Через час-полтора, проводя от нечего делать очередной променад вокруг фактории, я заметил этих двух бичей, пятившихся из двери соседнего барака. Они тащили куль, похоже, что с орехом. За ними шел молодой, но крепкий веснушчатый парень из компании, приехавшей, как я уже знал, из Вологды.

– Ну, ребят, без обмана, все как договорились – завтра к обеду мешок возвращаете. И бутылку спирта за прокат!

– Да без базара! В натуре все будет, как надо! Фуфло не впарим, все по чесноку! – радостно улыбаясь железными зубами с сияющей желтизной фиксой посередине, успокаивал поддавшегося лоха кривоносый. – Кеха, ты до речки, дальше меняемся!

Шепелявый Кеха молча взвалил мешок на плечи и зашагал в сторону тропы, ведущей к геологическому поселку. Второй последовал следом. Вологжанин стоял на крыльце, с сомнением глядя им вслед. Из двери осанисто вышел кривоногий серьезный мужик в прожженном ватнике, накинутом на голое тело, покрытое синими куполами. Свернув «козью ножку» и закурив, он кивнул в сторону уходящих:

– Ты, Леха, имей в виду и своим скажи. Здесь за базар отвечают. Если в обед все, что Витька с Кешкой наобещали, не принесут, придется вам вечером на ножи их садить, – и, помолчав, добавил: – Иначе никто не поймет.

Наступило и также голодно и печально прошло воскресенье. Бичи, обещавшие вологжанам вернуть орех с наваром, так и не появились. Народ, изнемогающий от безделья, нашел себе занятие: каждый считал своим долгом подойти к пострадавшим, отозвать кого-либо из них в сторону и объяснить, что так просто забыть здесь невыполненные обещания нельзя, «надо кончать». Пятеро молодых парней-студентов из Вологды все больше мрачнели и о чем-то долго спорили, уходя за старую баню. Видно было, что никого резать они не хотят, но как быть в такой ситуации – не знают.

Из тайги выбралось еще пара компаний, одна из них разместилась в нашей половине на верхних нарах, мешки с орехом у них оказались помечены нашитыми красными тряпицами и заняли место тоже под нарами. Осмотрев изобретение Левы, ребята оценили его и тоже спутали свой штабель с мешками проволокой и связками пустых консервных банок. Голод начинал ощущаться все сильнее. Проблема была еще в том, что с продуктами мы, действительно, как-то не рассчитали и еще всю предыдущую неделю на зимовье сидели на полуголодном пайке, питаясь только лепешками, грибами и ягодой. Ну, еще орех, конечно, щелкали. Наташка держалась стойко, но глаза ее стали больше, а фигура – изящней.

Вечером у нас закончилось курево. Утром в понедельник решительный Лева вскрыл один из мешков, нагреб в рюкзак два ведра ореха и, расспросив у «запечного» деда дорогу, направился к геологам. Часа через полтора он вернулся с банкой курганской тушенки и булкой серого хлеба. Ему удалось выпросить в придачу еще и луковицу, а также, что сильно обрадовало, пачку сигарет «Прима». Мы сделали небольшой костерок за баней, разогрели тушенку прямо в жестянке и, сев втроем вокруг, черпая ложками по очереди, умяли содержимое банки с хлебом и луком. Невероятно вкусное оказалось блюдо! Затем мы закурили… И жизнь снова заиграла яркими красками!

В этот же день, ближе к вечеру, на факторию с перевала спустился полноприводный автобус-«пазик». Из него вывалила толпа изрядно пьяных молодых людей с яркими красными надписями «СССР» на белых куртках спортивных костюмов. Видимо, закончился какой-то тренировочный цикл, и команда спортсменов поехала расслабиться, а заодно и ореха заготовить себе на зиму.

При себе у них имелась бумага от Чалдонова с требованием оказывать предъявителям оной всяческую и безоговорочную поддержку. Они переговорили с оставшимся сторожем и радистом Геной. Те указали зимовье, где поблизости еще можно было что-то наколотить, и объяснили, как туда добраться. Выпив и закусив на раскладном столике у автобуса, компания снова загрузилась и отбыла по лесовозной дороге в указанном направлении. От спортсменов удалось узнать, что в лесхозе готовят колонну машин на вывозку ореха. Кузьмич тоже уже там, в конторе, улаживает разные дела. Он, вместе с машинами, должен приехать на факторию в среду. Эта новость обрадовала всех.

Вечером в бараке появился сильно пьяный, но с большим к себе уважением, каюр Толик. С ним находился тоже не особо трезвый радист Гена, который, помимо основной работы, еще включал с темнотой движок дизельной электростанции, освещавшей факторию. Они сели за стол, поставили бутылку водки, открыли банку тушенки, нарезали хлеб, лук и стали дальше пить из граненых стаканов, тоже принесенных с собой.

Судя по их разговорам, они находились в каком-то дальнем родстве. Давнее общение, как вскоре выяснилось, было далеко не безоблачным, периодически какие-то обиды вспоминались, и они начинали выяснять отношения. Затем пили мировую и снова ссорились. Наконец, после очередной разборки на повышенных тонах, Гена встал и ушел из барака. Толик еще выпил и загрустил. Затем несколько раз попытался петь «Сиреневый туман», но получалось плохо, да еще к тому же, кроме первого куплета, он ничего не помнил.

В бараке было душно. Курили все, преимущественно махорку. Запахи портянок и давно не мытых тел тоже добавляли свой вклад в своеобразие обстановки. Наташка очередной раз встала с нар и вышла из барака отдышаться. Хотя Толик и находился в полунирване, вид симпатичной девушки даже несколько отрезвил его. Он обвел ошалелым взглядом барак:

– Нихи-ирасе… Эта… Бикса чья?

Лева, находившийся ближе и пытавшийся при свете импровизированной коптилки читать какой-то журнал, случайно найденный им на чердаке бани, буркнул в ответ:

– Наша. Что-то не устраивает?

На фактории, кроме Натальи, находилось и несколько других женщин. Одна, вполне себе так ничего, симпатичная блондинка, как можно было понять, была при Кузьмиче, обитая в жилой половине конторского дома, кем-то числясь и ничем особо не занимаясь. Изредка ее видели прогуливающейся вдоль речки. Еще три или четыре женщины разного возраста тоже находились в бригадах заготовителей ореха в качестве поварих и ждали вместе со всеми расчета.

Наташку привлек в нашу авантюру тоже Левка. Она была его знакомой соседкой по подъезду, студенткой гидрометеорологического техникума. Пожаловалась, что нынче, из-за каких-то обстоятельств, все лето сидит в городе, а так хочется вырваться куда-нибудь на природу, и не на день-два, а подольше. Практичный Лева поинтересовался – умеет ли она готовить на костре и готова ли к бытовым трудностям вдали от цивилизации? Получив на оба вопроса утвердительный ответ, он согласовал выезд с ее родителями и поставил меня перед фактом, что в нашей с ним предстоящей авантюре будет участвовать еще один человек – симпатичная девчушка восемнадцати лет, обосновав необходимость ее присутствия сугубо утилитарными соображениями. Я не стал долго возражать.

Девчонка оказалась без заскоков, по хозяйству старалась, со своим мнением не лезла, за собой следила. Видимо, она имела какие-то виды на Леву, раз решилась ехать с нами, и вела себя всю дорогу, как примерная девочка. Мы это не обсуждали. Когда несколько раз поначалу ее ненароком чем-то обижали, она прикусывала губу, глаза наливались слезами, лицо застывало. Потом она уходила куда-нибудь в лес, но через недолгое время снова появлялась без следов пережитой драмы на лице, разве что в чуть преувеличенно бодром настроении. В дальнейшем мы старались не допускать такого. У нас самих с Левой, бывало, в спорах чуть до драки не доходило, но Наташка и здесь как-то ловко все разруливала. Так что влилась она в нашу компанию удачно, неурядицы жизни в тайге переживала стойко, и каких-либо фортелей не выкидывала.

– Надо с вами все порешать! – после короткого молчания решительным голосом произнес Толик. – Значит, так. Вы тут на днях в город уезжаете. В городе телок много. Здесь совсем нет. Несправедливо. Оставляете нам девку, а о цене столкуемся!