К чему лишний раз расстраивать Нила?

Ему потребовалось почти шесть месяцев, чтобы сделать неприятное открытие. Справедливости ради стоит признать – впрочем, они и не пытались ничего отрицать, – их брак тогда переживал не лучшие времена, особенно когда Нил, борясь с собственной депрессией, усомнился в душевном здоровье жены и заявил, будто именно из-за нее и стал импотентом, а потеря работы здесь вообще ни при чем. А она, позволив в конце концов дать волю гневу, который так долго лелеяла, – возможно, ее агрессивность была вызвана угрызениями совести, – выложила в ответ все, что о нем думает, и это было не только жестоко, но и неразумно и несправедливо. Почему его проблемы так катастрофически повлияли на ее жизнь? Разве она не выполнила хоть какой-то пункт соглашения? Все сделанные изменения пошли на благо семьи. Однако Сюзанне все же удалось удержать себя в рамках приличия, чем она очень гордилась, и не произнести слово «неудачник», которое так и вертелось на языке, когда она смотрела на мужа.

А когда ее отец, на которого она безумно злилась из-за завещания, упомянул о доме, Нил убедил жену, что у них нет выбора. Если, конечно, они не собираются объявить себя банкротами. Это ужасное словосочетание до сих пор имело способность привести Сюзанну в чувство.

И вот, почти девять месяцев назад, Сюзанна с Нилом продали свою лондонскую квартиру. Причем выгодно. Они закрыли все долги по кредитным и платежным картам Сюзанны, а также выплатили мелкие задолженности Нила, образовавшиеся у него до того, как он нашел себе работу, и купили маленькую неказистую машину, которую продавец несколько извиняющимся тоном описывал как автомобиль для определенной социальной прослойки. И вот, соблазнившись перспективой получить в свое распоряжение практически без арендной платы реставрированный сельский дом с тремя спальнями и отделанным кремнием фасадом, они переехали в Дир-Хэмптон, где выросла Сюзанна и где она не появлялась без малого пятнадцать лет.

Дома их встретил ледяной холод: Сюзанна в очередной раз забыла включить таймер отопления. Она все еще не могла привыкнуть к тому, насколько в деревне холоднее, чем в городе.

– Прости, – пробормотала она, когда Нил, присвистнув, подул себе на руки.

Слава богу, на сей раз он обошелся без комментариев!

Нил по-прежнему относился с энтузиазмом к прелестям английской глубинки, упорно убеждая себя, что их переезд – это не скатывание вниз по социальной лестнице, а улучшение качества жизни, и предпочитая видеть исключительно конфетные коттеджи и акры сплошной зелени, но не то, с чем приходилось сталкиваться его жене: с людьми, которые знают или, по крайней мере, считают, будто знают о тебе все, с клаустрофобией от тесных рамок совместных воспоминаний, с властными женщинами, у которых слишком много денег и слишком мало времени.

Автоответчик упорно моргал, и Сюзанна с тайным чувством вины подавила в себе лучик надежды, что это одна из ее лондонских подруг. Теперь они звонили гораздо реже. Тот факт, что она больше не имела возможности выпить с ними утренний кофе или пропустить вечером по стаканчику в баре, ослабил и без того не слишком прочные, как она только сейчас поняла, дружеские узы. Однако это не мешало ей скучать по своим подругам, по их свободным от обязательств отношениям, которые формировались годами. Она устала от необходимости взвешивать каждую фразу; нередко ей было гораздо легче, как, например, сегодня вечером, вообще по возможности молчать.

«Здравствуйте, мои дорогие! Надеюсь, вы сейчас хорошо проводите время. Я просто хотела узнать, помните ли вы о ланче в честь дня рождения Люси шестнадцатого числа. Мы с папочкой будем счастливы видеть вас у себя, хотя поймем, если этот день у вас уже занят. Сообщите мне о ваших планах».

Ни слова о том, будто мы что-то должны или обязаны. Этот жизнерадостный, слегка извиняющийся тон. И как всегда, тонкий намек: «Мы знаем о ваших проблемах, но держим за вас скрещенные пальцы». Сюзанна тяжело вздохнула. Они пропустили несколько празднований Рождества и множество других семейных сборищ, а значит, теперь, раз уж они живут так близко, им не отвертеться от встречи с семьей.

– Нам надо пойти. – Нил снял пальто и налил себе выпить.

– Да, надо.

– Твой папа в любом случае наверняка найдет предлог, чтобы слинять. Что-что, а избегать друг друга вы умеете.

– Знаю.

Ему нравилось быть частью ее семьи. Своей у него не было, разве что мать, которую он практически не навещал и по которой не слишком скучал, да и жила она довольно далеко. Именно поэтому Нил так сильно проникся к матери Сюзанны.

Нил поставил стакан и подошел к Сюзанне. Обнял ее и осторожно прижал к себе. Она почувствовала, что сдается, хотя ей так и не удалось избавиться от привычной скованности.

– Это очень важно для твоей мамы, – прошептал он.

– Да, знаю. – Она положила руки ему на талию, то ли удерживая, то ли отталкивая. – И знаю, что это ребячество. Просто меня пугает мысль, что все будут говорить, какая Люси фантастическая, какая у нее сказочная работа, какая она красавица, одним словом, бла-бла-бла, а потом все станут изображать из себя суперсчастливую семью.

– Пойми, мне тоже не слишком легко все это выслушивать. Я сразу начинаю ощущать себя не самым звездным зятем.

– Прости. Возможно, нам вообще не стоит туда идти.

Сюзанна слыла в семье первой красавицей. Родители считали, что Сюзанна красивая, но непрактичная, ее младший брат Бен не по годам умен и обладает настоящей крестьянской смекалкой, а Люси – очень смышленая, поскольку уже в возрасте трех лет она декламировала большие отрывки поэм и на полном серьезе спрашивала, почему первая книга какого-то писателя хуже его последнего произведения. А затем незаметно произошла некая метаморфоза: из Бена, как и надеялись, получилась точная копия, ну разве что помоложе и пожизнерадостнее, их прямолинейного, мужественного, временами напыщенного отца, Люси, вопреки ожиданиям, не превратилась в синий чулок, а, наоборот расцвела, стала пугающе амбициозной и теперь, в свои двадцать с хвостиком, возглавляла секцию Интернета какой-то иностранной медиакорпорации.

Сюзанна тем временем постепенно пришла к осознанию, что, когда тебе за тридцать, уже недостаточно быть первой красавицей и что ее стиль жизни, а также финансовая безграмотность не только не умиляют родственников, но и считаются в своем роде распущенностью. И эгоизмом. Она явно не думала о семье.

– Мы могли бы завтра сходить посмотреть помещение под магазин, – сказала Сюзанна. – Я нашла в городе подходящее место. Бывший книжный магазин, который сдается в аренду.

– Вижу, ты не теряла времени даром.

– А какой смысл откладывать в долгий ящик? Тем более что в моем распоряжении только год.

Нил неприкрыто наслаждался этой близостью, от которой успел отвыкнуть, возможностью снова обнять жену. Она предпочла бы вести этот разговор сидя, но ему не хотелось ее отпускать.

– Магазин на одной из тех узеньких мощеных улочек, что отходят от площади. А на фасаде георгианские окна. Совсем как в диккенсовской «Лавке древностей».

– Тебе это не нужно. Если уж собралась делать, то делай как следует. В магазине должна быть большая стеклянная витрина. Чтобы люди видели товар внутри.

– Но я собираюсь открыть совсем не такой магазин. Я ведь тебе уже рассказывала. И прежде чем говорить, сходи и посмотри сам. У меня в сумочке есть телефон риелтора.

– Вот это сюрприз.

– Я могла бы позвонить ему прямо сейчас. Оставить сообщение. Проявить заинтересованность. – Она вдруг перестала узнавать свой голос, в котором уловила непривычные возбужденные нотки.

– Позвонишь утром. Сейчас половина двенадцатого, и за ночь магазин никуда не убежит.

– Я просто боюсь его упустить.

– И не стоит ничего решать в спешке. Сью, мы должны быть крайне осмотрительны. Они могут запросить слишком много денег. Могут сдавать помещение лишь на длительный срок. И налагать огромные штрафы в случае досрочного расторжения договора. Сбавь обороты и сперва задай им несколько вопросов.