Лин слушал ее, слегка склонив голову набок, волосы закрывали половину его лица, и Алиса не могла понять, что он чувствует.

Возможно, у него внутри сейчас рушится целый мир? А может, Лин даже рад, что она уходит, испытывает облегчение? Алиса не знала, что было бы лучше. Лучше для них обоих.

Она уже сделала шаг в сторону двери, когда Лин взял ее лицо в свои ладони, стирая большими пальцами слезы, все-таки упавшие с ресниц. Он просто смотрел на Алису, глаза в глаза, и ничего не говорил. А потом, мягко поцеловав в висок, отпустил и помог ей вынести рюкзак наружу.

Рассвет уже почти занялся, у Алисы оставалось всего несколько минут, чтобы добежать до Черты, но она все медлила, держась холодными пальцами за руку Лина.

– Береги Шаю, очень тебя прошу, – выдохнула она, отпуская его ладонь. – И себя береги.

Лин качнул головой, на секунду прижавшись губами к ее щеке. Они коротко обнялись, и Алиса, не видя дороги из-за подступающих слез, быстро зашагала по тропинке прочь от дома. За спиной у нее раздался рвущий грудь кашель, но она заставила себя не обернуться.

Город еще спал, когда Алиса пронеслась по его улицам, не замедляя шага, до самой Черты. Высокую фигуру Вожака она увидела еще на подходе к границе: мужчина сидел у большого камня, читая потрепанную книжицу в кожаной обложке. Он услышал шаги на расстоянии, повернул голову в ее сторону и спокойно наблюдал, как она приближается по слепым улицам Города.

– Ты опоздала, – недовольно процедил он вместо приветствия, – давно рассвело.

– А разве нас где-то ждут? – в тон ему сказала Алиса, переводя дух.

Ответа не последовало. Вожак стоял у самой Черты, которой обрывалась их небольшая площадка. Край крутого уступа служил для Крылатых отправным пунктом при любой вылазке. Чтобы крылья распустились за спиной, необходимо было свободное падение. В какой-то момент срабатывали инстинкты, им подчинялось тело, многократно измененное медальоном: крылья выпускались из заточения, распахивались во всю ширь и спасали от неминуемой гибели.

Вожак, не оглядываясь на Алису, постоял немного, балансируя на самом краю Черты, а потом шагнул вниз. Алиса знала, что через мгновение он появится, стремительно взлетая в небо, но у нее всегда захватывало дух от чужих падений даже сильнее, чем от собственного взлета.

И правда, Вожак уже летел. Он, казалось, родился с пегими крыльями за спиной, он сам был этими крыльями. Поджарый, почти седой Томас летел, не глядя по сторонам. Делая сильные взмахи, мужчина поднялся высоко в небо, а после принялся свободно планировать в потоках утреннего воздуха. Алиса засмотрелась на него, как смотрят на дикого, неведомого зверя. С опаской, с восхищением. Он был настоящим Крылатым, пусть уже и не Вожаком.

Спохватившись и подумав, как глупо, наверное, она выглядит сейчас, девушка задержала дыхание и шагнула в пустоту. Ужас падения охватил ее в тот же миг, стиснул нутро, надавил на грудь, но вот крылья завозились маленькими зверьками и, четко попадая в прорези походной куртки, распрямились у нее за спиной, подхватили и понесли вверх.

Ни с чем не сравнимый восторг наполнил ее тело, согревая от пят до самой макушки, – и вот она уже летит в первых лучах солнца, стараясь нагнать стремительно удаляющегося Вожака.

Шая резко открыла глаза, как только солнце ударило в окно комнаты. Усталость вчерашнего дня и почти целой ночи на ногах сморили ее, и, погрузившись в глубокий сон, она не услышала, как выскользнула из дома Алиса. Не обняла девочку в последний раз, не сказала что-нибудь, что дало бы ей силы пройти бессмысленный, невозможный путь до конца.

Шая опустила ноги с низкой лежанки и осталась сидеть, опершись спиной на каменную стену. Ей было шестьдесят восемь, и под левой ее грудью росла шишка, что была уже размером с кулак ребенка.

«Даже если Алиса выживет и вернется, – подумала Шая, – вряд ли я смогу встретить ее в дверях».

С другой стороны стены, в той же позе, прислонившись голой спиной к холодной кладке, Лин сдерживал кашель. Внутри него словно поселился зверь, который ворочался в груди и стискивал горло, не давая вдохнуть без хрипа.

Ночью Лин боялся, что его скрутит судорожный кашель, когда он целовал нежную, тонкую кожу Алисы, гладил ее узкую спину ладонями, то поднимаясь, то опускаясь над ней. Он боялся, что чудовище, живущее у него в груди, не подарит им целую ночь, первую и в то же время последнюю. Но зверь сжалился, отдавая ему в долг несколько часов почти свободного дыхания.

Утром Лин уже не чувствовал свободы внутри, привычными хрипами сопровождалось каждое движение; ему хотелось сказать Алисе тысячи слов, которые он давно копил в себе, но сил хватило лишь на несколько коротких фраз. Он мечтал снова почувствовать вкус ее губ на своих губах, но не решился прикоснуться к ним: три дня назад он первый раз заметил кровь на ладони, когда отирал лицо после очередного приступа.

«Даже если Алиса выживет и вернется, – с горькой усмешкой подумал он, – вряд ли я смогу встретить ее в дверях».

Пустыня тянулась до самого горизонта. Глазу путника просто не за что было уцепиться: ровная темно-серая, бурая, ржавая плоть земли воплощала собой смерть всего живого. Зола вперемешку с пылью давно уже стала плотной коркой. Огонь, бушевавший тут сотню лет назад, пожрал все, до чего смогли дотянуться его жадные языки.

Если в Городе кто-то осмеливался говорить об Огне, то казалось, что воздух нагревался рядом с рассказчиком. Никто не знал, почему некогда полные жизни земли вдруг вспыхнули, чтобы гореть дни и ночи. Никто не знал, как получилось выжить в огненном кольце остатку человеческого рода и есть ли другие Города. Почему Огонь отступил, что спугнуло его, что насытило. Никто не знал, вернется ли Огонь, чтобы закончить начатое.

Алиса уже потеряла счет времени их полета, Вожак задавал выматывающий ритм, двигаясь так уверенно в одном направлении, будто впереди был видимый только ему ориентир. От земли тут и там поднимались небольшие пыльные вихри, на зубах у девушки скрипел то ли песок, то ли прах, пробивающийся даже через ткань повязки, плотно прилегающей к лицу. Небо казалось ей нарисованной кем-то унылой картиной.

В детстве пустыня представлялась Алисе загадочным местом вечных приключений. Ей думалось, что именно там протекает настоящая жизнь. Что Город – лишь подобие невероятного, жуткого, но пленительного мира, скрывающегося внизу, за Чертой.

Алиса так лихорадочно ждала своей первой вылазки. Сон не приходил к ней всю ночь накануне, она ворочалась в постели, пока Лин не бросил в нее подушку через всю комнату, проворчав, что либо у нее песчаные блохи, либо она самая спятившая из Крылатых, которую он знает.

В пару тогда ей поставили Дейва – болтливого коротыша с неестественно большими ладонями. Пока он возился с ремнями своего рюкзака, которые нужно было как следует затянуть на плечах и груди, чтобы груз не мешал крыльям во время полета, Алиса буквально не могла отвести взгляд от его рук: ей казалось, что эти крупные пальцы просто не сумеют справиться с креплениями. Но Дейв оказался ловчее, чем она думала, и поднял голову до того, как девушка успела отвести глаза.

– Волнуешься небось, а? – Он громогласно захохотал и похлопал ее по спине огромной пятерней.

Алисе пришлось сделать пару быстрых шагов вперед, чтобы не потерять равновесие, но этот смех, этот сильный голос и увесистый шлепок чудесным образом придали ей смелости. В тот день они с Дейвом доставили груз к горе, где трудились каменщики, и сделали широкий круг над пустыней. Алиса ничего особенного не разглядела и не ощутила. Все та же серость, редкие пылевые вихри да отчетливый привкус горелой резины во рту. И сейчас, пролетая над землей так далеко от дома, она не замечала ничего нового.

«Неужели весь мир такой – серый, грязный, мертвый? И не найти в нем ничего, что хоть чуточку больше похоже на жизнь?» – думала она, пока пустыня сменялась пустыней, а скалы впереди надвигались на них, подчиняясь мерному взмаху крыльев.