Я двинулся вперед, сокращая расстояние между нами, неспособный игнорировать боль от порезов на своих подошвах.
— Прекрати наказывать меня за вчерашнее.
Она холодно рассмеялась.
— Вчерашнее? Ты думаешь, моя ненависть к тебе появилась вчера?
Я нахмурился.
— Конечно. До того как ты увидела, что было на пустоши, я нравился тебе. Ты поцеловала меня. Ты обвила свои ноги вокруг меня, пока я трахал...
— И ты купился на это, ага? — ее улыбка была такой едкой. — Я заставила тебя поцеловать меня. Я заставила тебя трахнуть меня, чтобы доказать правоту.
Огонь в моей крови внезапно потух, оставлял мое сердце чернеть и обугливаться, стремясь к вползающему холоду в темноту. Мой голос стал бесчувственно пустым.
— О чем ты?
«Ты использовала меня.
Как и они.
Ты лгала мне.
Как и они».
— Я заставила тебя поцеловать меня, чтобы доказать, что у тебя есть душа. У тебя она есть. Теперь я вижу это. Но она мне не нравится, — она втянула воздух и надменно задрала подбородок. — Я переспала с тобой, потому что была слабой, и потому что верила, что ты другой. Но ничем не отличаешься. Ты поиграешь со мной, причинишь боль и в конце концов убьешь. А потом ты похоронишь меня рядом с гниющими трупами моей семьи.
Ее кровь быстро перекачивалась под моим прикосновением. Из ниоткуда появилась моя головная боль. Я находился здесь всего десять минут, а казалось, будто вечность. Вечность, в которой все мои фантазии испарились и им на смену пришли кошмары.
— Чего ты хочешь от меня? Извинения? Гребан...
— Дело все в том, что я вообще ничего не хочу от тебя. Все, чего я хочу — это не иметь никаких дел с тобой или твоими родственниками вновь. Я планирую остаться в своих покоях, пока не придет время платить долг. Мне плевать, сколько времени это займет, или что ты со мной сделаешь, но я покончила с твоими глупыми играми.
Все мои мышцы напряглись.
Глупые игры?
Она думала, что мои сообщения были глупой игрой? Она думала, что все, через что я прошел, было глупой игрой?
Лед превратился в дождь со снегом, который падал на мою душу.
— Что ты сказала?
В ее глазах блестела равнодушное убеждение.
— Я ошибалась, думая, что у меня есть хоть какая-то власть над судьбой. После того как я увидела могилы, я сняла розовые очки.
— Поэтому ты решила запереться в комнате и ждать смерти?
Она кивнула.
— Свобода перемещения по этому месту, получение подарков и наслаждение компаний этих людей дает неправильное представление о ситуации. Я больше не буду соглашаться на это. Я пленница и отказываюсь забывать это.
Я хотел влепить ей пощечину. Я хотел кинуть ее на кровать и трахнуть ее. Кто бы ни была эта женщина передо мной, она точно не та Нила, которая разрушала меня.
Она думала, что не могла изменить мою семью? Возможно, она была права. Но она точно, черт подери, изменила меня.
— Все, что ты сказала, — чушь.
Она пожала плечами.
— Верь во что хочешь.
Я всмотрелся в ее глаза, пытаясь копнуть, как можно глубже, чтобы увидеть правду. Что-то в этой резкой перемене казалось фальшью.
Она смотрела прямо на меня, ничего не тая.
У нас заканчивалось время. Вытащить из нее правду придется попозже.
— Хватит драмы. Мы уходим, — пробормотал я. — Пришло время.
Она фыркнула.
— Делай то, что нужно. Уверена, в Аду припасено специальное место для всех Хоук.
— Проклятье, Нила!
Она вздрогнула.
У меня не было сил на еще одну ссору с ней, особенно учитывая то, что мне надо было сконцентрироваться и пройти через все, что должно произойти.
— Веди себя как положено. Хоть один разок в своей гребаной жизни доверься без полного понимания всего.
Дернув ее за руку, я потащил ее к выходу.
Каким-то волшебным образом, она освободилась из моего захвата и сама пошла к двери.
Я сжал челюсть, когда она бросила мне отстраненный взгляд и исчезла в коридоре.
Гребаная женщина.
Догнав ее, я взял ее за руку.
Мое сердце пропустило удар от такого простого прикосновения. До этого времени я всегда хватал ее за локоть или предплечье — кристально ясно показывая наши роли. Итак, что же я делаю, беря ее за руку, будто мы равные?
Ее пальцы дернулись, а затем она переплела их с моими.
Мой член затвердел, и я резко остановился. Я хотел ее.
Ее ногти были длинными, и кончиками она внезапно провела по тыльной стороне моей руки.
Я втянул воздух между зубами. Болезненное покалывание вернуло меня в воспоминание о том, как она царапала мою спину, пока я входил в нее.
Ее пальцы побелели, когда она усилила захват. Я даже не вздрогнул, когда два ее ногтя прорвали мою кожу, выпуская кровь. Это был прекрасный пример ее срыва. Она не понимала меня. Не понимала, что давала лучший из возможных подарков. С болью приходит облегчение, а с облегчением приходит холод.
Мое сердце замедлило ритм. Мой нрав усмирился. Любое воспоминание о пламени исчезло.
— Спасибо за то, что напомнила мою роль в своей жизни, мисс Уивер. То, что сейчас произошло, не повторится.
«Я не буду настолько слабым, чтобы вновь поцеловать тебя.
Я не буду настолько глупым, чтобы поверить, что ты видишь меня настоящего».
Она дернула подбородком.
— Хорошо.
Я вернулся к покорному перворожденному сыночку.
— Будь любезна, убери свои когти.
Скромная улыбка заиграла на ее губах.
— Мои когти? — она невинно заморгала. — Не понимаю о чем ты.
Опустив голову, я пробормотал.
— Ты прекрасно понимаешь, о чем я.
Свои когти, которые стискивают мое сердце.
Распутав наш пальцы, я схватил ее за локоть. Боль, там, где ее ногти ранили меня, помогла сосредоточиться. Я был ослеплен ею. Загипнотизирован обещанием большего — связи, о которой я не смел и мечтать.
Все это было ложью.
И меня уже тошнит из-за того, что меня постоянно используют.
Шагая по коридору и таща за собой добычу, я произнес:
— Достаточно, мисс Уивер. Достаточно игр. Мы покончили с этим.
Верхняя комната.
Комната спрятанная на втором этаже, в тупике. Серванты, расставленные в коридорах, выставляли напоказ древние работы вязания крючком и спицами. Братьям «Блэк Даймонд» и посетителям было запрещено здесь появляться.
Это было женское крыло — здесь жили моя бабушка и сестра, а еще здесь находился кабинет отца и личные покои. Его спальня находилась выше на другом этаже, в одной из башен. Неприступная и заполненная оружием, готовая к войне, которая никак не начиналась.
Нила не разговаривала, пока я вел ее по огромной каменной лестнице вверх к восточному крылу. Она следовала послушно, но сильно отставала, мне практически приходилось тащить ее.
— Куда ты ведешь меня? — ее взгляд путешествовал по второму этажу, когда мы ступили на него.
— Ты скоро все узнаешь, — стиснув зубы, я потащил ее за собой.
— Это сделали Уивер? — спросила она, когда дернула меня и остановилась, чтобы рассмотреть вышитое полотно, на котором был изображен «Хоуксбридж Холл», купающийся в солнечном свете, пока на переднем газоне гарцевали лошади.
— Нет.
Ее взгляд встретился с моим.
— Тогда кто?
— Тот, о ком тебе не обязательно знать. — Мы двинулись дальше к огромным двойным дверям в конце коридора.
— Ты здесь спишь? Я имею в виду, наверху?
Я повернул голову, чтобы взглянуть на нее.
— Ты спрашиваешь, здесь ли мои покои? — притянув ее поближе, я страстно прошептал в ее ушко: — А зачем тебе? Хочешь прошмыгнуть ко мне и трахнуть меня? Или, возможно, убить меня, что вероятнее у тебя на уме?
Она затряслась от гнева.
— Как будто я скажу тебе.
Моя ладонь так и чесалась ударить снова. Я никогда не был жестоким человеком, предпочитая запугивать холодностью, чем кулаками, но черт подери, она с трудом позволяла помнить, кем я был, и что от меня ожидали.
Я потерял себя.
Я, мать вашу, сбился с пути.
— Прекрати задавать вопросы. — Положив ладонь на дверь, я надавил, чтобы открыть ее.