Отношение бабки проявлялось практически во всем. Мальчик не мог выходить из дома после шести вечера, и ложился спать не позже девяти. Ваня — типичная 'сова' — еще долго ворочался и не мог заснуть, после того, как бабка выключала свет в его комнате. В это время сама старуха смотрела глупые сериалы, и всегда включала телевизор на полную громкость, так как слегка страдала глухотой. Ваня слушал эти сериалы до одиннадцати, а потом из гостиной разносился громкий старческий храп. Он не засыпал до часу, и бабушка поднимала его в семь. Перед тем, как пойти в школу, он обязан приготовить им обоим завтрак, потому что старуха жаловалась на артрит, и еще обвиняла внука в неблагодарности. Якобы, она готовит обед и ужин, а он еще недоволен тем, что, видите ли, не выспался. Да она и так все свободное время отдает тому, чтобы из такого оболтуса вышел хоть какой-то толк. При этом она всегда приводила в пример его отца, и пример этот служил вовсе не для подражания.
— Ты посуду давай лучше мой! А то вырастишь таким же дурнем, как и он! — говорила бабка сегодня утром, старым скрипучим голосом. Она никогда не называла отца по имени, только 'он'. — Дочку мою в гроб загнал, а теперь сынок его меня туда же хочет! Но не получится у вас. Мы, Замашные, крепкие.
Непонятно почему, но бабка очень гордилась своей фамилией, и даже советовала дочери не менять ее, после замужества. Но та все же не послушала мать и взяла фамилию мужа — Скрябина. Ваня тоже носил эту фамилию, и теперь уже бабка не хотела, чтобы он ее сменил. Такой недоносок не может носить их прославленную фамилию.
Ваня простоял на коленях почти час. Он видел этот угол настолько часто, что знал, как он выглядит, так сказать, в деталях. Иногда эти старые, засиженные мухами обои, ему даже снились. Он точно знал количество черных точек, количество квадратиков, и количество декоративных цветочков. Когда бабушка позволила ему встать, на коленях остались сотни маленьких красных точек, что, как Иван прекрасно знал, очень скоро начнут чесаться. Он кое-как прошел на кухню, чтобы поужинать. Бабка редко готовила, несмотря на свои заявления. Так их рацион обычно составлял дешевый 'Анаком' с сосисками на обед, и вечером, те же сосиски и растворимое картофельное пюре. Этот вечер не стал исключением из правил, еда осталась прежней.
Ваня поел и пошел смотреть телевизор. Бабка в это время садилась за книгу, и это самые лучшие часы за весь день. Но телевизионные программы не хотели связываться в голове Ивана во что-то осмысленное — там крутились события сегодняшнего дня. Ваня получил фингал от Вовки, и ему пришлось еще унижаться и просить прощения за то, что он его якобы толкнул. Вообще, Вовка по праву считался одним из самых завзятых школьных хулиганов, и еще к тому же оставался на второй год. Он остался бы и на третий, если бы не заслуги на спортивном поприще — благодаря нему школа не ударяла в грязь лицом на районных соревнованиях. Ваня жил в Химках, спортивная конкуренция в районе тут очень приличная, но, несмотря на это, Вовка заслужил звание чемпиона московской области по боксу среди своего возраста, чего уж говорить об их школе. Вовка не давал прохода не только Ване, но и всем одноклассникам и сверстникам вообще. И еще он любил шутить. Но так как был дураком, шутки предпочитал дурацкие, вроде макания в унитаз головой.
Почти круглый отличник, да и ко всему прочему слабоватый Ваня, частенько попадал под горячую руку Вовы. Обычно, когда Ваня видел того в школьных коридорах на перемене, он старался куда-нибудь смыться, но в этот раз получилось так, что он не заметил выходящего из-за угла хулигана, и врезался в него. От удара Ваня пострадал больше чем Вова, но тот затащил его в угол и, заставив извиниться, дал по лицу кулаком.
И сегодня Ваня сидел и представлял, как побьет врага, когда вырастит. Но в глубине души он сомневался, что такой момент когда-нибудь настанет. Богатое воображение рисовало только печальные картины, складывающиеся в скучное будущее. Вова даже не мог предположить, насколько ошибается.
Вечер окончился как обычно. В восемь бабушка отогнала его от экрана, и он пошел делать уроки. Это тоже один из лучших часов за день. Нет, он не любил делать все уроки подряд, но один предмет его очень занимал. Как ни странно не рисование, или история, или биология, а математика. Он и сам не мог понять почему, но, решая различные уравнения, он чувствовал себя просто превосходно. Весь учебник математики он уже давно решил и перерешил, причем, не раз. Он обогнал класс примерно на год, и теперь можно просто переписать решенные уравнения из черновика, и уроки сделаны. Но Ваня, конечно, этого не сделает. Он заново все посчитает и решит, для него даже самая простая задача — прекрасна. Даже, наверное, в самых простых, он находил наибольшее удовольствие и смысл. Ну вот, хотя бы — дважды два. Вроде, ничего сложного, но нельзя просто поставить после знака равно четыре. При решении простых задач у него в голове всегда появлялся вопрос: а что, собственно, из себя представляет два? Два, это еще ладно, а что такое один? Ведь единичка могла быть чем угодно, хоть яблоком, хоть грузовиком, но ведь она должна быть и еще чем-то. Что если цифры, используемые нами совершенно условно, тоже имеют какое-то значение? Иногда эти мысли заводили его куда-то вдаль собственного сознания, и ему почему-то становилось страшно. Со сложными уравнениями такого не происходило, а вот с простыми — всегда.
Когда он лег в постель, под грозным взором бабушки, мысли о цифрах все еще не покинули его. Он лежал и ворочался, а за стенкой Эдоардо говорил Марии, как он ее любит. Шли часы, в полной темноте летали цифры. Тут есть двойки, похожие на лебедей, тройки, что почему-то всегда старались перемножаться на самих себя или сложиться, а в результате получались девятки с шестерками, и зловеще переплетались в знак гармонии добра и зла. Иногда четверки превращались в стулья, пятерки в мертвых уток, семерки неизменно рубили лес, а восьмерки ходили, покачивая широкими бедрами. Но он все ждал и ждал единицу. Похожая на копье, она маячила на задворках сознания, никак не желая появляться, и открывать ему свои секреты. Он впал в полудрему. Он все ощущал, и в то же время не мог пошевелить конечностями. И вот, то, чего он так долго ждал, случилось. В бесконечной пустоте сознания что-то появилось. Это она — единица. Вот только не римская палочка, и не показательно острый первый угол, а такая, какая она в действительности. Маленькая желтая точка вспыхнула в просторах безбрежного ноля и впилась в его плоть. Ноль недовольно заурчал — он впервые хоть что-то почувствовал. Ему просто пришлось это сделать, потому что единица унесла его спокойствие. Но точка начала расти. Вот она поделилась, подобно инфузории, и вскоре их уже стало четыре. Но в это деление никак не хотела вписаться тройка, и, наверное, поэтому, она захотела умножиться. Единицы продолжали плодиться, скоро их появилось достаточно, чтобы сложиться в математические формулы. От простого сложения они перешли к умножению, потом к делению, потом к корням, потом к логарифмам… После логарифмов взор уже не мог уследить за ними. Вместе с понятной простотой уравнений, пропал их смысл. Но формулы все росли, набирали силу и вот, пред внутренним взором Ивана предстала картина превращения. Формулы настолько усложнились, что им пришлось превратиться в землю, небо, траву, солнце, животных, насекомых и, наконец, в людей. Ваня посмотрел на себя и понял, что тоже сделан из формул. Но его мозг пока не столь могуч, чтобы их решить, поэтому он не видел смысла расшифровке. Но Ваня понял и еще кое-что. Несмотря на огромную сложность формул его организма, как и всего остального в мире, он — всего лишь набор единичек. Яркая желтая точка снова превратилась в угол, и он уснул.
Следующее утро было воскресным и являлось гордым, последним выходным в этом году. Хотя Ваня и не сильно ждал Нового Года — бабка никогда не расщедривалась на подарки, и единственное, что в этом дне есть хорошего, это праздничный стол. Хотя, какой там стол, если разобраться. Шедевр бабули — это оливье и пакет мандаринов, но первого января можно сходить к друзьям в гости и напроситься на лакомства. В детстве слова 'воскресенье' и 'выходной' — одни из самых любимых. Любил их и Ваня, вот только старая перечница умудрялась испортить и это. Во-первых, правило, что вставать надо в семь, никоим образом не отменялось. А для ребенка не выспаться это, пожалуй, самое страшное в жизни. Как и для многих взрослых, между прочим. Далее, бабка считала, что раз выходной у внука, значит, и у нее тоже. И все обязанности о приготовлении обеда и ужина легли на хрупкие плечи Ивана. Хотя, в этом ничего сложного нет. Если учесть, что они ели, достаточно просто поставить чайник на плиту и все. А тут еще праздник на носу, и надо накупить продуктов. И вместо того, чтобы пойти поиграть с друзьями в снежки, Ване предлагалось прогуляться с авоськой три километра до торгового центра, и закупить еды. При этом бабка всегда требовала, чтобы он брал чеки, и тщательно сверяла их со сдачей.
