И вот наконец, когда, казалось, прошла целая вечность, стрелка часов, словно нехотя, приближается к цифре «6». Все, можно уходить.

Дорога до Оксфорд-Серкуса займет у меня меньше часа, поэтому для начала я, подняв с пола сумку, бегу в туалет. Туалет производит жуткое впечатление. Голая лампочка под потолком, с ее безжалостным светом, зеркала сплошь в черных точках, отбитая плитка на стенах и отвратительный запах, с которым не в силах справиться ядреный освежитель, щедро разбрызгиваемый уборщицей. Но сегодня я не обращаю на это внимания.

Я роюсь в сумке в поисках блеска для губ, туши и расчески. С этим особо не разбежишься, но мне хватит. Встав перед зеркалом, я неожиданно понимаю, что впервые за весь день получила возможность хорошенько себя разглядеть. Мои волосы – прямые, слегка вьющиеся на концах и по-прежнему очень темные – коротко подстрижены; стрижка придает лицу некоторую округлость, делая его моложе: явно не тот эффект, которого я добивалась в свои двадцать четыре. Я вспоминаю, как мучилась, выпрямляя непокорные кудри феном, ведь в те времена еще не было выпрямителей для волос, и мне даже становится себя немного жаль. Да, выпрямитель для волос мне сейчас определенно пригодился бы, чтобы по-быстрому навести красоту.

В качестве последнего штриха я наношу еще один слой блеска для губ – совершенно бесполезное занятие, поскольку, пока я буду добираться до места, блеск сотрется, – и открываю дверь. Я иду знакомым маршрутом мимо супермаркета «Сейнсбери», мимо убогих магазинчиков с выставленными на тротуаре в тщетной попытке привлечь внимание прохожих товарами: швабрами, ведрами, пластиковыми коробками, кухонными полотенцами, кастрюлями, рожками для обуви. Неожиданно солнце скрывается за свинцовыми тучами, понимается ледяной ветер, мне становится зябко в тонком пальто, а ноги отчаянно мерзнут в туфлях на шпильке, которые я надела в честь интервью. Ветер разносит по улице клочки бумаги, бомж, сидящий на пороге очередной лавки, кутается в грязное одеяло. Мама наверняка сказала бы: «Похоже, сейчас пойдет снег».

Я продолжаю идти, низко опустив голову, к станции метро, ветер безжалостно треплет волосы. К тому времени, как я оказываюсь у входа в метро, начинается дождь. Видок у меня еще тот. Такое впечатление, будто я продиралась сквозь живую изгородь, но мне наплевать: единственное, о чем я могу сейчас думать, – это о встрече с Эдом.

Я спускаюсь по эскалатору, уставившись невидящими глазами на развешенные вдоль стены постеры, и выхожу на платформу. Со всех сторон меня обтекают спешащие куда-то люди, но я никого не замечаю вокруг. Воздух в туннеле со свистом завихряется, приближается очередной поезд. Двери открываются, я вхожу в вагон, где, зажатая чужими телами, мерно покачиваюсь, держась за поручень, в такт движению. И стараюсь ни о чем не думать.

Поезд прибывает на станцию «Тоттенхэм-Корт-роуд», я выхожу. У меня еще есть в запасе двадцать минут, и я решаю, несмотря на ненастье, пойти пешком по задворкам Сохо. Быстрым шагом я иду по узким улочкам, волосы развеваются во все стороны, в голове полный сумбур. Когда я наконец подхожу к черно-белому зданию универмага «Либерти» в начале Карнаби-стрит, где мы в свое время частенько встречались после работы пропустить по стаканчику, у меня начинает стучать в висках и перехватывает дыхание. Я пришла на пять минут раньше и теперь могу сбавить темп, чтобы не выдать своего нетерпения. Ведь Эд, так или иначе, не знает, что будет дальше. Не знает, что мы полюбим друг друга и станем парой. Что я обожаю читать в ванной, а утром, пока не выпью двух чашек кофе, ко мне лучше не подходить; он никогда не видел меня голой; не видел, как я плачу у него на груди в поисках утешения. Да, в отличие от меня, он ничего этого не знает, поэтому я должна быть предельно осторожной.

Я терпеливо жду, вглядываясь в толпу, и наконец обнаруживаю Эда. Он идет знакомой легкой походкой в сторону пешеходной улицы. Густая прядь падает на глаза, джинсы на коленях продраны. Он выглядит таким красивым, таким молодым, что начинает щемить сердце.

Мой Эд.

И вот он уже стоит рядом, его лицо расплывается в широкой улыбке, и мне на миг кажется, будто солнце выглянуло из-за туч.

– Привет, красотка! – Он крепко обнимет меня.

– И тебе привет. – Я улыбаюсь и оглядываю Эда с головы до ног. – Дай-ка посмотреть на тебя. Боже, ты так повзрослел!

– Повзрослел?! Надо же, а я и не знал! – Промелькнувшая в его глазах грустинка тут же исчезает.

– Ну и куда пойдем? – спрашиваю я. – Я замерзла как собака.

– Давай для начала немного выпьем, а там видно будет. – Он тащит меня в паб «Голова Шекспира».

Моя рука в его руке, и я на седьмом небе от счастья.

Мы ныряем в полумрак паба и, хихикая, точно дети, толкаем дверь. Обшарив глазами зал, я направляюсь к свободному столику в углу. Эд отпускает мою руку, и это ужасно обидно.

– Ну ладно, что будешь пить? – Я запихиваю сумки под стол и поворачиваюсь к барной стойке.

– Не глупи, я закажу. Тебе чего?

– Ты уверен? Здесь довольно дорого… – начинаю я и осекаюсь.

– Естественно. Но, думаю, я вполне могу позволить себе угостить девушку.

– Да, прости, прости. Я не хотела… – (Эд, в отличие от меня, пока не знает, что в нашем совместном будущем мне придется платить за выпивку и все остальное, поскольку он окажется не слишком-то кредитоспособным.) – Мне джин-тоник, без лимона.

– Будет сделано. – Эд с шутливым поклоном направляется к стойке.

Оставшись на пару минут в одиночестве, я пытаюсь успокоить расшалившиеся нервы. Наша встреча дает мне сильнейший эмоциональный импульс, хотя Эд понятия не имеет, насколько в данную минуту я счастлива. Ведь кто я для него? Подружка, с которой он целовался несколько лет назад. А вот он для меня – буквально все. Все, что я потеряла.

Пока Эд ждет у барной стойки, я пристально за ним наблюдаю. Его лицо кажется до боли знакомым, мне сейчас трудно поверить, что я начала его забывать. Высокие скулы, красиво очерченные мягким светом ламп. Ярко-синие глаза в обрамлении длинных ресниц, и пока никаких гусиных лапок в уголках. Как и у меня, они появятся позже. Под глазами залегли легкие тени, да и вообще, вид немного усталый. На щеках и подбородке двухдневная щетина, тонкая морщина на лбу.

Когда подходит очередь, Эд с улыбкой облокачивается на стойку, и я забываю обо всем на свете. Мой взгляд скользит по его спине и останавливается на упругих ягодицах, скрытых под мешковатыми джинсами. Я вспоминаю, как вцеплялась в них, когда мы занимались… Боже мой, Зои, сейчас же прекрати! Меня бросает в жар от нескромных мыслей, я поспешно отвожу глаза, пытаясь прийти в себя.

Эд возвращается к столу, в одной руке у него джин с тоником, в другой – бокал красного вина.

– Ты что, больше не пьешь пива? – Я киваю на бокал с вином, пытаясь скрыть смущение. Мне кажется, будто меня застукали за чем-то не слишком непристойным.

– Не-а. Впрочем, пиво мне никогда особо и не нравилось. Вот красное вино – это действительно вещь. – Эд с довольной усмешкой делает глоток.

– Как мило! – Ничего более умного мне пока не приходит в голову.

Я ужасно нервничаю, что, конечно, нелепо. Ведь это Эд, с которым я знакома много-много лет, с которым делила постель, прожила жизнь… Разве можно его стесняться?!

– Итак, как твои дела? Что новенького? – спрашивает он.

– Со времени нашей последней встречи? Ну, я переехала в Лондон и, как уже говорила, съехалась с Джейн. Мы вместе снимаем квартиру.

– Ха! Не сомневаюсь, у вас там весело.

– Так оно и есть, хотя квартирка размером с почтовую марку. Дом, что мы снимали в универе, по сравнению с ней кажется дворцом. Но жить вместе с Джейн здорово. Что касается меня, то я трудилась на добровольных началах в отделе маркетинга, а сегодня наконец официально принята на работу.

– Ой, а я и забыл! Нужно срочно выпить шампанского, обмыть твою новую должность.

– Боже мой, нет! Мой бюджет этого не выдержит, – говорю я и останавливаюсь.