Простые вещи стали казаться ему прекрасными.

Чтение книги за столом у вечерней лампы, чаепитие, разговор с хорошим человеком, прогулка в парке – вот самое замечательное времяпрепровождение.

Герман собрался уходить, как вдруг фотограф сказал кому-то по телефону: «Я верю только тому, что вижу. Словам верю меньше. Вы это учтите».

Герман вышел на улицу, ощущая волнение, имеющее уже совсем другое происхождение.

«А вдруг они обманули? – думал он. – Может быть, милиционер сейчас дома или в больнице, а я погибаю от ужаса!»

Герман имел в виду Глена, деда Маронова и прочих.

Он отправился туда, где напал на старшину милиции, и добрался так быстро, будто свернул за угол и сделал несколько шагов.

Однако он побоялся приближаться к дому, где жил старшина. Лишь заглянул во двор и тут же вернулся обратно на проспект. Остановился у киоска, торгующего газетами.

«Спрошу у продавца, слышал ли он что-нибудь о недавнем происшествии», – подумал Герман.

– Ах, здесь, во дворе, убили отца четверых детей! – сказал продавец. – Ужасный случай!

Четверо деток остались без родителя!

Герман не разобрал других слов, он просто был не в силах выдержать этой речи.

Он побрел, не разбирая дороги, натыкаясь на прохожих, чувствуя тошноту, головную боль, холод в плечах и пальцах. Вскоре его стошнило. Он сел на газоне под деревом и провел в неподвижности целый час.

Как теперь устроится его судьба? Схватят ли его или он с новыми документами начнет новую жизнь?

Что это означает – новая жизнь?

Герман стал утешать себя обещаниями и даже клятвами. Он будет трудиться, приносить пользу, за это его будут ценить и уважать. Он поможет каждому, кто попросит у него помощи. Запишется в библиотеку и прочтет тысячу книг. Лишний раз не выйдет из дома. Постигнет истины и приобретет мудрость.

Вскочив, Герман побежал.

Он бежал и бежал, останавливаясь только на перекрестках. Наконец пришел к Кларе-буфетчице и сел на полу у стены.

Клара принесла его прежнюю одежду.

– Одень свое, – сказала она. – Каким пришел, таким и уйдешь отсюда.

Герман переоделся, удивляясь тому, какими коварными могут быть люди. Клара-буфетчица умеет легко сменить дружескую улыбку на гримасу призрения. Ей ничего не стоит изменить голос, сделав его неприятным для слуха. А ее взгляд в одно мгновение может стать требовательным и холодным.

Это совсем не та женщина, которая гладила его по голове и предлагала кофе.

Спустя три дня Нунс привез ему деньги и новые документы. Герман разглядел в этом уголовнике затаившуюся злобу. Неприятие и неудовлетворение живут внутри этого страшного человека. Он всегда недоволен. Его улыбки фальшивы. Даже его спокойные манеры кажутся поддельными.

Но почему же этого не было заметно раньше?

Герман чувствовал к Нунсу отвращение. Если бы он мог, он вообще не смотрел бы в его сторону. Выбросил бы его из головы. Куда лучше думать о снеге: «Снег – это хорошо! Много чистого, прекрасного снега! Вот где я хочу очутиться!»

Герману нравилось представлять, как он едет в поезде, заказывает чай у проводника, смотрит в окно или читает книгу. «Я могу теперь ехать? – спросил он у Нунса. – Мне это очень нужно». Он произносил слова нарочно как ребенок.

Нунс повез его на вокзал.

На перроне, ухмыляясь, стоял Витя Каракум. О был как и прежде крепким парнем в летней кепке, но теперь его лицо было неприятно Герману, как лицо деда Маронова. И улыбки его тоже были притворными.

Он вошел с Германом в купе, запер дверь на замок и сказал:

– Не думай, что убежишь от нас. Чепуха. Найдем хоть на Полярной звезде. Сиди на одном месте и молчи, как каменный, иначе отдадим тебя властям – под высшую меру.

Сказав это, Витя Каракум вдруг схватил Германа за шею, притянул к себе и заглянул в глаза.

В дверь постучали, и кто-то с упреком проговорил: «Проводник! Это купе заперто!»

Витя Каракум вышел в коридор.

Город остался позади, но Герман не мог прийти в себя. Ему было горько, страшно и тоскливо.

Его не утешали даже мысли о чистой снежной пустыне, сверкающей кристаллами льда на солнце. Нисколько. Ничуть. Словно не было на свете никаких снежных пустынь, и не было солнца.

Его попутчики оказались замкнутыми людьми. Они выглядели угрюмыми, и Герману стало еще тоскливее. Он отправился в ресторан, купил бутылку пива и выпил ее. Затем купил шоколад, сигареты, яблоко, пачку открыток с видами Москвы.

Ему хотелось с кем-нибудь поговорить, но он забыл все приемы быстрого знакомства. Он не мог проявить даже малую изобретательность. На душе у него висел камень размером с утес. Ночью он проснулся в сильном жару, выскочил из купе и побежал в уборную.

Он чувствовал себя грязным, точно его вымазали мазутом. А сердце как будто схватили ледяными руками и тоже сунули в мазут.

– Грязь! – закричал Герман. – Всюдугрязь!

Ему захотелось вымыть свое тело. Прямо здесь, в поезде. С ног и до головы! Он бросился в купе за флаконом яблочного шампуня, вернулся и снял одежду. Дрожа от холода и волнения принялся мыться и вскоре почувствовал себя лучше.

Что еще он может сделать, чтобы стать чистым и сияющим?

Вот что: завтра он купит новую одежду, все предметы до одного. И все другие вещи. Даже авторучка, которой он будет писать письма матери, должна быть новая.

О, как безжалостен страх! Очень трудно с ним справиться. Кажется, страх неодолим и захватывает все тело после одной только ничтожной мысли, растаптывает желания, крадет смех и улыбки, отнимает сон. Можно ли его победить?

Какое же средство против него можно найти?

Герман вспомнил, что говорил ему Глен. Будто на все нужно смотреть с иронией, как на забавное явление. Больше улыбаться. «Страшно? – спросил Глен. – А ты смейся. В голове пусть гремят марши, как на Первое Мая. Говори себе: я не какой-то штымп из переулка, я Гера!»

Герман лежал на полке и рассуждал об этом. Попробовал внушить себе: «Я Гера, и принадлежу только себе. Улыбаюсь, что бы ни случилось».

Он не смог улыбнуться и заплакал.

«Глупости! – подумал он. – Все до единого слова. Какое тут веселье, когда так ужасно страшно?»

Нужно окружить себя новыми вещами. Поселиться в незнакомом городе среди незнакомых людей, читать полезные, нравоучительные книги. Все должно быть новое – предметы, мысли, привычки. Разговаривать нужно только с простыми людьми.

Герман стал думать о незнакомом городе, успокоился и уснул.

Выйдя из поезда на перрон, он продолжал думать о новой жизни. Сейчас он купит билет на самолет, полетит в бело-голубом лайнере на север. Там все будет хорошо.

Герман вспомнил о шоколаде, вынул его и залюбовался оберткой. Ему вдруг захотелось очутиться в ее сюжете. Какой это замечательный мир! Красочное цирковое представление, море улыбок, смеха, детские замирания и восторги. Так же хороши, наверное, и детские игрушки. Нужно подержать их в руках. Пусть они успокоят, прогонят унылые мысли.

Герман отправился в самый большой магазин детских товаров. Он брал в руки игрушки, гладил их и прижимал к себе. Они дарили ему покой, а мысли его очищались, становились светлыми. Он поклялся с уважением относиться теперь ко всякому предмету, не имеющему отношение к миру взрослых людей. Ему сейчас очень хорошо. Бледность проходит, становится легко дышать. Во рту не так сухо, ладони не холодны, у сердца привычный ритм…

Детские игрушки одержали победу над страхом!

Герман бродил по магазину, не замечая других посетителей. В каждом отделе ему было хорошо и спокойно. Мысли текли плавно. Дыхание уже не было прерывистым.

«Вот бы остаться здесь на всю жизнь! – думал Герман. – Каждый день видеть и слышать эти краски и звуки. Вдыхать запахи. Навсегда порвать с грубым и жестоким взрослым миром…»

Да, теперь это его мечта: жить среди игрушек. Север ему больше не нужен. Он ему не поможет. Там взрослые люди и их нравы.

Это обыкновенное географическое понятие – север. А в мире детских игрушек все сияет, смеется и торжествует.