Арбалет надеялся уйти с головой в работу, хоть как-то забыться и отвлечься. Думал, что может быть, удастся и пораньше освободиться, тем более он хотел расписаться со своей подругой, с которой у них была уже дочь. Арбалет работал и строил далеко идущие планы, но … мы не властны над своим будущим.
Прошло всего пять дней, как Арбалет вышел в зону из карантина. Погода в ту зиму была щедра на холода, а в тот день стоял особенно свирепый, трескучий мороз. Когда работяги пришли с пром.зоны, никого не пустили в отряд, по причине якобы проходившей уборки. Арбалет для приличия, постоял немного со всеми, но стужа поджимала. Он пошёл в отряд один. Бондик плёлся где-то сзади. Сняв обувь с сушилке, он пошёл в секцию, к своему спальному месту. Его окрикнул дневальный Христофор, дагестанец. (За глаза его называли Горбоносый, его боялись, но не уважали за постоянные пакости). Не зная ещё Арбалета, он повёл себя крайне вызывающе. «Э-э-э, ты, рожа этапная» - с презрением начал дневальный, - «Ты куда прёшь? Ты чё, не видишь, уборка? Сюда даже блатные не заходят!» Арбалет попытался смягчить эту ситуацию: «Но я же не блатной, я просто замёрз. Понял?» Христофор был взбешён таким ответом и такой дерзостью.
«Горячий кавказский парень» подбежал к Арбалету, схватил его за грудки и начал трясти. Арбалет не потерял, однако, самообладания и старался мило улыбаться. Спокойно, глядя в хищное, искаженное яростной злобой, лицо, как можно мягче попросил этого грубияна убрать руки. Тот прорычал: «Э-э-э, ты што, боксёр, што ли, наглый такой?» Арбалет ничего не сказал, но подумал, что догадался кавказский блюститель порядка верно. И как только тот отпустил руки, резко ударил его по шее, в сонную артерию. Христофор ещё стоя захрапел, а потом рухнул как обмолоченный сноп.
(Вот так-то, дорогие сограждане, а вы всей страной только охаете и ахаете, и не знаете, как управиться с наглостью этих базарных паразитов и бездельников).
Услышав кипишь, из каптёрки выбежал старшина «Большой» и давай орать на всех. Арбалет не знал его, и не знал чего от него ожидать. Поэтому, на всякий случай, двушкой ударов усыпил и его. Тут уже кипишь поднялся основательный. Начали собираться зэки. Дневальный зашевелился, попытался встать, но Бондик, накрыв его голову одеялом и держа рукой, пригрозил: «Даже не рыпайся!» Вскоре, сбежались и легавые. (Одно интересное наблюдение: когда активисты бьют простых зэков, сотрудники где-то отдыхают, а как только зэки обидят Актив, сотрудники тут как тут. И как им это удаётся?)
Бондик и Арбалет уехали в КИЧу. В КИЧе стоял невыносимый холод, робы оказались вшивыми. Пришлось устраивать кипиши, голодовки, чтобы прожарили эти проклятые робы. Бондик раньше приехал в лагерь, и у него уже были знакомые и друзья. Вот они и грели. Загоняли в ШИЗО чай, сигареты, спирали, провода… Холода стояли зверские. Ночью в углу камеры вешали спираль, один провод в лампочку, другой на массу. Вот так и грелись. За ночь камера прогревалась.
Утром по подъёму заходили легавые. Первым делом заботливо так ощупывали стены (о здоровьи своих подопечных пеклись, конечно). Если стены были тёплыми – немедленно обыск. Шмон по полной. Чаще они не находили ничего, потому что, опытные зэки не теряли бдительности.
За время совместной отсидки, Бондик подробно рассказал Арбалету, что творится в зоне. Закона нет. Все отморозки живут, в основном, группами и землячествами, существование которых, почему-то приветствовалось администрацией (поддержка и заигрывание с землячествами и национальными диаспорами – верный путь к разрыву государства: это уже для безмозглых сановников наших). В зоне идёт постоянная борьба (она же мышиная возня) за тёплые места. Каждая группа, у которой хватало ума и настойчивости, распихивала своих людей на вакантные сытые должности: в столовую, нарядную, пекарку и т.д. Кормёжка в общей столовой, надо прямо сказать, была плохая. Те, кто себя уважал, туда не ходили. Кто как мог договаривались на взаимовыгодных условиях со старшиной столовой, брали продукты в сухом виде, платили деньги, чтобы кушать получше. Изворачивались, кто во что горазд. Кушать все любят. Когда мало продуктов и еды, аппетит всегда хороший. Пекарня также постоянно снабжала хлебом и булочками «блатной мир». Всё было взаимосвязано.
Тогда неплохо в зоне стояли Приморские, Магнитогорские, Иркутские, Златоустовские. Все прижились славно, только не Челябинские. Местные только начали прибывать в зону. Арбалет и Бондик долго беседовали на эти темы. Они договорились, что нужно вылезать наверх по-любому, и занять своё место под коротким лагерным солнцем. Постоянно находясь среди наркоманов, Арбалет потихоньку узнавал и постигал их психологию. Практика общения с такими людьми была весьма обширная, тем более, что в лагере наркотики были доступнее водопроводной воды. Администрация только забубённое пьянство не поощряла, наркотики ей были по барабану.
Зэки тянули их в зону разными способами: кто через вольных, кто через солдат охраны, или за разный высокохудожественный ширпотреб, такой, как кухонные наборы, шкатулки, ножи, ювелирные изделия. Можно было и в робе пронести хоть что: надо только правильно двигаться, чтобы не сдали, и знать, с кем имеешь дело. А ещё СДП на вышке следило за всем происходящим. Но на 5-м отряде, например, все зэки прямо в отряде резали красивейшие шкатулки (эх, и талантливый же народец у нас по зонам попрятан!). Но далеко не каждый мог пойти на вышку и продать эти шкатулки. Надо знать надёжных солдат. Вообще-то в зоне надо много что знать. Были и специальные люди: мастера на все руки. Когда через 15 суток Арбалет и Бондик вышли, их встретили челябинские земляки, которые уже имели в лагере некоторый вес и авторитет. Все были в курсе за избиение актива 4-го отряда Арбалетом, все обсуждали это и были… весьма довольны.
Они пошли в кочегарку, в баню, отмыться от накопившейся за 15 суток грязи. Там была и парилка. Встречали их человек 6-7: Азим-бригадир кочегарки, Пецик – её старшина, Латыш – учётчик, Бабай – бригадир в промке. У всех – должности, все при делах. После бани дали им новое бельё, специально приготовленное к выходу. А потом: торты, печенье, шоколад. Ребята постарались встретить их на должном уровне. Низкий поклон им за это. Посидели, поговорили, что да как. Арбалета знала уже вся зона. Слава постепенно обретала Арбалета, и он с удовлетворением примерял её ветхую, залатанную мантию. Вот так, потихоньку, молодые парни начали зарабатывать авторитет в том крохотном мире, где им суждено было быть.
Утром пошли в пром.зону. Так как почти всю ночь просидели за общением, то взялись не за работу, а легли спать в раздевалке под зэковскими фуфайками. Но поспать им долго не пришлось. Неизвестно, какая в тот день ядовитая муха укусила бригадира. Он забежал в раздевалку, давай орать и всячески оскорблять молодых злодеев. В их родном городе во время Великой отечественной войны делали танки, двигатели, снаряды, катюши и многое другое. Весь район, где жил Арбалет, всегда гордился этим. Их деды и прадеды внесли огромный вклад в победу над фашизмом, и молодое поколение уральцев тоже как-то подсознательно гордилось этим. А Бухой совершил непростительную для взрослого человека ошибку, не с той ноты начал, оскорбил уральскую гордость: «Вы все там, на ЧТЗ, броненосцы, у вас броня» - показывал он на свой лоб, - «в четыре пачки маргарина. Я вам его растоплю! Бегом работать!» - Это было уже крайней точкой. Одного удара Бондика хватило для того, чтобы Бухой потерял весь верхний ряд своих зубов. Он начал убегать, а Арбалет провожал его пинками под зад. Теперь он долго будет знать, что бывает за ущемлённую Тракторозаводскую гордость. Вот так, даже там, на Бакале, молодые земляки наши отстаивали честь своего трудового района.
Бухой рванул в опер.часть доносить и жаловаться на Арбалета и Бондика. Через 10 минут они уже опять сидели в КИЧе – 15 суток. А вся зона гудела, как встревоженный улей, обсуждая это событие. Иркутские земляки Бухого, хотели забить стрелку за своего человека, но потом передумали. Им тоже не особо нравился Бухой, хоть и был их земляком. Они подумали-подумали и решили: лучше дружить с Арбалетом, чем с Бухим.
