Сегодня у нас в стране нормальная ситуация. То есть не революционная и не возбуждающая. И думы о Путине идут где-то примерно на одиннадцатом месте после дум о карьере, зарплате, сексе, любимой девушке, любимом футбольном клубе, любимой музыке, любимом костюме, маленьких детях, ближайшей сессии и ближайших каникулах.
Нормальная молодежь эгоистична. Она будет встраиваться в тот политический режим, какой существует. А миф об обязательном молодежном нонконформизме — не более чем миф. Никакого поколения дворников и сторожей не может появиться. Дворники и сторожа являются маргинальной частью любого поколения, тогда как основная масса стремится войти в число хозяев жизни или, по крайней мере, стать высокооплачиваемым офисным планктоном.
До сих пор молодежь неплохо устраивалась при Путине, поскольку экономика росла и создавала хорошие рабочие места. Но основной вопрос состоит в том, будет ли и дальше нынешний политический режим устраивать аполитичных юношей и девушек.
Будет ли он их устраивать в тот главный момент, когда произойдет смена поколений правителей и элиты встанут перед проблемой: сохранять старую систему власти или радикально трансформировать ее?
Думается, что удовлетворенность людей, входящих во взрослую жизнь сейчас и в ближайшие десять-пятнадцать лет, будет намного ниже той, которая была у молодежи девяностых и нулевых годов. Сегодня перестает работать большинство старых социальных лифтов, а новых не появляется.
В девяностые годы, когда у нас только еще формировалась рыночная экономика, молодые люди легко занимали хорошие рабочие места, поскольку люди старших поколений не обладали ни знаниями, ни навыками, ни энергией для того, чтобы крутиться в новых условиях. В нулевые годы оказалось, что ключевые места уже заняты людьми среднего возраста (повзрослевшей молодежью девяностых), хорошо адаптировавшимися к рынку. Теперь молодой человек не мог, конечно, как раньше, стать с ходу главой крупного банка. Но экономический рост расширял число ставок среднего уровня, а потому бесконечное число юношей и девушек превратились в неплохо обеспеченный офисный планктон.
Сегодня у нас нет ни резкой смены поколений в экономике, ни быстрого роста ВВП. Причем ни того, ни другого не предвидится и в перспективе. Молодежь будет бороться за любые рабочие места, перебиваясь «объедками с барского стола» своих родителей, стремящихся как можно дольше не выходить на пенсию, поскольку та вновь становится нищенской.
Сейчас уже можно говорить, наверное, о формировании потерянного поколения людей девяностых и нулевых годов рождения, которых в нынешнем политико-экономическом мире совсем не ждут. Многие, понятно, всё равно пробьются, но немалым будет и число тех, которых постигнет жестокое разочарование. Разочарованные совсем не обязательно выйдут на майдан, поскольку без самой крайней нужды проще мирно искать свою скромную нишу в жизни, чем рисковать этой жизнью, противопоставляя себя авторитарному режиму. Но в момент смены поколений правителей, когда элиты будут апеллировать к народу, предлагая разные модели развития, молодежь вряд ли выберет status quo. Она захочет перемен — не демократии ради демократии, а такой социальной системы, при которой развивается страна в целом, а не только малые группы, оседлавшие Кремль.
В этом поиске взгляды молодых людей окажутся, скорее всего, устремлены на Запад. И если политики будущего предоставят народу выбор моделей развития, новые поколения с большой степенью вероятности склонятся к демократии как к оптимальной модели, формирующей общество благосостояния.
Откуда берутся демократы
Когда глядишь на будущее нашей страны через призму современной социальной науки, то начинают просматриваться не столь уж плохие перспективы. Во всяком случае, если следовать подходу, предложенному американцем Рональдом Инглхартом и немцем Кристианом Вельцелем, нынешняя российская молодежь должна рано или поздно проявить склонность к демократии.
Их социологическая концепция выглядит (если слегка упростить) следующим образом. Все наши человеческие ценности можно собрать в две большие группы: ценности выживания и ценности самовыражения. Когда нам трудно живется, когда нам угрожают война и голод или хотя бы товарный дефицит и высокая преступность, мы склонны всеми силами бороться за выживание. Когда же жизнь наша налаживается и мы не сомневаемся в собственной безопасности и в том, что, придя в магазин, всегда сможем приобрести необходимый набор качественных товаров, на первый план выходят совсем иные задачи.
Люди всё чаще хотят заниматься интересной и творческой работой, трудиться не только ради денег, но еще и ради результата: чтобы оставлять после себя след на Земле. Если сказать слегка высокопарно, люди стремятся выражать собственную личность. Конечно, они не становятся строителями коммунизма. Деньги и объемы индивидуального потребления для них по-прежнему важны. Но не менее важно становится то, что не измеришь никаким объемом потребления.
Ценности выживания часто порождают диктатуры. Люди соглашаются на ограничение своих свобод ради того, чтобы кто- то мог твердой рукой навести порядок. Ценности самовыражения с диктатурой несовместимы, поскольку творческий человек в стремлении выразить свою личность постоянно переходит дозволенные рамки. Он может, конечно, приспособляться к авторитарным режимам, если у него нет иного выхода, но не имеет никаких внутренних стимулов поддерживать такие режимы, если встает вопрос об их замене.
Проще говоря, российский авторитаризм во многом связан с тем, что у нас, как раньше во всех западных странах, житейские трудности настраивали людей на поддержку твердой руки. Советская «экономикадефицита» настраивала по-своему, а «лихие 90-е» с инфляцией, преступностью и утратой привычной работы — по-своему. Но в любом случае люди, прошедшие через суровые катаклизмы прошлых лет, часто склонялись к мысли, что ныне нам грех жаловаться на Путина, поскольку при нем и прилавки в магазинах наполнены, и зарплату выдают регулярно, и цены растут умеренно.
Впрочем, по мере того как материальные трудности жизни уходят в прошлое, у нас должна была, казалось бы, нарастать склонность к демократии. Но этого не происходит, и аналитики, настроенные пессимистически, делают вывод, что русские, мол, на демократию вообще не способны, что души у них рабские и что палку хозяина они уважают больше любых ценностей самовыражения. На это в теории Инглхарта и Вельцеля есть ответ.
Для формирования нашего мировоззрения важно не столько то, как мы сейчас живем, сколько то, в каких условиях выросли. Становление личности и появление духовных запросов приходятся на период юности. Если в юности обстоятельства заставляли нас думать в первую очередь о выживании, то ценности выживания будут доминировать в сознании на протяжении всей нашей жизни. Если же юность сложилась благополучно и молодой человек мог думать о смысле жизни, о том, как выразить себя и посвятить труд любимому делу, то в дальнейшем у него будут доминировать ценности самовыражения.
Если считать, что советская эпоха и «лихие 90-е» по разным причинам были временем, не слишком благоприятным для жизни, то, значит, ценности самовыражения могли нормально формироваться лишь у того поколения россиян, которое входило во взрослую жизнь уже в XXI веке, когда, с одной стороны, установился путинский политический режим, но с другой — рост реальных доходов позволял большей части населения страны уйти от назойливых дум о выживании.
Сегодня представители этого поколения являются школьниками или студентами. Некоторые доучились и стали молодыми специалистами. В целом же по России доминируют люди, ориентированные на выживание. Но лет через 15—20, когда станет происходить смена поколений российских правителей, «новая волна», ориентированная на ценности самовыражения, будет составлять примерно половину населения страны.
Эти люди вряд ли смогут бороться за высшую власть, поскольку для решения такой задачи они еще не достигнут достаточного политического веса. Но от их выбора во многом будет зависеть то, кто эту высшую власть получит. Если в схватке за Кремль элиты станут интересоваться мнением народа, то новое поколение, сформировавшееся в благополучные годы, скорее всего, выскажется за демократию, которая обеспечивает возможность свободного творчества, свободного поиска своего места в жизни.
