро вернусь. Жди, пожалуйста. – И вышел.

Перед своим подъездом Васильев закурил, судорожно затягиваясь. Сердце колотилось в груди, как буйнопомешанный в клетке. Женя взлетел к себе на пятый этаж. План разговора, составляемый им каждый день на протяжении последнего месяца, рассыпался и улетучился из головы, как только он нажал на кнопку звонка. Жена открыла дверь и сощуренными черными глазами оглядела Васильева с ног до головы. Поняла, что в капитанских погонах он явился преднамеренно, из протеста.

– Ты один? Без своей новой супруги?.. Ну, заходи, Одиссей. – Она резко повернулась к нему спиной, всколыхнув темные волнистые волосы, и зашагала на кухню.

Сжатые, как стальные пружины, сели за стол.

– Ну! – Тонкие ноздри ее трепетали, как у резвой кобылы перед забегом.

– Как Санька? – Женя опустил глаза и зажал трясущиеся руки между колен.

– Санька нормально. – Жена нервно вздохнула. – Но я хочу узнать, на ком ты там собрался жениться, да еще перед строем всего полка об этом объявил.

– А, наши донесли, – мотнул головой Женька.

– Конечно, наши. Ростов – город маленький. И Кавказ рядом… Говорят, там баба – здоровая, как корова. Что у тебя за вкус?! Я и не подозревала, что тебе такие нравятся.

– Во-первых, баба не здоровая, а калека – по моей вине…

– Фу-ты-ну-ты, ножки гнуты! Какие страсти!

– До чего ж ты, Нинка, злая баба, – вздохнул Васильев.

– Ты зато добрый. Шлюх госпитальных жалеешь, а семья, ребенок – побоку. – Она вскочила со стула и резко подошла к окну. – Мне, дуре, тоже надо было не сохнуть тут который месяц от идиотской верности, а трахаться со всеми подряд, как швейной машинке. Слава богу, мужики по-прежнему проходу не дают.

Женя смотрел на нее исподлобья, представлял, как его Нинка барахтается в любовной дуэли с чужим мужиком. Ревность, как затаившаяся и вдруг потревоженная кобра, подняла голову.

– Сейчас лето, отпуск. Нет чтоб махнуть куда-нибудь на море. Да не одной, а с хахалем. Так я мужа жду, пока он «конституционный порядок» наведет… в чужих постелях.

Васильев смотрел в черные, жгучие Нинкины глаза, вспоминал справедливые слова Ольги о женской особенности – нравиться и вызывать желание у мужика – и с удивлением стал прислушиваться к себе. Где-то в глубине груди зашевелилась жадность. Не хотелось отдавать кому-то другому эту пусть злую, но все же свою родную женщину, да еще красивую, да еще мать твоего сына!.. К тому же этот другой будет командовать его Санькой!.. Васильев сравнил Нину с Ольгой. Ольгу отдавать другому было не жаль.

– Ну, что ты молчишь? – Жена требовала объяснений.

– Я хочу Саньке дать подарки и взять кое-какие свои вещи, – произнес он наконец, любуясь смуглой ногой жены, показавшейся из-под халата.

– Бери что хочешь и не затягивай сцену прощания.

Дверь в кухню скрипнула, и на пороге появился круглолицый Санька.

– Папа! – Лицо его засветилось.

Васильев сгреб в охапку ребенка, поднял, прижал к себе и долго так стоял, чтобы просохли глаза и жена ничего не заметила.

Нина наблюдала всю эту сцену молча, сцепив руки на ритмично вздымающейся груди, и не выдержала – побежала в ванную плакать, оттолкнув по дороге обнимающихся мужиков – большого и маленького.

Женя опустил Сашку на пол и ринулся за ней. Нина захлопнула за собой дверь, но защелкнуть шпингалет не успела. Васильев рванул дверь на себя и влетел в ванную. У Нины уже набухли глаза, она с надрывом зашептала:

– Уходи, уходи!..

– Успокойся, пожалуйста. Я же люблю тебя, – неожиданно вырвалось у Женьки, он стиснул жену в объятиях, гася отчаянное сопротивление ее напрягшегося тела, прижал верткие руки и стал целовать волнистые волосы, мокрые щеки, полные, но жесткие губы. Нина мотала головой, отворачивала лицо, потом чуть ослабела и отдала Женьке свой влажный, горячий рот. Он судорожно стал расстегивать ее легкий домашний халат, обрывая пуговицы.

В коридоре зачапали детские шаги. Васильев почти бессознательно щелкнул шпингалетом двери и опустился на колени, сдирая с жены кружевные черные трусики.

– Мама, что вы там делаете? Отк’ывайте! – Санька скребся в дверь ванной, готовый вот-вот расплакаться.

– Не бойся, Сашенька, – хрипел Васильев. – Мы с мамой не ругаемся. – И стал отрывать руки жены от кружевных трусиков. – Мы только искупаемся и скоро выйдем. Скоро выйдем…

Мужская сила в конце концов одолела уже не очень настойчивое сопротивление, и Женька уткнулся лицом в теплый мшистый низ живота. Нина привалилась к раковине и отставила в сторону длинную голую ногу.

– Ну, выходите ско’ее! – хныкал Санька, прислушиваясь к странной возне за дверью. – Что вы там – де’етесь?

– Не бойся, сынок, мы тут купаемся, – задыхаясь, стала успокаивать его Нина, за несколько месяцев одиночества истосковавшись по мужику, и выгнула спину от нахлынувшей любовной истомы.

– ‘азве вз’ослые вместе купаются? – в упор спросил Санька всклокоченного отца, вышедшего из ванной в слегка примятой военной форме. – Вз’ослые вместе не купаются. Там же тесно! – Обиженный всей этой ситуацией сын буравил батьку блестящими глазенками.

– Купаются, сынок, – юлил Васильев, приглаживая взлохмаченную шевелюру и усы. – Я просто помог мамке спинку помыть… Ты не расстраивайся. Мы сейчас с тобой гулять пойдем. На карусели. – И пошел на лестничную площадку курить и обдумывать возникшую ситуацию.

Жена принимала душ. Но перед тем, как Васильев оставил ее одну, она сказала, отвернувшись:

– Мне сейчас действительно хочется отмыться после тебя…

– Объясни: что вообще происходит? – Нина, как обычно, стояла у окна, скрестив на груди неспокойные руки, и колола Женьку черными глазами. – Чего ты вообще хочешь?

– Я хочу… – начал было Васильев, но замялся, потому что на кухню придрейфовал Санька. – Дать тебе денег.

– Спасибо сердечное, – демонстративно поклонилась Нина, – но нам в школе выплатили отпускные.

– Брось ты выпендриваться. – Женя поднялся со стула и направился к сумке, которую оставил в коридоре. Там были и толстые пачки купюр его военно-полевого содержания, и игрушки со сладостями для сына.

Санька поплелся за отцом и заискрился от радости, получив подарки.

– А на ка’усели пойдем? – спросил с надеждой.

– Пойдем.

Деньги Васильев выложил на стол и многозначительно произнес:

– Вот…

– Это все, что ты хочешь мне сказать? – нервно вздохнула Нина.

– Я должен тебе многое сказать. Но что-то не получается… Я лучше с Санькой пойду погуляю, а потом вернусь, и мы с тобой поговорим.

– Нет, мы поговорим сейчас, иначе ты никуда с Санькой не пойдешь! – Она даже ногой топнула, тонкие ноздри ее взрогнули.