Подруги выпили вина и обнялись. Они любили друг друга и дружили много лет. Чему не мешало даже то, что Маруся имела замечательных мужа и сына. А у Наташи семьи не было, и ей катастрофически не везло в любви…

– Слушай, – вспомнила Маруся, – мне тут Лешка звонил. Помнишь – окулист? Спрашивал про тебя.

– Лешка? – удивилась Наташа. – Да что ты!

– Ну да. Видать, запала ты ему в душу. Да и жениться пора. Скоро тридцатник, как ни крути – а пора.

– Да… Я вот тоже – заневестилась.

– Нет, но ты не волнуйся, я ему сказала, что у тебя совсем нет времени и что ты вообще никаких отношений не хочешь. Ну чтоб его не обижать.

– Ну и зря, – шевельнула бровью Наташа. – Я вообще-то не против. – Она прямо посмотрела на Марусю.

– Ты серьезно?

– Знаешь, я тут подумала… Я всех своих мужчин перебирала, и так у меня получилось… Понимаешь, это мой вариант.

– Не поняла… – Маруся замотала головой и поправилась: – Не говорю, что это не так, просто не понимаю ход мысли. Поясни.

– Я когда думала обо всем, у меня вот что вышло: он единственный, кто не тянул меня сразу в постель. И не вешал мне на уши никакой лапши. И при этом действительно во мне заинтересован. Я не знаю, может, доля у меня такая, что мужчины мной только пользоваться хотят. А этот… Как брешь в приговоре, понимаешь? Вдруг появляется тот, кто не хочет пользоваться, а хочет… не знаю, чего-то другого. Это как недогляд судьбы – проскочил такой один-единственный. А я его отсекла. И зря, наверное. Вот пропущу – и все дальше так же и пойдет, как всегда было. Выходит, только с ним у меня может какой-то новый вариант получиться. Вот… Как-то так.

– Ну ты завернула! – искренне восхитилась Маруся. – А какой вариант? Да вдруг зануда и маменькин сынок – еще хуже?

– Ты меня так не настраивай. Это самое простое – смотреть по поверхности, – сказала Наташа. – С ним хоть детей рожать можно, он, по крайней мере, никуда не денется.

– Ну попробуй. По расчету, так сказать. По нестандартному. Все, типа, одинаковые, и только один, самый нелюбимый, предлагает что-то новенькое, самое неинтересное. – Она рассмеялась, чтобы подружка подумала, что это шутка.

– Попробовать надо, – пожала плечами Наташа.

Подруги опять обнялись и снова выпили.

Папа всегда смотрел на меня любуясь. Говорил:

– Лапа моя – самая красивая, самая умная!

Он говорил:

– Лапа – лучшая девочка на свете.

И восклицал недоверчиво:

– И где же это, интересно знать, родился тот принц наследный, которому лапа в жены достанется?!

Подчиненные отца и курсанты, конечно, представить не могли своего сурового полковника таким сентиментальным. Я же не могла представить его другим.

Мама не разделяла папиных восторгов, она предпочитала мне моего брата. Но я-то выросла под папиным крылышком. И потому тоже очень сомневалась в реальности существования того счастливчика, которому со мной так неслыханно повезет.

В общем, когда он появился на институтском вечере, когда склонился ко мне в приглашении – то ничем и не поразил меня, кроме роста. Принц – не принц, но потанцевать-то ведь можно… В танце выяснилось, что родители у него дипломаты и сам он заканчивает наш институт и отбывает в трехмесячную командировку в Англию. Мы стали встречаться. Георгий был действительно влюблен, так что я по прошествии времени, уже не задумываясь, вполне ли он соответствует моим высоким достоинствам, тоже влюбилась в Геру, и все. Так и поженились.

Первое время муж настолько со мной носился, что я почти не замечала разницы между ним и папой. В предвкушении больших барышей от командировки Георгий радостно потирал руки:

– Вернусь, – говорил, – на половину квартирку обставим, а другую – лапе на шмотки.

Ничего не жалел. Да и я растворилась в семье. И поначалу была с ним счастлива.

К сожалению, Гера оказался не слишком прилежным отцом. Но ведь многие мужчины не проявляют особых чувств к младенцам! Зато муж много зарабатывал. И в конце-то концов, я же любила его! К тому же, как ни была опекаема, а с детства и сама привыкла работать как лошадь. Без того в наш институт было не поступить, никакой папа не помог бы, а я еще и музыкалку закончила. Так что одинокие хлопоты о маленьком Грише не могли меня, привычную к нагрузкам, сломать.

Самой большой проблемой тогда казалась свекровь – очень оригинальная женщина. На свадьбе, помню, увидев меня в белом атласе и с прической принцессы, ликующе воскликнула:

– Наша Светочка в этом наряде еще больше похожа на кролика, правда, сынуля?

– Мама! Ну какого кролика! – возмутился влюбленный Гера.

– Да как же! Смотри, зубы – о… – Свекровь моя как могла изобразила кроличью морду с торчащими зубами. – Вот какого, – рассмеялась весело своим фирменным икающим смехом. – И щечки как у…

– Мама! – рявкнул сын, и она, глупо улыбаясь, примолкла.

Вообще, ее суждения и поступки часто отдавали безуминкой. Не сказать еще, абсолютным умопомешательством.

Приезжая к нам в гости, свекровь в первую очередь кидалась инспектировать шкафы. Яростно двинув дверцей бельевого отделения, словно готовясь застать там врасплох прячущегося гостя, хищно набрасывалась на Герино белье, проверяла, правильно ли и ровно ли разложены стопки трусов, носков и маек. Потом распахивала другие дверцы, где ее интересовали костюмы и рубашки. Убедившись, что все не так, сокрушенно качала головой, охала, точно стряслась беда, и бурно делилась впечатлениями.

– В конце концов, – огрызалась я раздраженно, – это наш с Герой шкаф. И наше дело, как в нем и что должно лежать.

– Ошибаешься, деточка, – она злобно размахивала перед моим носом указательным пальцем. – Эту квартиру Герочке подарили мы с Валентином Георгиевичем, и тебе бы следовало быть благодарной! – Но тут же, приобняв меня, расплющивала лицо улыбочкой: – Делай, детка, все как надо, – внушала сладким голоском. – Больше ничего! Уж кажется, не трудно запомнить, что носочки не должны лежать на одной полке с маечками, да? Светочка-а, – умильно прижималась ко мне непредсказуемая женщина, – девочка моя, ну неужели мы с тобой станем ссориться из-за такой ерунды!..

Настроение моей свекрови менялось, как форма облаков в ветреный день. Но мое собственное она успевала испортить всегда.

Я быстро перестала с ней спорить. Во-первых, это бесполезно. А во-вторых – очень вредно. Потому что, если не споришь, она немного пошумит и скоро уедет. А если оплошаешь и втянешься в перепалку – ее визит может растянуться до вечера: в семейных схватках свекровь была неутомима и азартна. Именно поэтому, я думаю, ее муж, видный дипломат и у себя на службе, как говорили, ценнейший кадр, уважаемый начальством и подчиненными, в семье был только беззвучной тенью своей жены.

Когда родился Гриша, мой папа приезжал к нам чуть не каждый день. И если они с Гериной мамой пересекались, я внутренне ликовала. Папа умел воздействовать на нее таким образом, что она забывала о контроле над шкафами и о прочих своих воспитательно-репрессивных задачах, много смеялась, кокетничала и становилась даже обаятельной.

Мама к нам почти не ездила. Ко мне она была равнодушна и внуком не заинтересовалась. У нее был мой брат – как ей виделось, бесконечно нуждавшийся в ее заботливом присутствии и после своих двадцати, и после тридцати лет. Он долго не женился, что, в общем, понятно. И не пытался вывернуться из-под маминой опеки. Видимо, его все устраивало.

Я же по маме не скучала. У меня ведь имелся маленький Гриша, Гера и, наконец – мой любимый папа… Со временем я поняла, что невольно сравниваю Георгия с отцом – и, увы, не в пользу мужа. Папа безусловно оставался моим идеалом. Он всегда был самым умным, самым значительным, самым благородным мужчиной. А кроме того, с ним и себя я чувствовала самой талантливой, самой красивой – да просто самой-самой. Его любовь поддерживала и поднимала меня в собственных глазах.